Умственная. Наверно, это – привычка со школы. Там учитель математики то и дело устраивал в классе гонки, кто раньше решит задачу. И я часто бывал победителем. А класс был спортивный. Одна девочка стала чемпионкой мира. Я же по физкультуре получал сплошные двойки. Учителю, наверно, велели мне что-то где-то приписать, чтоб я смог получить аттестат зрелости. Больше ни в одном проявлении жизни мне не сопутствовала удача, кроме одной: открывать скрытый художественный смысл произведения искусства. Чему я научился в порядке самообразования. Оно же отвадило меня от получения официального образования на этот счёт и от попыток публиковаться (пока интернет не появился). А когда он появился, там быстро стало возможно публиковаться бесконтрольно. Что способствовало самомнению, что победы мои в толковании – настоящие, а не самообманные. И вот их у меня неисчислимые тысячи. И мне всё неймётся их одерживать снова и снова. Как наркотическая зависимость.
Вот сейчас по ТВ услышал стихотворение Симонова. Плохо расслышал. Нашёл его в интернете. Прочёл. И – слеза в конце чуть не прошибла. И возникла задача: почему?
Атака
Когда ты по свистку, по знаку,
Встав на растоптанном снегу,
Готовясь броситься в атаку,
Винтовку вскинул на бегу,
.
Какой уютной показалась
Тебе холодная земля,
Как все на ней запоминалось:
Примерзший стебель ковыля,
.
Едва заметные пригорки,
Разрывов дымные следы,
Щепоть рассыпанной махорки
И льдинки пролитой воды.
.
Казалось, чтобы оторваться,
Рук мало — надо два крыла.
Казалось, если лечь, остаться —
Земля бы крепостью была.
.
Пусть снег метет, пусть ветер гонит,
Пускай лежать здесь много дней.
Земля. На ней никто не тронет.
Лишь крепче прижимайся к ней.
.
Ты этим мыслям жадно верил
Секунду с четвертью, пока
Ты сам длину им не отмерил
Длиною ротного свистка.
.
Когда осекся звук короткий,
Ты в тот неуловимый миг
Уже тяжелою походкой
Бежал по снегу напрямик.
.
Осталась только сила ветра,
И грузный шаг по целине,
И те последних тридцать метров,
Где жизнь со смертью наравне!
1942 г.
Каждый раз поначалу бесконечно трудно задачу эту решать.
Но у меня появились приёмы… Один совсем подлый для дела новизны: аналогия. Она новую задачу превращает в старую. – Обычно подсознательный идеал, вдохновляющий поэта, остаётся с ним на всю жизнь одним и тем же. Если поэт обычный. У гениев, наверно, их больше (Пушкин сменил их раз 12). – А я уже много с кем из поэтов разбирался. Так, если я и с Симоновым когда-то разбирался, то есть шанс, что там у него тот же идеал, что и в этом вот стихотворении. – Я проверил: уже разбирал (см. тут). Одно, 1937-го года. Идеал мудрого успокоения духа времени после взбудораженных годов. Как бы барокко.
Тут сразу пришло в голову, что Симонов таки настоящий поэт. И то, и это стихотворение написаны совсем по неспокойному поводу. То есть поэт шёл по пути наибольшего сопротивления. Тогда – по поводу гражданской войны в Испании, теперь – по поводу Великой Отечественной войны. – Для Симонова прошло время личного выбора, за кого быть во всемирном движении истории к коммунизму. Он для себя выбрал путь Сталина – централистский социализм. То ничего, что в первом стихотворении до конца гражданской войны было в 37-м ещё 2 года, и что до конца Великой Отечественной в 42-м было ещё чёрт-те сколько. Магистральное движение Истории для Симонова было ясно – оно сталинское. Можно было душой успокоиться. И – воспевать это душевное спокойствие. И там и тут.
Чем это выражено тут?
Казалось бы, катарсически – столкновением личной естественной трусости (мысленно остался в окопе на «Секунду с четвертью») и так называемой интроекцией. Это такой механизм психологической защиты при стрессовом состоянии. «Человек безоговорочно принимает позицию других людей, доверяет авторитетному мнению…» (https://help-point.net/articles/psikhologicheskie-zashchity-lichnosti/). Здесь – авторитету «ротного свистка»: «тяжелою походкой / Бежал», «сила ветра, / И грузный шаг».
Но это только «казалось бы». Ибо – в прошедшем времени всё (и «уютной показалась», и «Бежал… Осталась»), в воспоминании. И это слезу не выбивает.
А вот когда тебя вводят во время будущее: «И те последних тридцать метров, / Где жизнь со смертью наравне!»… Вот тут-то и происходит подлинное столкновение противочувствий: неслучившегося прошлого с неслучившимся будущем. И рождает катарсис о настоящем: это – не жизнь! Так жить нельзя!
Как и то, давнее, барокко, возникшее от непереносимости столетней религиозной войны Реформации и Контрреформации.
Катарсис же часто сопровождается слезами. Это то единственное, что проникает в сознание восприемника, не умеющего открывать художественный смысл произведения неприкладного искусства.
Вставившие декламацию этого стихотворения в ТВ как бы на то и рассчитывали. Мода-де – патриотизм, героизм, люди и подумают, что это – патриотическое стихотворение. Люди его так и переживают. Тем более, что слезу ж выбивает почему-то. Разобраться не могут. Относят на счёт патриотизма.
А я, патриот, зачем такую контру публикую?
С дальним прицелом. Человек, освоивший такое глубокое проникновение в произведение неприкладного искусства не поддастся так называемому ментальному плену. Это словосочетание родилось вчера на передаче «Время покажет», посвящённой цели, с какой укронацисты устраивают налёты на Москву, Белгород и т.д. Цель, оказалась – настроить россиян против власти. Почему-де слабо воюем. Долой Путина!
Так вот я надеюсь, что, воспитав глубину постижения искусства, я приму участие в спасении России от угрозы её существованию, путём развала изнутри.
А ещё приятна очередная победа толкователя. Убейте меня, если я знал, что у меня получится час тому назад.
2 июня 2023 г.
