Дело было такое:
Давным-давно г-ка Б. и г-ка Д. заключили между собою договор комиссии. Г-ка Д. взялась от своего имени по поручению г-ки Б. и в интересах этой самой г-ки Б. приобрести квартиру с некоторыми, описанными в договоре родовыми характеристиками: расположение, размер квартиры, количество комнат и прочее. Надо сказать, что г-ка Б. снабдила г-ку Д. деньгами для приобретения такой квартиры, причём даже с избытком. Через некоторое время г-ка Д квартиру с характеристиками, которые вполне подходили под описанные в договоре, приобрела. Более того: г-ка Д направила г-ке Б. отчёт: так, мол, и так, купила я квартиру, которая вполне удовлетворяет требованиям, указанным в Вашем указании, вот, дескать, и её адресок, извольте радоваться. Г-ка Б. ничего против такого приобретения не имела.
Вот тут, вроде, и сказочке конец…
Однако не имело бы смысла писать об этом тут, если бы действительно на том заканчивалась бы вся история. Было бы всё не слишком интересно: ну, заключили г-ка Б. и г-ка Д. между собою явно договор комиссии, ну, исполнил комиссионер комиссионное поручение, ну, принял комитент отчёт комиссионера, ну и что тут такого? — А вот что.
Г-ка Д., коль скоро договор купли-продажи она заключила от своего, естественно, имени с продавцом-то квартиры, взяла, да и зарегистрировала право собственности на эту квартиру на себя. В принципе, регистратор даже не видел договора комиссии, а потому зарегистрировал и договор купли-продажи квартиры, и переход права собственности от продавца к покупателю во исполнение такого договора без особенных проблем. Его понять можно. Трудно понять при этом законодателя, который неявно (правда, только и исключительно неявно, явно-то в отношении договора комиссии прописана норма ст. 996 ГК РФ, которая вообще устанавливает возникновение права собственности комитента вне всяких зависимостей от государственной регистрации, корреспондируя при этом с нормой п. 2 ст. 8.1 ГК РФ — «если иное не установлено законом», но кто такой долгий вывод делать-то будет?! не нынешний же министр юстиции, он-то уж, как известно, цивилист знатный — дальше некуда) связывает исполнение договора купли-продажи недвижимого имущества с возникновением права собственности непременно у покупателя, что, строго говоря, вовсе не необходимо:
• договор купли-продажи может быть заключён в пользу третьего лица,
• договор купли-продажи может быть заключён во исполнение указаний комитента…
словом, лично я, только глядя на договор купли-продажи и даже на акт приёма-передачи, не взялся бы судить о том, кто же в результате исполнения обязательств по такому вот договору на самом деле становится собственником товара. Ну, примитивизм во взгляде на возникновение и динамику вещных прав, равно как и путаница их напрочь с обязательственными правами, вообще довольно характерна и для многих судей. Впрочем, есть отдельно альтернативно одарённые личности, которые полагают, что обязательственные права возникают непременно из закона или договора, но то такое.
Но как бы то ни было, а получилось именно так, как описано.
Правда вселились в эту квартиру и жили там и г-ка Д. и г-ка Б. и ещё их домочадцы. Так что сама по себе указанная регистрация никоим образом ничьим интересам, откровенно говоря, не противоречила. В конце-то концов, долгое время жили мы в квартирах без всяких регистрационных заморочек и не тужили — и пол не проваливался, и вода текла, и свет горел. Вот только содержать эту квартиру пришлось… правильно: всё той же самой г-ке Б. Ни г-ка Д., ни её чада и домочадцы за указанную квартиру не платили, ремонт там не оплачивали. Но жить — жили.
Вы спросите: а в чём же дело?
А дело вот в чём.
В соответствии с договором между гг.Д.и Б., о котором речь шла в самом начале, г-ка Б. должна была уплатить г-ке Д. комиссионное вознаграждение за праведные труды, небольшое, правда, комиссионное вознаграждение. Но всё-таки…
И г-ка Д. обратилась в суд по месту исполнения договора с иском к г-ке Б. о взыскании этого самого комиссионного вознаграждения: так, мол, и так, работу я исправно сделала, извольте выдать кредитный билетик.
Но г-ка Б. стала возражать: как так — квартиру на себя оформила, жила там на мой счёт и денег ещё с меня же и требует. Я, мол, ей заплачу, но только если она мне всё возместит и квартиру мне передаст. Вообще-то вот так она прямо в процессе и сказала: „иск признаю с условием что…“ Ну, мы-то понимаем, что некое условное признание иска не есть вообще признание иска. Да ладно. Но вот её представитель пояснил позицию ответчицы г-ки Б. следующим образом: следует применить ст. 359 ГК РФ, поскольку ответчица, г-ка Б., вправе удерживать деньги, которые причитаются в пользу г-ки Д., пока и поскольку г-ка Д. не удовлетворила требование г-ки Б. о компенсации г-ке Б. затрат, связанных с содержанием квартиры, принадлежащей, впрочем, г-ке Б., которой пользовалась г-ка Д., тем не менее, от вольного.
Вообще говоря, согласитесь, нечто разумное во всём этом возражении было: комиссионер исполнил договор комиссии, но притибрил приобретённый предмет, пользуясь, мягко говоря, неадекватностью правовой объективности регистрационного законодательства и понимания гражданского права чиновниками-регистраторами. Затем благополучно расселся в этой самой квартире и потребовал ещё комиссионного вознаграждения за всё это великолепие. Но с другой стороны — статья 996 ГК РФ вовсе не требует никаких дополнительных действий от комиссионера, так как предполагает, что право собственности у комитента возникает само по себе просто из факта приобретения по сделке с третьим лицом вещи, то есть право собственности комитента возникает из подписания акта-приёма передачи товара, например, между комиссионером и третьим лицом, которое оказалось контрагентом этого комиссионера по сделке. Так что, при правильном понимании гражданского права, конечно, всё остаётся на своих местах. А вот при абсолютизации действий государственных чиновников-регистраторов, при абсолютизации, при которой чуть ли не единственным доказательством… нет, не так, как в законе написано: «зарегистрированного права»… а права вообще (а что вы думаете? — среди судей полным-полно таких, которые ровно так и читают закон — то ли наперекосяк, то ли вверх ногами, то ли между строк; одна судья, — она по ещё одному образованию филолог, — вот так и умудрилась мне сказать, что всякий текст, и законодательства в том числе имеет в себе подтекст, неявные смыслы и что-то начала мне, извините «впаривать» об энантиосемии, метафорах, метонимии, синекдохах и прочих тропах, — о как!), возникает ощущение чего-то вообще ирреального.
Но судья, который рассматривал дело, кажется, в гражданском праве разбирался (а, поди, в филологии, к счастью, не очень). И он совершенно точно обратил внимание на то, что удержанию может быть подвергнуто имущество, связанное с должником именно вещным правом последнего либо воздействию на это вещное право, а в данном случае речь-то идёт об исполнении обязательства по договору, то есть о праве обязательственном. А аналогом удержания по отношению к обязательствам является прекращение долговых обязательств зачётом встречных однородных кредиторских требований. Но для последнего необходимо хотя бы заявление одной из сторон такого обязательства, а такового нет и не было. Приятно, конечно, сознавать, что не все судьи полагают, что договоры порождают сами по себе вещные права и содержат тайные смыслы и оксюмороны, слов нет, но я чувствую, что когда одни понимают всё правильно, а у других в голове после университета осталась жуткая каша, преодолеваемая договорённостями и «спинными ощущениями» вкупе с нахальством и злоупотреблением своей властью, ничего хорошего может не выйти.
Да, а как же закончился процесс-то?
А как вы думаете — как?