Современному человеку, живущему в мире, где национальные государства - это самый распространенный тип политических организаций, а националистический дискурс звучит повсеместно, очень сложно принять (да и понять), что нации - это не существующие всегда сообщества, а продукты довольно недавнего времени. Еще сложнее принять тот факт, что нации могут отсутствовать, а политическое сообщество при этом прекрасно существовать. Пример с русской нацией может считаться в данном случаем классическим. Классическим примером "нации Шредингера" - о ней все говорят, но никто ее не видел. Разберем этот феномен применительно к началу XX века и посмотрим, что изменилось спустя столетие.
Какой бы теории нации ни придерживаться - примордиалистской (в любом ее изводе: хоть марксистском, хоть биологическом) или конструктивистской, необходимо понимать: если мы говорим о том, что нация существует, она должна себя как-то проявлять. Причем не просто "как-то", а именно как нация, то есть сообщество, обладающее какими-то признаками. И вот тут мы сталкиваемся с серьезной проблемой. Возьмем классическое определение нации Сталина (которое в общем-то разделяют все примордиалисты): исторически сложившуюся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада.
- Общность языка. Здесь проблема в том, что в начале XX века существовал литературный русский язык, которым владело меньшинство населения империи (причем разной этнической принадлежности) и множество локальных диалектов. И тут уже политические взгляды определяли, считать ли это диалектами одного языка, или самостоятельными языками: малороссийский диалект или украинский язык. В любом случае крестьяне из одного уголка страны далеко не всегда понимали бы крестьян из другого - если бы они могли общаться в условиях отсутствия развитой системы коммуникаций.
- Общность территории. Безусловно, все пространство Российской империи было единым. Проблема в том, что там проживало очень много разных народов, сформировавшихся в разных условиях и не ощущающих свое единство с другими - единство в плане нации. Если рассматривать русский этнос, то место его происхождения - это территория Великого княжества Московского и прилежащие земли, а к началу XX века произошло расселение на куда большую территорию. И условия, в которых жили русские в Якутии, Финляндии, Поволжье или на Кавказе различались очень сильно.
- Общность экономической жизни. Здесь все еще печальнее. Вплоть до строительства Транссиба большая часть империи (Сибирь, Дальний Восток и Средняя Азия) была фактически исключена из единой экономической системы. А после его создания, практически сразу был введен Челябинский тарифный перелом - фактически установление внутренней таможни. Принцип "недоедим, но вывезем" тоже свидетельствовал о том, что общность экономической жизни как таковая отсутствовала - проще было вывести зерно за границу через черноморские порты, чем довести его до голодающих губерний внутренней России. Можно говорить о существовании на пространстве империи множества локальных экономических зон, но не единого экономического пространства (тем более - единого русского экономического пространства).
- Общность психического склада. Здесь проблема в том, что его как таковой никто не изучал. Но этнографы, занимавшиеся изучением отдельных регионов отмечали различия в психологии между ними. Причем тут тоже был во многом вопрос политический, например, сибирские областники упирали на отличие психического склада сибиряков от жителей Европейской России. Взять хотя бы тот факт, что разные авторы выделяли то особый коллективизм русских, то наоборот, говорили о высокой степени индивидуализма.
Если следовать этому определению, то можно выделить русскую нацию - но только в границах центрального района нечерноземья. Хотя и тут будут серьезные различия между горожанами и жителями сельской местности. Проблема в том, что вряд ли представители этой "нечерноземной нации" воспринимали себя как русских, противопоставляя себя всем остальным регионам. Что изменилось за сто лет? Сейчас литературный русский язык распространен на всем пространстве Российской Федерации, на нем говорят представители всех этносов, а локальные языковые различия все больше стираются - в том числе благодаря общению в сети интернет. Общность территории - да, безусловно. А то, что большая часть населения теперь живет в городах еще больше унифицирует образ жизни. Единое экономическое пространство - в целом да, вот только оно построено не на взаимодействии регионов между собой, а на их взаимодействии с центром. Хотя подвижки здесь есть, интеграция идет. Общность психического склада - в целом, исследования социологов и этнопсихологов показывают, что действительно много общего. Хотя события последнего года отчетливо показали, что полного единства в этом отношении нет. Вроде в целом все признаки так или иначе работают, правда получается, что русская нация - это скорее нация российская, поскольку включает в себя все население. И если русские вполне могут считать русскими хоть татар, хоть калмыков, хоть чеченцев, те себя во многом еще отличают, а потому вряд ли согласятся считать себя частью именно русской нации, хотя российской - вполне. Другое дело, что тут возникает еще одна проблема - что делать с русскоязычным населением за пределами России (с учетом того, что оно не представляет собой единства).
Рассматривая нацию с позиции конструктивизма мы сталкиваемся с не меньшим количеством трудностей. Для начала XX века они связаны с низким уровнем грамотности и отсутствием развитых средств коммуникации внутри империи. Для того, чтобы нация как воображаемое сообщество существовало, его члены должны его постоянно "воображать", а для этого они должны быть связаны прочной сетью коммуникации. И если сами идеи, вокруг которых конструируется нация, создаются элитами (интеллектуальными и политическими), то чтобы их воспринимать население должно как минимум уметь читать и получать информацию как можно быстрее. А с этим в империи были серьезные проблемы. Но куда большая проблема была с выработкой идей, потому что среди элит не существовало единого понимания того, кто такие русские. Даже если мы возьмем тех, кого условно называют русскими националистами (черносотенные партии и движения), то увидим, что среди них тоже не было единства: русскими считались то все лояльные подданные империи (кроме евреев), то только православные и говорящие на русском языке (а если они не считают свой язык русским, то что тогда?). Более того, с точки зрения конструктивизма, нация - это политическое сообщество граждан, а черносотенцы принципиально выступали против представительных органов власти, считая Государственную Думу изобретением врагов русского народа, которое надо уничтожить. Если же брать представителей других политических платформ, то там ситуация с выделением русской нации была ничуть не лучше - так же существовали разные подходы к тому, как очертить ее границы. Ну и вопрос с политическим представительством стоял не менее остро - как соединить идею равного гражданства с идеей существования многих наций (были сторонники создания на пространстве империи множества национальных государств, но вопрос их количества и границ стоял очень остро). В результате сложилась парадоксальная ситуация - было много групп среди интеллигенции, претендовавшие на то, что они представляют русскую нацию, при этом выдвигавших совершенно разные идеи и постоянно враждующие между собой. И было большинство населения империи, которое об этих группах и их идеях ничего не знало и вообще не мыслило категориями нации.
За сто лет, прошедших с тех пор, в этом плане мало что изменилось. Сейчас тоже есть группы, считающие себя выразителями идей русской нации, вот только известны они исключительно в своих узких кругах. До сих пор нет единого понимания того, кто должен входить в состав русской нации. А с учетом того, что у нас провозглашено равенство граждан и их участие в политической жизни, мы снова приходим к тому, что есть российская политическая нация, включающая в себя все население страны.
Казалось бы, все сводится к тому, что в России есть одна нация - россияне. Проблема в том, что в рамках любого подхода подразумевается, что нация - это еще и культурное единство, высокий уровень унификации. А в рамках российской нации мы видим множество вариантов, что противоречит любой теории нации. Соответственно надо признать, что либо россияне - это исключение из теории нации (как и американцы), либо, что россияне (и американцы) - это не нация, а какое-то иное сообщество. С русской нацией же все получается просто: о ней очень много говорят, но она себя не проявляла ни в начале века XX, ни сейчас. Такая вот "нация Шредингера".