Найти тему
Богдуша

Травился, топился и обновился

Оглавление

Среди миллионов самоубийц встречаются счастливцы, которых Господь спасает вопреки их желанию, – авансом. С прицелом на что-то прекрасное, уготованное им в будущем.

...Жизнь. Произносишь это слово, и хочется надолго замолчать. Оно ведь столько в себя вмещает!

Оно как огнисто переливающийся многофасеточный кристалл, в гранях которого столько всего отражено!

Жизнь – дар, это точно. Нам дарят жизнь как шанс быстренько сбегать в этот мир и что-то в себе исправить, починить, подлатать. От чего-то избавиться, что-то приобрести. Вообще задач не перечесть, и многие люди методично выполняют эти задания, растут, развиваются, перешагивая через барьеры и буреломы.

Другие при первой же кочке или колдобине складывают лапки. А следующие рытвина и ухаб уже непреодолимы.

Хотя вряд ли у кого-то есть право осуждать их. Просто запас прочности у всех разный. А эти бедолаги без отмашки свыше отправляют себя туда, где “нет печали и воздыхания”, где им вроде как должно стать легче. Они не знают, что уносят в собой в вечность своё невыносимое состояние, и именно тут, откуда они сбежали, была возможность это состояние преодолеть.

Да, речь о них, о самоубийцах. О тех, кто смог побороть самый мощный инстинкт – самосохранения.

При всём многообразии причин, по которым они удирают с урока жизни, на самом деле она всегда одна: Змей Гордыныч.

Змеюка гордыня. Именно гордыня не пускает человека попросить у Бога прощения и помощи. Упёрто мучается страдалец, злится на ближний круг и весь мир, но не признает ведь, что накосячил, и не молит Небо спасти его. И сам себя подсекает – лишает бесценного дара жизни.

Вердикт наугад

...Когда Коля садился или вставал – лучше было в тот момент на него не смотреть. Мимика выдавала всю гамму его страданий. Боль пронзала его позвоночник тысячей раскалённых игл, грызла хребет железными зубами. Отпускала лишь в позе “замри”.

Николай был необыкновенно милым человеком. Высокого роста, худым – в чём только душа держалась. Он напоминал стойку с большими плечиками для костюма и пальто. А венчала эту конструкцию голова льва, заросшая льняными волосами и бородой с усами. И среди этих зарослей куда-то вдаль смотрели бутылочно-зелёные добрые глаза.

Замереть и не шевелиться!
Замереть и не шевелиться!

Коле выдали официальный документ с мокрой печатью, что он инвалид с невыясненным диагнозом. Медики, обследовавшие его, так и не поняли причину его жестоких болей, которые лишь немного смягчались лекарствами. В итоге уклончиво написали: заболевание, полученное в результате прохождения срочной воинской службы. Скорее всего отложились в позвоночнике какие-то тяжёлые металлы, вывести которые из организма медицина бессильна. Так ему объяснили люди в белых халатах, и он это затвердил.

Коматозник со стажем

Врачебный приговор прозвучал, когда ему было уже двадцать. До смерти ему таскать эту болючую раскоряку на спине, что ли? А когда она, эта смерть, придёт-то? Мучиться годы?

Он решил переиграть судьбу и приблизить финал.

Так Коля стал самоубийцей. Причём, со стажем. В первую попытку он добыл из градусников ртуть, закатал её в хлеб и съел. Мама, увидев бездыханного сына и осколки термометров, растормошила его и, не теряя ни минуты, стала отпаивать молоком. Вёдрами вливала – и уговорила таки костлявую отступить.

В следующий раз он заплыл на середину реки и бултыхнулся в самую стремнину, в бурливое течение, которого местные жители особо опасались и никогда туда не заплывали. Однако река нашего сердешного не приняла, а вытолкнула из себя, бережно донесла до пологого берега и уложила на тёплую гальку. Люди набежали, откачали.

В третий заход наш упрямец задумал порешить себя гарантированно. Дело было зимой, на то и был расчёт, что в холодной воде быстро окочурится. Он сел в лодку, добрался до глубокого места, стрельнул в голову самопалом и свалился в ледяную воду. И снова выкинула его река. Очнувшись на берегу, два часа полз потом до дома в задубевшей, скрипевшей, как доспехи, одежде. Кровь капала из раны на снег. Дома он разделся, свернулся калачиком на печи и на три дня уснул. Вернее, погрузился в кому.

Отчётливо видел себя со стороны. Лицо своё близко рассмотрел – белее муки было. Как везли его на скорой в больницу, жгут на руку накладывали, шприцы лекарствами наполняли. Он с любопытством проходил сквозь стены, гулял по палатам. Узрел, как согнулась игла, когда кололи какого-то толстяка. После подтвердилось. Медсестра бежала по коридору и рассыпала коробку с большими ампулами глюкозы. Когда Коля рассказал ей об этом позже, она удивилась – никого ведь рядом не заметила, хотя оглянулась по сторонам.

Коматозника всё таки реанимировали, вернули его душу на место.

Как до ручки дошёл

Мученым он был ещё в утробе матери – папаша бил маму и всё норовил ударить ногой в живот. О мальчике впоследствии никак нельзя было сказать, что он пышет здоровьем. Школьником испытал и сильную душевную боль: хорошо рисовал и писал рассказики в заветной тетрадке, ставшей для него исповедальницей и безмолвным другом, а её украли. Пружинка тогда какая-то лопнула в груди, струна оборвалась.

Переключился с лирики на физику: увлёкся техникой. Да так успешно, что стал вести школьный радиокружок. Затем с красным дипломом закончил профтехучилище, получил квалификацию электросварщика. Профессию на века – везде и всегда можно устроиться. В стенах учебного заведения сконструировал миниатюрную действующую модель сварочного аппарата – все упали!

Юную одарённость послали учиться в столицу, в технический вуз. Но он вернулся к матушке помогать выращивать тутовых шелкопрядов, очень уж жалел её. Ибо родная, проработав всю жизнь в агрохозяйстве и получив за труды “орден Горбачёва” (сильно сгорбилась) и кучу болячек, не смогла бы содержать одновременно двух студентов. А отец давно бросил семью. Вот Коля и уступил дорогу брату. Тот стал дипломированным геологом, переселился в культурную столицу, затем пошёл в науку, сделал в ней ряд открытий.

Вскоре призвали Коляна в армию и отправили служить в Крым, на мыс Чауда, в степь без единого деревца, подверженную частым штормам.

О мысе Чауда и сегодня мало кто знает.
О мысе Чауда и сегодня мало кто знает.

Высокая влажность (шинели всегда были мокрые) и сильный ветер – такое вот вредное для здоровья сочетание сопровождало весь срок службы нашего героя. При заправке ракет случались аварии, наружу вырывался окислитель, накрывая всё вокруг токсичным коричневым облаком. Этой отравой какое-то время вынужденно дышали. Команду надеть противогазы почему-то никто не отдавал.

Коля оказался в подразделении единственным русаком. Остальные были азиаты, особо в технике не смыслившие. Поэтому частенько он за всех отдувался. Ни разу за время службы на кухне или гауптвахте не побывал, только у ракетных пультов и торчал. Лычек ему за это не навесили, но зарплату начисляли сержантскую.

Уже тогда стали проявляться у безотказного Николая симптомы интоксикации – сонливость, вялость и усталость. Ночной отдых почти не восполнял убыль сил, он просыпался измученным и понуро брёл на свой пост. Его бы срочно комиссовать, но кто тогда установки будет обслуживать?

Сварщик нержавеющих цветов

После дембеля устроился на завод, где и начали проявляться боли в хребте. Однобригадники нахваливали его: наш Коля – золото, швы варит – загляденье. А он и рад стараться. Все, кому не лень, эксплуатировали его безответность и исполнительность. Отпускников, заболевших, отпросившихся на свадьбы и похороны безропотно замещал. Бочки многопудовые варил, стальные шестидесятикилограммовые чушки перемещал.

Бежать бы ему вприпрыжку от аргоновой сварки, вольфрамовых электродов, металлической взвеси в воздухе – в васильковые поля, в цветущие просторы.

Вот где можно отдышаться...
Вот где можно отдышаться...

А он цветы начал варить из нержавейки – прорвался всё-таки задавленный творческий импульс. И такими затейливыми, ажурными были те букетики, что от женщин из соседнего цеха посыпались заказы.

Металл рукам мастера послушен.
Металл рукам мастера послушен.

И вообще идеи так и роились в его голове! Кучу патентов на изобретения получил Николай в те годы. Много сделал рационализаторских предложений. А когда решил продолжить образование и стал собирать документы, медики и вынесли ему тот самый вердикт.

Тогда-то он и совершил три попытки суицида.

Боль выходила со стихами

Когда пришёл в себя в больнице, вдруг посыпались из него… стишочки. Причём для самых маленьких.

Правда, первым выскочило автобиографическое четверостишие: “Я Рыба-миф с зелёными глазами. Моя стихия – глубина. Там в тишине я шевелю усами и достаю жемчужины со дна”.

Всё сошлось: рождён в марте под созвездием Рыб, в год мифического дракона, зеленоглаз, усат, побывал в воде на самой дне. И с тех пор стал извлекать из глубин души поэтические жемчужинки для ребятишек.

Новоиспечённый поэт нон-стопом насочинял для дошколят тридцать азбук на алфавиты разных стран: русский, белорусский, болгарский и английский, итальянский, иврит, французский и так далее. Многие из них напечатаны. Логопеды по его азбукам стали исправлять у детей ошибки речи.

Стишата его просты, веселы, сюжетны и зацеписты.

“Буква “В” – как Ванька-встанька. Повалили Ваньку, глянь-ка! Он встаёт и косит глаз вопросительно на нас”.

“Буква “К” – как кошка-цапка, что стоит на задних лапках и пытается стянуть со стола хоть что-нибудь”.

“Буква “Т” – как табурет, одноногий только. Нам принёс его сосед – конопатый Толька”.

В книге важны и буквы, и мысли.
В книге важны и буквы, и мысли.

Он переложил на стихи сказки, к примеру, “Колобок” и “Рябу”, которые знакомые детсадовские воспитательницы и учительницы младших классов сходу инсценировали с ребятнёй. И немало уже поэтических сборников наваял. И мультяшками собственноручно их в интернете снабдил.

Ну а что же боль? Коля вышел с ней на паритетные отношения. Он притерпелся к ней, смирился, а она в награду стала периодически отпускать. А когда рождались стихи, то и вовсе убиралась вон, пряталась под веник.

Вот так он и говорил: “Боль, словно соли и шлаки, выводится из меня стихами”.

С тех пор у него ручки и карандаши прописались в карманах и в прикроватной тумбочке. Как только наплывали строчки – он хватал их и записывал. Но самой сильной терапией для него были концерты, на которых дети декламировали его опусы. Радость вытесняла из него хворь и долго не впускала обратно.

Последнее препятствие

Но судьбе надо было ещё не одну колдобину ему подсунуть, испытать его нервы на прочность. Завод в своё время выделил ему квартиру в ведомственном общежитии, в которую незаконно вселилась какая-то семья. Два года он вынужденно бомжевал, пока захватчики не съехали, оставив ему неподъёмный долг по коммуналке, чёрные от плесени стены и голый интерьер: вынесли всю сантехнику, розетки, выкрутили лампочки, выломали паркет.

Зато под окном шумели березы. Солнце заливало комнату. Завод, должник Колин (ему так и не заплатили за рацпредложения) взялся сделать ремонт. Комендантша за букетик металлических цветов подарила ему списанные стул и стол, кровать да одеяло. Стало где примостить ноутбук и продолжить творить шедеврики. Мало-помалу отскрёб, отчистил своё жилище, навёл в нём скромный холостяцкий уют.

А главное, Коля оброс друзьями и его жизнь приобрела смысл. Не спился, не сел на иглу, не обозлился на вселенную добрый этот человек, награждённый каким-то вечным детством. Да, было дело, сплоховал, трижды накладывая на себя руки. Но в итоге перебедовал. Всё плохое перемог.

...Тяжко бывает, муторно, больно, безысходно? А если попробовать переключиться? А вдруг в сантиметре от тебя обнаружится не бездна, а васильковый луг?

Всё пройдёт...
Всё пройдёт...

Жду от вас лёгкого касания кнопки "Подписаться". Буду писать с большим воодушевлением. Изложите в комменте ваши мысли. Обрадуюсь.

Наталия Дашевская