Продолжение романа "Житие Майки алкоголички и сэра Константина", из главы "Лисичкин дом"
10 декабря 2018 14:56 Про телесные наказания
В детстве меня постоянно лупили по заднице. И по голове прилетало. Как им было меня не жалко, не пойму. Я была маленькая, худенькая, без конца болела. Бабка била почти каждый день. Я её дразнила, кричала: а мне не больно и хохотала, пока от боли не начинала все же плакать. Отец бил реже, но всегда снимал трусы, по голой заднице бил ремнем. Я уже до того, как он начинал, верещала и вырывалась, но что я могла сделать? Мать пыталась меня защитить, причитала: ты отобьешь ей придатки, жалела потом мои синяки. Наверное, она тоже ничего не могла сделать.
Однажды прямо на улице в Кишинёве при большом скоплении народа отец отстегал по ногам цветком, который назывался золотая розга. Я шла между своими родителями и меня хлестали по ногам и это видели люди, которые шли навстречу. Было больно и стыдно, но я сквозь слезы смеялась, как будто все хорошо и это просто игра такая веселая. Было солнце в глаза и розы на клумбах нежно так пахли, и я ослепшая от боли и слез, иду и продолжаю смеяться.
С матерью помню два эпизода. Я пришла из школы, из первого своего класса и хохотала, и рассказывала взахлёб, про пацана, который хулиганил, сидел на мусорном ведре, как на горшке. Вместо того, чтобы переодеться. Мать отхлестала меня в углу по голой попе серой резиной, с которой отец делал силовые упражнения. Ей было совсем и не больно, она больше шумела, чем шлепала. Но стоять в углу с голой задницей было стыдно и она запрещала мне выходить оттуда потом, хотя ревела я там истошно в этом углу.
Второй раз она уже после развода с отцом, избила меня по голым ногам ремнем с железной пряжкой. Отец с нами не жил, меня давно никто не трогал. Я уже стала забывать, как это. И вот, снова. Я это очень тяжело пережила, синяки долго не сходили, болели. А я замолчала. Почти перестала разговаривать дома. Молчала, грустная, или еле слышно цедила через силу слова, часто невпопад, погруженная в себя. Меня оставили в покое.
А после того, как я повалила бабку и повозила её за волосы лицом по полу, чтобы она не смела трогать Аньку, оставили в покое и Аньку (сестру, на 6 лет младше).
Распространённое воспитание в моё время, кстати. Моего друга Вовку, с которым мы дружили до школы, тоже наказывали ремнем.
"Придём домой, и принесёшь мне ремень" сказал ему отец на лесной прогулке. И мой товарищ побледнел и приуныл.
На пруду моя подружка Марианна, намочила платье в тинистой воде и боялась идти домой. А когда пришла, отец усатый огромный мужик, доктор биологических (кажется) наук велел ей лечь на диван и снять трусы.
Как это на меня повлияло? У меня в каком-то совсем юном возрасте, едва сознательном, ещё дошкольном, прочно привязалось это безобразие с телесными наказаниями к сексу.
И я живу с этим всю жизнь.
Второе плохое последствие, когда мой отец в 17 лет полез ко мне я, привыкшая подчиняться под страхом наказания, не посмела возразить ему даже, не то что сопротивляться.
Детство вспоминаю как кошмар.
Ладно бы лупили, хуже всего, что без конца дергали.
Вера надень тапки.
Вера, не шуми.
Вера не сутулься, выпрями спину.
Вера, убери игрушки.
Вера, не читай в темноте.
Ходили следом, стояли над душой и дергали, дергали, дергали.
А наказывали я не помню за что.
Помню часто виновата была, что радовалась, смеялась и шалила. Я была ребёнком радостная, меня друг дразнил: "У Верки рот до ушей, хоть завязочки пришей", часто помню себя смеющейся. С сестрой помню, схватимся друг за друга и хохочем, как ненормальные.
Своей радостью я утомляла предков и портила атмосферу горя, безысходности, которая всем (кроме меня и сеструхи) была угодна.
Выводы потом.
Спасибо, что читаете. Позвоните родителям.
Хотите знать, как я ушатала свой дорогой форум?
Послушайте - я внутренне собиралась, начинала.
Я не могла говорить. У меня не было голоса. Я могла только писать, одно и то же в разных ракурсах, окрашенное разной эмоцией, разным оттенком боли или катарсиса, с теми или иными нюансами, деталями. Скурпулёзно правя тексты, подбирая слова, чтобы утихомирить растущий тайфун ужаса у себя внутри. Меня всегда пытались заткнуть. Требовали продолжать молчать, скрывать, не писать. Те, кто скрывали сами. Те, кто стали потом такими же орущими и бьющими, дёргающими родителями.
...Ты уже взрослая, это все давно в прошлом, ковыряться в этом нет смысла. Расковырять чтобы что? Чтобы вызвать жалость к себе, чтобы самой пожалеть себя, чтобы оправдать что-либо в своем поведении?
...Или иди и сд.охни или отпусти уже и начни жить. Всю жизнь это смаковать - никаких и ничьих ресурсов не хватит...
...Вот, с.ка, взрослые люди, но надо до...ться до родителей. Ты сама в ответе уже за минимум четверых, за одного полностью, за троих частично. Это уже нести пора. Взрослеть...
...И да, я не буду о том, что имеет ввиду Вера, когда тут что-то пишет. С моей точки зрения она тут играет. Местами недурственно так играет. Просто нашла себе новый вид бухла - позёрство. Иногда её пробивает на искренность, но позёрством она сводит всё на нет. Ну.. Не совсем на нет. Но яхточку прилично так расшатывает. Всё пока очень и очень нечётко, в любой момент может слететь, но... Понаблюдать интересно!
...Были сочувствующие, были те, кто нашли выход из своего похожего. Но их, увы, было меньше, чем тех, кого подрывало.
...Я сидела ухмылялась.
...Прямо я вас здесь держу.
...Привязала коломенской верёвкой.
...Пошли вон, если не нравится. Как-то нагло прийти на мою территорию и посылать меня, затыкать, не находите? - писала им в ответ.
...Чего вас так проняло?
...Детей своих что ли лупите часто? Поэтому?
...Не превращайте это в ритуал, если уж без этого нельзя.
...Не раздевайте их.
...И дальше сидела, созерцала их реакцию.
...Реки эмоций, кровавые берега. Подавленный гнев внутри.
...Волны. Раны.