Друзья, делюсь с вами весьма критической статьёй журнала «Декоративное искусство СССР» о фарфоре ЛФЗ на большой республиканской выставке 1960 года «Советская Россия» в залах Академии художеств в Ленинграде. Замечания обоснованные, вскрывающие глубинные проблемы всей отрасли производства художественного фарфора. Рекомендую к прочтению!
Каган М. Поиски современного образа // Декоративное искусство СССР, 1960. – № 6. – С. 2–4.
Сложилась у нас такая традиция: на годичных и юбилейных выставках советских художников прикладное искусство либо вообще не экспонировалось, либо отдельными витринами и стендами «вкрапливалось» в общую экспозицию в весьма скромных дозах. Казалось, что целью таких «вкраплений» была не столько демонстрация произведений прикладного искусства, сколько украшение залов, предназначенных для живописи, графики и скульптуры...
Эту дурную традицию нарушили, наконец, организаторы открытой в Ленинграде в начале этого года выставки произведений ленинградских художников. В Академии художеств – основном выставочном помещении – прикладному искусству были подарены два специальные зала. Это дало возможность построить целостную экспозицию, которая помогла особенно ясно увидеть некоторые закономерности развития этого вида искусства в наши дни.
Первое, что бросалось в глаза посетителю выставки,– это общий художественный уровень раздела прикладного искусства. В отличие от других разделов, где зритель то и дело встречался с уже давно и многократно виденным, часто серым и скучным, в залах прикладного искусства его охватывало радостное чувство общения с чем-то новым, свежим, праздничным и удивительно современным по своему художественному звучанию. Быть может, в ряде случаев стремление к новаторству и оригинальности приводило создателей представленных здесь вещей к ошибочным решениям, придавало их произведениям экспериментальный характер, сомнительный по достигнутому результату; однако творческие поиски нового в искусстве вряд ли возможны без таких «издержек производства»... Во всяком случае, именно эти поиски, поиски образа, который и по своему содержанию, и по форме отвечал бы практическим нуждам и эстетическим запросам советского человека середины ХХ столетия, составляли пафос творчества мастеров прикладного искусства Ленинграда, и этого нельзя не оценить с огромным чувством удовлетворения.
Какие же конкретные черты показанных на выставке произведений говорят об этих поисках? Прежде всего – ориентация художников на создание предметов массового, общенародного потребления, а не уникальных выставочных изделий. Чайные, кофейные, десертные сервизы и другие предметы, предназначенные для сервировки стола, вазы для цветов, осветительные приборы, занавеси, ювелирные украшения – все эти вещи должны войти в быт советского человека, служить ему практически и эстетически. Художники думали о том, чтобы вещи эти были удобны в употреблении, несложны в производстве, доступны среднему покупателю по цене и в то же время чтобы они были красивы и выразительны. Причём красота и выразительность вещей – и в этом состоит другая отличительная черта лучших экспонатов выставки – достигались не чрезмерным декорированием предметов, не излишествами украшений, а теми средствами, которые являются основными в прикладном искусстве,– архитектоникой построения предмета, его формой, пропорциями, силуэтом, ритмом, эстетическими качествами материала, пластическими и цветовыми отношениями. Что же касается орнаментального или изобразительного декора, то он использовался с той умеренностью, которая характерна для слагающегося в нашу эпоху современного стиля.
Все эти качества можно было увидеть в целом ряде вещей. Вот необыкновенно красивый десертный набор из цветного стекла художницы Л. Юрген, в котором декоративные качества и праздничность эмоционального звучания достигаются чистотой и разнообразием окраски толстого прозрачного стекла, формой предметов, построенной на удивительно естественном переходе от гранёных симметричных оснований к мягкой и свободной округлости краёв чаши и блюдец. Вот целый ряд других стеклянных изделий художников Ю. Мунтяна, А. Маевой, в основе которых лежат аналогичные художественные принципы...
Вот три фарфоровых чайных сервиза В. Семёнова – «Движение», «Цветная плетёнка» и «Первомайский», в каждом из которых этот замечательный художник нашёл новое, напряжённо динамическое решение формы и точно согласовал с её пластическим строением строгую и немногословную орнаментальную роспись, подчёркивающую чистую белизну черепка...
Вот другой интересно задуманный сервиз (форма С. Яковлевой, роспись Л. Протопоповой) с лёгкими и узенькими орнаментальными поясками и редкими декоративными клеймами...
Вот керамические кофейные сервизы К. Петрова-Полярного и В. Маркова, керамические изделия В. Ольшевского, предельно лаконичные в своём чисто архитектоническом решении и прекрасно выявляющие свойства этого материала...
Вот предметы для сервировки стола, исполненные в пластмассе А. Пустынным-Мудриком и А. Яковлевым,– и они «работают» выразительностью формы, цвета и своей особенной, не стеклянной, а именно пластмассовой прозрачностью и гибкостью материала...
Вот осветительные приборы, созданные в пластмассе Д. Гадаскиной и А. Скрягиным; не все они одинаково удачно решены, но во всех видны настойчивые поиски новых форм, соответствующих пластическим качествам материала и современных по облику...
Вот ювелирные изделия Ю. Пасс и Е. Успенской, и здесь заметны те же творческие устремления...
И, наконец, разнообразные произведения промышленной графики, в которых образ создавался, в сущности, по аналогичным художественным законам...
Почему же вещи, созданные по таким принципам, выглядят современно? Думается, что это объясняется двумя причинами: во-первых, соответствием данного стиля мироощущению и вкусам человека нашего времени, который ценит во всех областях жизни экономную простоту, ясность и краткость, откровенное и прямое выявление содержания, назначения вещей и которому больше всего претит болтливое многословие, велеречивая пышность и бессмысленное украшательство; во-вторых, соответствием такого стиля характеру современной архитектуры, мебели, средств передвижения – всего того вещественно-художественного окружения человека, с которым посуда, ткани, ювелирные изделия, упаковка товаров и все другие предметы должны составлять целостный и стилистически единый ансамбль.
Именно такое понимание основных законов активно формирующегося сейчас современного стиля советского прикладного искусства невольно вызывало чувство настороженности и неприятия, когда на той же выставке приходилось сталкиваться с иными художественными тенденциями.
Любопытнейший случай: А. Лепорская создала превосходную форму чайно-кофейного фарфорового сервиза «Капля», форму необыкновенно выразительную в своей изящной простоте и грациозности. Но, идя от витрины к витрине, зритель встречался в каждой из них с одним или несколькими сервизами этой формы, расписанными разными мастерами завода имени М. В. Ломоносова.
На выставке было представлено более десяти вариантов этого сервиза! И что же оказалось?
Только в двух – в «Золотом колечке» Л. Лебединской и в «Лирическом» А. Семёновой – было достигнуто художественное соответствие росписи и формы, а во всех остальных роспись вступала в более или менее острое противоречие с образным звучанием формы, лишая сервиз художественной целостности и органичности (особенно резко это сказалось в росписи Л. Григорьевой и Н. Славиной). Кто в этом повинен?
Только ли авторы росписи, которые не сумели почувствовать «душу» пластической формы, созданной А. Лепорской? А быть может, прежде всего та практика, при которой две неразрывно связанные друг с другом стороны образа – форма и роспись – создаются разными мастерами, так, что один из них вынужден искать форму отвлечённо, вне замысла определённого живописного декора, а другие по своему усмотрению и без апробации автора формы изобретают этот декор?
Ложность такой практики становится особенно очевидной, когда видишь на той же выставке упоминавшиеся выше сервизы В. Семёнова, задуманные и созданные цельно, одним художником и потому органически единые по образному смыслу формы и декора. Разделение труда – дело полезное и экономически выгодное, но художественное творчество не может подчиняться тем же производственным законам, что изготовление технических деталей.
Другая проблема, которую заставляет поставить выставка,– проблема использования в современном прикладном искусстве изобразительных мотивов. Возможности преображения природных форм при их «увязывании» с назначением, конструкцией и формой утилитарного предмета всегда являются заманчивыми для художника, предоставляя простор его метафорическому мышлению и формотворческому остроумию. Но при этом нельзя забывать, что подобные формальные интересы должны подчиняться духу и стилю времени. Состоятельна ли в этом случае апелляция советских художников к традициям и прямое использование древних и народных изобразительных мотивов?
Не слишком ли много было на выставке таких «метафор» – кувшинов-петухов, кувшинов-баранов, кувшинов-рыб, кувшинов-коней, графинов-людей, ваз-пней и тому подобное и прочее? Не противоречат ли современному ощущению вещи все эти «заигрывания» с животными, редко доставляющие истинное удовлетворение?
Во всяком случае, приборы для воды, форма которых решена С. Яковлевой неизобразительными средствами, выглядят несомненно более современно, чем, скажем такой же прибор, в котором кувшин решён И. Кулагиным в виде... свиньи. Это, конечно, забавно, но бессмысленно и не слишком аппетитно.
Столь же показательно сопоставление изысканной по форме и росписи керамической вазы для цветов В. Васильковского и фарфоровой вазы Е. Кршижановского, напоминающей изогнувшегося червя или улитку.
В неё надо втыкать цветы, но это как-то не привлекает, не хочется вносить в дом это пресмыкающееся...
Особенно беспокоят аналогичные тенденции в творчестве такого большого мастера, как Б. Смирнов. Зрители увидели на выставке полную благородного изящества, простую и строгую гранёную вазу из цветного стекла, выполненную по его форме мастером А. Ильиным.
Они увидели здесь же обаятельную по образу хрустальную вазу Б. Смирнова «Девичья», в которой изобразительный мотив – лицо девушки – введён на поверхность вазы с помощью алмазной грани удивительно тактично и осторожно, и оттого девичий образ то возникает перед нами словно из глубины сосуда, то исчезает, как в видениях замечтавшегося влюбленного.
Но вот этот же художник решает графин для воды в виде... коня, а кружку в виде... жеребёнка, и формы животного коверкаются, подгоняясь под совершенно чужеродные по структуре формы сосудов, и возникают недоуменные вопросы: откуда здесь кони? Почему здесь кони? Зачем здесь кони? Лежат ли подобные эксперименты в русле формирующегося стиля современного искусства? На этот вопрос приходится ответить, к сожалению, отрицательно.
Таковы некоторые размышления, которые возникают при осмотре ленинградской выставки. В этих кратких заметках мы вынуждены ограничиться сказанным, хотя немало других вопросов могло бы быть поставлено на её материале. В заключение только хочется выразить глубокое сожаление по поводу того, что творчество мастеров прикладного искусства – Ленинграда было представлено на выставке односторонне. Плохо была показана ткань (интересны здесь, пожалуй, лишь занавеси Г. Сурской и Т. Воронецкой), совершенно отсутствовала мебель и ряд других отраслей прикладного искусства. Между тем, как выиграла бы не только выставка в целом, но и сами произведения керамики, стекла, пластмассы, если бы они экспонировались в реальной обстановке жилого интерьера, если бы вазы, сервизы, осветительные приборы, занавеси оказались на выставке элементами ансамбля предметов, создающих обстановку жизни современного советского человека, ансамбля, взаимосвязанного во всех элементах и стилистически единого. Именно такой хотелось бы видеть экспозицию следующей выставки ленинградских художников.
Подписывайтесь на мой канал, давайте о себе знать в комментариях или нажатием кнопок шкалы лайков. Будем видеть красоту вместе!
#явижукрасоту #ясчастлив