- Чувствуете, какой тяжёлый воздух сегодня? – глубоко вдохнув, спросила Мария.
- В Москве он всегда такой, - с видом знатока ответил Григорий.
- Вы москвич?
- К счастью - нет, - улыбнулся парень, оголив при этом ряд ровных белых зубов.
- Почему же «к счастью»?
Он на мгновение задумался:
- Москва хороша лишь для тех, кто здесь родился и вырос. Ну а мне, сибиряку, да ещё с корнями донских казаков слишком тесно здесь, слишком людно, слишком душно.
- Я, кажется, понимаю, о чём Вы говорите. Большую часть жизни я провела на Северном Кавказе, считаю его своей родиной и, наверное, через пару дней и меня начнут давить здешние суета, всюду мельтешащие лица незнакомых людей, гонка за материальными благами, шум и этот невыносимый воздух.
- Большую часть жизни? - повторил оброненную Марией фразу молодой человек и лукаво усмехнулся, - Вы ещё так юны…
- Да, - смутившись, ответила она и покосилась на подругу. Та невольно отвела взгляд.
- А я заметила, как Вы смотрели на меня во время съёмки, - постаралась перевести тему разговора Белозёрская. О чём о чём, а о возрасте ей точно не хотелось говорить.
- Вам показалось это неприличным?
- Отнюдь, мне показалось это забавным.
Все четверо остановились в заминке. Мария задумалась о том, что могло быть общего у неё с этими молодыми людьми. Определённо ничего. И даже с ноткой горести пришла к выводу, что настала пора им с Зиной откланяться и идти дальше своей дорогой. Исподлобья посмотрела она на своего собеседника. Красивый профиль, хорошо сложенная фигура, мягкая уверенная походка выдавали в нём породу. О, такой как он, даже состарившись, останется красавцем. Уж кто-кто, а она сама, владея тем необыкновенным набором генов, прекрасно умела распознать их в другом человеке. Такой точно не превратится в толстого, беззубого и плешивого старика. Не смотря на происки времени, он останется подтянутым, с ровной осанкой и хорошими манерами даже в девяносто. Это вам не глупый бортпроводник, не нахальный таксист, рядом с ней шёл молодой человек совершенно другого покроя. Она это почувствовала, сама не зная как. Может быть, он излучал что-то особенное, понятное только ей одной. И если бы не тот груз десятилетий за спиной, то, возможно, Мария поступила иначе, но он был так молод! Впереди его жизни было столько хорошего и интересного. А что она? Её путь уже пройден, и она ощутила себя воровкой, нагло крадущей чужое счастье.
- Вы не будете против, если я закурю? – прервал тишину голос Григория.
Девушки пожали плечами.
- Вообще-то я не курю, а так, знаете, больше балуюсь, - начал было оправдываться молодой человек.
- Да нам-то что? Травитесь на здоровье… Нам нет никакого дела… - с сожалением выдохнула Белозёрская.
Он заглянул ей прямо в глаза. Что-то необыкновенное волной поднялось в её душе, и она невольно отвела взгляд.
- Нам пора, – спешно сказала она и строго посмотрела на Зину. - Приятно было познакомиться. Прощайте!
Григорий, молча, дымил своей трубкой. Скрупулёзно всматриваясь в лицо девушки, он точно знал одно, что уже никуда не отпустит её. Что вот он настал, тот самый Бонапартовский момент, которого он так долго ждал. Глаза его вспыхнули, он вынул изо рта трубку и спокойно произнёс:
- А давайте перейдём на «ты».
Все трое, опешив, посмотрели на него.
- Не стоит спешить, - педантично продолжил он. - Ваше от вас никуда не уйдёт. Вы сейчас на Тверскую? К Белорусской площади?
- Да, - удивлённо взмахнула чёрными ресницами Мария, - как Вы, то есть ты догадался?
- Это было не трудно. Москва. 9 мая. Бессмертный полк… Нам тоже туда. Поедем вместе!
Его тон не принимал возражений. Зина с Пётром интуитивно догадывались, что выбор оставался не за ними. Мария колебалась. Она не хотела показывать мужчине свою слабость, ведь, по сути, была такой же, как и он, только в своём хрупком женском обличье. Тогда он протянул ей свою ладонь:
- По рукам?
- Без права выбора, - тихо усмехнулся Петя.
Его слова сыграли решающую роль. Мария Васильевна Белозёрская на этот раз не стала противиться своей воле. «К чёрту всё!» – подумала она. – «Все условности! Все возрастные барьеры! Все приличия и правила! К чёрту абсолютно всё! Не ради ли этого стоит попробовать? Не ради ли этого они с Зиной заварили кашу? Да! Ради того, чтобы вновь почувствовать вкус жизни со всеми её прелестями и соблазнами! Ради собственных чувств, желаний, ощущений, мыслей и фантазий, прихотей и капризов!» Она в упор посмотрела на Григория. Его дьявольская красота, пышущая молодостью плоть, незаурядный ум и смелость одержали над ней верх. Звонко ударив по крепкой мужской ладони, она охотно согласилась:
- По рукам!
Зинаида с Петром переглянулись. Что-то непонятное для них двоих произошло сейчас. Молодые люди ещё немного потоптались на месте, соблюдая рамки приличия, а после двинулись к Кутузовскому проспекту. Машина, ожидающая своих владельцев на парковке, немного смутила девушек. Белозёрская залихватски присвистнула, подходя к чёрному сотому Лэнд Крузеру. Похлопав его по капоту, причмокнула губами:
- У нас на таких по горам гоняют!
- У нас тоже, - улыбнулся ей в ответ Гриша.
Когда все уселись в салон, мощный двигатель с рёвом зашумел, приводя в рабочее состояние весь свой могучий организм и, оторвавшись, словно спринтер от старта, покатил по пёстрым московским улицам в сторону Белорусской площади.
В пятнадцать часов пять минут от Ленинградского проспекта по улице Тверской в сторону Красной площади, под звуки советских песен военных лет двинулась живая река бессмертного полка. Больше миллиона участников, пришедших, приехавших, прилетевших и приплывших из разных уголков земли гордо подняли портреты своих родных и близких, символизируя тем самым вечную память о подвиге великого и непобедимого народа.
Вот чьи-то руки на одном из портретов пронесли усатого моряка, а вот на том, облачённую во всё белое сестру милосердия, а вон там бравого вида генерала, а на этом с курительной трубкой в руках авиаконструктора, а вот лётчик на фоне своего самолёта и рядом с ним едва оперившийся лопоухий рядовой. И каждый из них, молчаливо глядящих с фотографий, ценой собственной жизни приблизил день сегодняшний, мирный и безмятежный.
Плечом к плечу зашагали транспаранты, плечом к плечу зашагали потомки, несущие их. А ведь это живых миллион! Но если помножить их на лица с портретов получится вдвое, даже втрое большее число. И в этот великий день в году два, три, четыре миллиона лиц пройдёт в незабываемом, вечном и не знающем смерти полку.
Бурлит река радостью, воспоминаниями, горечью потерь, солью невинно пролитой крови. И стар и млад смешался в ней, слился в одно единое понятие «Победа». А ведь в этом самом слове заковано и другое, более глубокое и правдивое - «беда». И оно первичное и ключевое для страшного слова «война». Спросите как-нибудь человека бывалого, понюхавшего пороху, что самое ужасное на земле? Не задумываясь, он ответит вам – война! И это будет сущей правдой. А что же может быть хуже того? Болезнь? Несчастная судьба? Потеря близких? Они итак никуда не деваются, а сопутствуют нам и в мирной жизни. И так же они разрушительны и страшны в своей силе, как и война, но разница всё же есть.
Болезни, как считали древние, посылают нам небеса, но на самом же деле это неспособность, несостоятельность нашего организма противостоять разного рода вирусам, бактериям и микробам, сосуществующим вместе с нами на земле. Также это может объясняться несовершенством человеческой иммунной системы, генного набора, соматики справляться с разного рода сбоями. И это так индивидуально! Один и тот же недуг по-разному может быть воспринят разными людьми. Одни могут исцелиться от рака, другие же умереть от банальной простуды. При этом у каждого почти всегда есть шанс, надежда на спасение. Почти всегда.
В случае же с несчастной судьбой, так мы же сами кузнецы собственного счастья. Ковать, делать вид, что куёшь или стоять рядом и смотреть на кующего, дело сугубо личное. Каждый выбирает, что ему ближе по сердцу, по душе. И здесь уж некого винить. Да и счастье-то у каждого своё. У кого-то поле ромашек, а у кого-то сейф с тайным кодом. И здесь есть право выбора и даже некий шанс.
Вот с потерей близких дело обстоит гораздо хуже. Не находится для неё оправдательных слов, даже для старческой, биологической, по возрасту приходящей. Что уж говорить о детях малых или пышущего здоровьем молодого поколения. Но, так устроен мир. Человек рождается, чтобы умереть. И всё это в условиях мира не так заметно, не так значимо для общества в целом. Это ведь его нормальные внутренние нерушимые законы.
А вот теперь представим, что жив ты и здоров и дети твои тоже, и жена красавица, и старики, спокойно доживающие свой век. И счастлив ты тем, что есть у тебя семья, дом, работа, родина. И руки твои сильные, чтобы пахать и строить, жену обнять, детей приголубить и крепко другу его такую же крепкую руку пожать. И словно гром, среди ясного неба звучит страшное известие – война!
В одночасье рушится весь твой мир. И ничего нет в твоих руках. Насильно отнимают у тебя твоё ромашковое поле, сжигают дом, отца и мать прилюдно вешают, вытирают ноги о красавицу жену, а детей увозят в далёкие дали так, что и не найти никогда. И сам ты вроде добрый малый, не сделавший плохого никому, невольно начинаешь проливать чужую кровь… за стариков, за любушку жену, за деток родных, за поле в белых ромашках, за чистое мирное небо… Без права выбора… Без надежды на спасение… Без единого шанса… за себя… за них… за нас…
«Ничего нет страшнее войны!» - не задумываясь, ответит тот, кто понюхал пороху. И ты не кичись, не спорь, а просто задумайся…
Людская река памяти становилась всё полноводнее и живее. Четыре знакомых нам юных лица следовало по её течению. Больше всех выделялся из толпы своим ростом Григорий. Его голова торчала выше остальных. Он подсадил на свои плечи какого-то мальца, открыв ему обзор более обширный и красочный. В полку-то маленьким кроме вперёд шагающих ног ничего и видно, зато - сверху постоянно мелькающие квадрокоптеры, ведущие съёмку с воздуха и старающиеся запечатлеть каждый кадр этого дня, с балконов летящие ленты, цветы, бесконечное море шаров и выкриков с поздравлениями. Петя не мог идти спокойно, всё время он примыкал то к одним, то к другим участникам, заговаривал с людьми, просил рассказать о войне, о людях с фотографий, сам рассказывал что-то своё и его товарищ сильно переживал, как бы он снова не потерялся.
- А вы, почему без транспарантов? Разве у вас никто не воевал? – спросила Марию с Зиной, идущая рядом женщина. Она несла целый стенд с множеством маленьких фотографий. Ростовская учительница истории приехала в Москву, как представитель от всей средней школы, в которой преподавала. На её стенд ученики сами наклеили портреты своих прадедов-героев и от руки написали их имена и фамилии, звания, годы жизни и награды. Получилось забавно и как-то по-доброму тепло.
- Почему не воевали? – ответила ей Мария.
- Ещё как воевали! – подхватила её Зина, - просто не успели сделать.
- Что ж вы так, девчонки, в следующий раз обязательно! Мои ребята вон целый месяц старались, - и она указала на свой большущий транспарант, сплошь исписанный детским почерком.
- Конечно, обязательно, - улыбнулась ей Белозёрская.
- И правда, чёй-то мы не подумали, - пожалела подруга
- Да когда думать-то было, если с бухты-барахты всё получилось.
- Ох и духота, - подойдя поближе к девушкам и разыскивая глазами Петра, вздохнул Григорий. – Дождь будет, даю голову на отсечение.
- Нет. Не будет точно! – категорично заявила Зина. - У меня всегда на погоду суставы крутит и кости ломит.
Молодой человек взорвался внезапным смехом, да так громко, что испугал сидящего на плечах ребёнка и его пришлось возвращать матери.
- Ой, дура, - повертев у виска пальцем, прошептала Мария.
Зина поняла, что дала осечку и решила впредь придерживать язык за зубами.
Уже через полчаса дождь не просто лил, как из ведра, он стеной стоял пред глазами и густыми своими прохладными струями беспощадно полоскал полк. Но, казалось, никто не замечал того. Движение продолжалось, вперёд и вперёд продвигалась людская река. Только теперь она была сплошь покрыта пёстрыми зонтами.
Девушки промокли до нитки и теперь шли, прижавшись друг к другу, и вздрагивая от холода. Палыч с головой зарылся в мешок. К его счастью тот был непромокаемым, так что кот быстро угрелся и даже задремал в своём укрытии.
- Не боись, смерть от простуды в ближайшие полгода нам не светит, -пыталась взбодрить подругу Белозёрская.
- Это т-т-т-точно, - цокотела в ответ зубами та.
- Что-то твои кости тебя подвели… Надо же, семьдесят восемь лет без сбоя, а тут на тебе!
Григорий заметил, что девушки начали отставать. Он снял свой пиджак и накинул им на плечи. Подозвав Петра, кивнул в их сторону:
- Они совсем замёрзли. Становись сюда, а я встану с другой стороны. Пройдём мост, а там выйдем из колонны и где-нибудь обогреемся.
Пётр подошёл к Зине, а Григорий стал около Марии и оба обняли девушек, замкнувшись в одну сплошную линию. В это же время ярким блеском сверкнула молния и ослепила всех участников движения. То, что стало происходить далее, в значительной мере взбудоражило всех четверых.
Вам приходилось когда-нибудь наблюдать за шампанским, когда его наливают в бокал? Игриво шипя, золотистой струёй оно ударяется о хрустальное донышко, выталкивая наружу сотни пьянящих хмельных пузырьков, сбивающихся на поверхности в густую ароматную пену. А теперь возьмите бокал за тонкую ножку и всмотритесь в чарующий напиток. Приятный соломенный цвет с оттенком миндального масла, ванильного крема и солнечных зайчиков порадует ваш глаз. Вдохните потихонечку и вы тут же ощутите, как аэрозольное облачко, образовавшееся от лопнувших шариков медленно начнёт пробираться внутрь вас. Чувствуете, как приятно? То же самое сейчас ощущали наши герои. Когда они, после внезапного ослепления молнией, смогли снова раскрыть глаза, то с удивлением обнаружили, что всё окружающее их пространство было заполнено великолепной терпкой жидкостью, сплошь пронизанной устремляющимися из-под ног вверх мелкими воздушными пузырьками. Ощущение приятной хмельной расслабленности, теплоты и безмятежности на мгновение овладело всеми ими.
Переглядываясь между собой, молодые люди пытались сказать что-то друг другу, но, как известно, жидкость плохой звуковой проводник, поэтому тщетно раскрывались их рты, силясь хоть что-нибудь вымолвить. Шум окружающей суеты был настолько приглушен и незначителен, что его приходилось с большим усилием улавливать. Зинаида медленно подняла голову вверх и увидела там небо. Оно выглядело так же, как если бы на него смотрели со дна бокала с игристым шампанским. Тысячи крошечных пузырьков, сгоняемых с поверхности земли, взметая вверх, устремлялись ввысь. Это людские ноги, идущих в колонне, спугивали их. Её взгляд снова опустился и заставил содрогнуться от увиденного. Бессмертный полк в одночасье изменил своё обличье. Ни одного транспаранта, ни одной фотографии не было в руках участников. Все чёрно-белые портреты, лица с увядших фотокарточек, обретя вид людской, вмиг ожили и теперь следовали один за другим. Вон он, тот самый усатый моряк, в наглаженных брюках и тельняшке прошагал мимо. А после него, как фантом, в белом одеянье сестра милосердия с немым и печальным лицом, а вон там бравый генерал с густыми чёрными бровями и молодецкой выправкой. И виденный ею ранее авиаконструктор с курительной трубкой, и лётчик, и едва оперившийся рядовой и много-много других, находящихся здесь сегодня, но не досягаемых простому человеческому взору. Плечо о плечо шли они, те, жизнь которых перевернула, исковеркала, изгадила треклятая война. Вот она, настоящая река победителей, река героев, река народных воинов. Вот она – цена победы! Вот оно – лицо бессмертия!
Оцепеневшие молодые люди сбились в кучу и с недоумением наблюдали за происходящим. Мимо них со строгим и серьёзным лицом прошёл высокого роста мужчина в солдатской потёртой шинели и винтовкой наперевес. На перепачканных грязью руках он нёс розовощёкого мальчонку лет трёх-четырёх. Тот теребил какую-то верёвочку и глазел по сторонам. «Отец! Андрюша, братик!» – тут же попыталась окликнуть их Мария, но только немой звук изобразили её уста. Но мужчина, как будто почувствовал, что его зовут и остановился. Обернувшись назад, он стал внимательно разыскивать глазами того, кто его звал. Сердце Марии защемило и сжалось. Последний раз она видела его в сорок втором. Преждевременно поседевшие волосы, глубокие морщины, измученное худое лицо и отросшая тёмная щетина показались ей такими родными, такими бесконечно дорогими, что захотелось протянуть ему руки, прикоснуться, обнять, но она не могла пошевелиться. Мужчина тоже не двигался с места. Устало улыбнувшись ей, он крепко прижал к груди сына и медленно побрёл за такими же, как и сам, бессмертными участниками процессии. Глядя ему вслед, девушка плакала. Слёзы не текли по её щекам, ведь это невозможно, когда ты погружён в жидкость, но она точно знала, что плакала навзрыд.
И вновь блеск молнии. И снова ослепление. Молодые люди по инерции прижались друг к другу, и вся игристая жидкость вмиг исчезла, пропала, растворилась без следа, а они оказались на дороге за Большим Москворецким мостом. Сумерки уже давно опустились на город, высыпав на небо бисер белых звёзд. Акция, по-видимому, давно прошла, и участвовавшие в ней разбрелись по столице на гулянья. Возникшая из ниоткуда четвёрка стояла посреди дороги и в недоумении смотрела по сторонам.
- Это видела только я? – тихо поинтересовалась у остальных Зина.
- Думаю, что видел то же самое, - ответил ей Петя.
- Какого чёрта! – Мария с остервенением пнула руками Григория. - Что вы такое сделали с нами? Пока вы не касались нас, всё было в порядке! Зачем?
- Эй, ребята, по-моему, у нас проблемы! – перекрикивая всех, завопил Пётр и, уцепившись в Зинину руку, увлёк её за собой.
Мария обернулась и увидела, как на всех парах, на них мчится автобус номер сто пятьдесят восемь и закрыла лицо руками. Григорий успел схватить её за вещмешок и отбросить в сторону тротуара. Пётр и Зина уже были там. Кучей ребята повалились друг на друга, как сбитые костяшки домино.
- Не прикасайтесь ко мне, - кричала в истерике Белозёрская.
Григорий поднял её с земли и крепко прижал к своей груди:
- Машенька, милая, тише… видишь, я обнимаю тебя и ничего плохого не происходит…, ну, тише-тише… - успокаивал он её.
- Мне кажется, я раздавил вашего Палыча, - теперь испуганно завопил Благов. Он вскочил с придавленного своим весом Зининого вещмешка.
- Живой, - успокоила его Зина, - его не так-то просто прикончить. Вот, посмотри, все лапы на месте!
Петька с такой любовью посмотрел на кота, как на самого Спасителя и затрясся от нервного смеха. Заразительный нарастающий хохот раздавался всё громче и раскатистей. Зина уже не могла сдерживать себя. Она тоже начала давиться и выпускать наружу звонкие смешки. А ещё через минуту все вчетвером, усевшись прямо на обочине дороги, безудержно хохотали, сами не зная отчего. Наверное, защитная реакция организма на пережитый шок включила свой оборонный механизм. И казалось, что смеялись не только они, смеялся весь мир, вторя их звонким голосам. Смеялись прохожие, смеялась Москва, смеялись звёзды и сгущающиеся над головой сумерки. В унисон, от души, без всяких условий, просто так.
Стирая с лица проступившие слёзы, минуту назад истерившая Мария, хваталась за живот, чувствуя, что вот-вот лопнет. Наконец, веселье начало утихать. Случившееся на мосту нуждалось в осмыслении. Это чувствовали все. На самом деле, не только Белозёрская столкнулась с фантомом в полку. И Зина, и Пётр, и Григорий имели счастье увидеть своих родных и близких в этом шествии. Все вчетвером они испытали нечто невиданное доселе, чувство дикого страха и восторга одновременно.
- Пойдёмте куда-нибудь перекусим, я жутко перенервничала и теперь хочу есть, - предложила Белозёрская.
- А я бы выпил чего-нибудь крепкого, не каждый же день приходится спасать чью-то жизнь, - признался Пётр и покосился на Зину.
- Нет-нет, мне нельзя, - категорично заявила та. – Спасибо за спасение, но я пас.
- Что, кости будет ломить? – подшутил над ней Гриша.
- Да ладно тебе, Зин, не выпендривайся, сегодня фронтовые сто грамм сам Бог велел, - успокоила её Мария.
- А я чего, я ничего… ну если только за победу… разве что граммулечку.
- Ладно, пойдём, - скомандовал Григорий и помог девушкам подняться с асфальта.
В поисках чего-нибудь съестного они набрели на какую-то забегаловку, имеющую в своём арсенале всё то, что им было нужно. Этим необходимым стали несколько видов пиццы и пару сортов сносного на вкус пива. Заказали всё, что предлагало незамысловатое меню. Бонусом послужила ненавязчивая музыка, какая обычно бывает в сетевых закусочных, обладающая волшебным эффектом расслабления и умиротворения.
Здорово проголодавшись, молодые люди набросились на еду и принялись набивать свои рты, поочерёдно осушая пивные бокалы.
- Даю голову на отсечение, - говорил громче всех раскрасневшийся Пётр, - это был временной портал!
- Вот я не согласна, - пережёвывая кусок сырной пиццы, протестовала Мария.
- Я – тоже, - вторила ей Зина.
Один Григорий молчал. В перерыве между едой он закурил. Выпуская клубы горького дыма и, глядя сквозь них на товарищей, он слушал их спор и думал о том, что произошедшее на Большом Москворецком мосту не сильно-то и напугало его приятелей. Других бы на их месте пришлось отправлять в психушку, а этим ничего, сидят себе, преспокойно пьют пиво и обсуждают случившееся, как что-то обыденное, ежедневно происходящее в их жизни. Ход событий начинал занимать его. Он взял бокал и как бы невзначай произнёс:
- А может быть дело в ком-то из нас?
Все вдруг перестали жевать и с удивлением посмотрели на него. Но это его нисколько не смутило, он продолжил:
- Может быть, кто-то из нас, обладает сверхъестественными способностями? И, сам того не ведая погрузил всех в гипноз?
Мария искоса посмотрела на подружку и ответила:
- Я за собой никогда ничего подобного не замечала, да и за Зиной тоже.
- Ведь это могло произойти невольно, - пояснил Григорий.
- Ничего подобного, - запротестовал Пётр, - мы, как минимум часа четыре простояли на этой дороге. Нас тысячу раз мог переехать какой-нибудь автомобиль, но этого не произошло. Значит, на материальном уровне мы находились где-то в другом месте. Говорю же вам – временной портал! – он поднял вверх указательный палец. - Мы попали в какой-то параллельный мир, мир теней и призраков. И хорошо, что выбрались из этой передряги сухими, в прямом и переносном смысле. – Только теперь все обратили внимание на то, что одежда их была действительно сухой. Молодой человек не унимался. - Но вот как это произошло – другой вопрос. Что послужило толчком для этого?
Мария руками взялась за голову и сидела, задумавшись, над своей тарелкой. Без нечистой здесь не обошлось, она была в этом больше, чем уверена. Стародевица и здесь приложила свою руку. И единственное, что оставалось ей теперь, играть роль простофили, делая вид непонимающий и вовсе незаинтересованный. Зину же нисколько не волновало падающее отчасти и на неё подозрение, она кормила из рук Палыча и угощалась с удовольствием сама. Пётр, казалось, больше всех переживал случившееся. Он отчаянно потирал виски, выдвигая в своём воображении всевозможные гипотезы.
- Всё произошло в тот момент, когда вы обступили нас под предлогом укрыть от дождя, - произнесла озарённая мыслью Мария.
- Чушь, - выпалил Пётр, - здесь что-то другое!
Григорий нагнулся к центру стола и протянул свои руки:
- Проверим? Прямо сейчас. Замкнёмся в телесном контакте.
Палыч неодобрительно мяукнул.
- Ради эксперимента можно, - согласился Пётр, - но, знайте, у меня другое мнение по этому поводу.
Одной рукой он всё же взялся за руку товарища, а другой схватился за Зинину ладонь. Она пыталась сопротивляться, но молодой человек уверил её, что нужно попробовать во имя науки. Дело оставалось за Белозёрской. Но она демонстративно скрестила локти на груди и покачала головой:
- Нет, ребята, с меня достаточно того, что я там увидела.
- Я же говорил, дело в ком-то из нас. Вот и ответ, - торжествующе выговорил Григорий.
Ноздри Марии нервно раздулись, она начала громко дышать, но рук не подавала.
- Какая ты красивая, когда злишься, - улыбнулся Гриша и ласково добавил, - а может ты ведьма? Все ведьмы хорошенькие. Что, дрейфишь?
Девушка со злостью разжала кулаки и взялась с правой стороны за руку Зины, а с левой за руку Григория и, закрыв глаза, приготовилась к худшему. Над её головой вдруг раздался незнакомый и, как ей показалось, страшно неприятный голос. Он вещал откуда-то свысока:
- Извините, что прерываю вашу общую молитву, может быть, ещё чего-то пожелаете?
Девушка испуганно открыла глаза и чертыхнулась во весь голос. От этого вся компания разразилась смехом, а на лице подошедшего официанта выразилась обида.
- Не общая молитва, а спиритический сеанс, – пояснил ему Григорий, - принеси-ка ты нам пива. Мы ещё немного посидим. - Он посмотрел на часы, - через сорок минут салют, предлагаю всем вместе полюбоваться им.
Всё это время он не отпускал руки Марии. Маленькую, хрупкую и нежную ладонь её обернули его большие и смуглые кисти. Ему хотелось прикоснуться к её коже губами, почувствовать слабое тепло, покрыть поцелуями от запястья и до самых кончиков пальцев. Девушка исподлобья посмотрела на него и их взгляды невольно встретились. Внутри неё забилось волнение, она покраснела и осторожно отняла руку. Прикосновение молодого человека было приятно ей, и если бы не обязывающие рамки приличия, она ни за что не убрала своей руки. Она бы растворилась в его ладонях, она бы растворилась в нём самом.
- Я – за, - кокетливо согласилась она и вопросительно посмотрела на Зину.
- Постой, а как же Митя? Нам же нужно его разыскать, - огорчённо пролепетала та.
- А кто такой Митя? – заинтересовался вопросом Пётр.
Зина простодушно махнула рукой:
- Да это мой сы… - и тут же осеклась, - сы…водный брат. Он … живёт в Москве. Я хотела навестить его, - принялась нескладно сочинять на ходу она.
- Да подождёт твой брат! Куда он денется, - обрадовался рыжеволосый парень, - сейчас на салют, а потом ещё погуляем. А завтра с утра поедешь к брату.
Мария состроила жалобную гримасу:
- Ну, действительно, Зинуль, завтра мы обязательно к нему заедем, а сегодня вся страна гуляет.
Они с Петром принялись уговаривать девушку, но та, молча, поднялась, взяла Белозёрскую за руку и увела за собой в дамскую комнату. Туалет закусочной оказался общим для обоих полов, с тремя кабинками, зеркалом в пол-стены и небольшим рукомойником. Убедившись, что помещение свободно от посетителей, Зина тут же набросилась на Марию:
- Мы что сюда приехали с мужиками валандаться? Я сына хочу увидеть!
- Так одно другому не мешает, - заморгала на неё глазами подруга. – И какие они тебе мужики, мальчишки ещё совсем.
- В том-то и дело – мальчишки! И чего они к нам вообще прицепились?
- Сложилось, наверное, так… мы одни, они одни. Вот и притянулись… судьба…
- Какая такая судьба? Что ты несёшь, малахольная! - Зина постучала себя по лбу кулаком, - мы старше их в три, четыре раза. Да если б они только знали, с кем связались, то тут же засверкали пятками без оглядки!
Мария задумалась. Лицо её стало серьёзным. Зина перегибала палку.
- Знаешь, Зин, а ты не права, - спокойно парировала она и, подведя подругу к зеркалу, кивнула в сторону отражения. - Взгляни на себя! Где ты видишь ту старую беззубую и жидковолосую старуху?
В отражении на неё смотрела юная особа с огненно-рыжими косичками и веснушчатым вздёрнутым носиком.
- И это не только оболочка! – продолжала наседать Белозёрская. - Ты и внутри изменилась, стала другой! Твоё молодое роскошное тело теперь чувствует по-другому: видит, слышит, дышит, живёт! Неужели ты не ощущаешь, как сносит голову бурлящая внутри энергия? Как страстно кипит твоя кровь?
Зинаида искоса взглянула на своё отображение. Сказать, что оно нравилось ей, значит не сказать ничего. Оно было идеальным, оно было молодым и сильным, пышущим жизнью и здоровьем, как много-много лет назад.
- Чувствую, - прямо призналась она, - и это меня пугает.
- Пойми, милая, ты уже не та Зина, что была позавчера, - Мария скукожилась, сгорбилась, показывая, какой та была ещё пару дней тому назад, а затем выпрямилась и отряхнулась. – Сегодня ты другой человек, возможности которого неограниченны, ни материально, ни физически! Ты даже говоришь теперь по-другому, потому что твой мозг стал работать иначе.
- Ты тоже это заметила? – поразилась Зина. - А ведь это Её проделки!
- Её, Её, конечно, Её, - прошептала, оглядываясь по сторонам, Мария. - Забудь всё то, что было раньше. Нам теперь некогда тратить время на пустое. О Стародевице никому ни слова! Молчок! Поняла?
- А как же Митя?
- Для этого мы сюда и приехали. Завтра! Я тебе обещаю.
Она приоткрыла дверь и выглянула в образовавшуюся щель. Молодые люди по-прежнему сидели за столиком. Мешки с деньгами и котом тоже были на месте. Мария повернулась и хитро прищурилась:
- Мне показалось или Петька к тебе неровно дышит?
Зинаида пожала плечами.
- Не отказывайся от того, что может доставить тебе удовольствие. Я же вижу, как ты расцветаешь, когда он смотрит на тебя, - она подошла к подружке и поправила косы на её плечах.
- Хорошо, но, что же будет после того, как истечёт наш срок? Мы же даже не знаем, как будет выглядеть наш конец. А вдруг снова превратимся в немощных старух?
- А это уже не важно. Да и не скоро ещё. Важно только то, что есть здесь и сейчас. Пойми это, наконец.
- Наверное... ты права.
- Я всегда права! Мария Васильевна Белозёрская никогда не ошибается!
- Это точно, - покорно выдохнула Зина.
Девушки по-сестрински обнялись, поцеловали друг друга и вышли из дамской комнаты совсем в ином расположении духа.
И потом, вспоминая этот их интимный разговор в туалете с тремя кабинками, Зина ни разу не пожалела о том, что поступила именно так, как того хотела подруга, что послушалась её и отдала всю себя на волю судьбы, которая оказалась довольно благосклонной к её скромной персоне.
Едва захлопнулась за ними дверь уборной, как тут же раздался стон облегчения и звук сливающейся из бачка воды. Одна из дверок кабинок осторожно отворилась, и наружу высунулось измученное ожиданием пожилое мужское лицо: «Ну, наконец-то ушли!» – пробурчал недовольно узник. – «Ох уж эта молодёжь, понапьются непонятно чего, а потом несут всякую ахинею. Поди разбери, чего они тут намололи! Ух, негодницы, все ноги себе отсидел!»
