— И чего этой Мирошниковой надо? Ясно ведь, Грушенков человек женатый, ну куда она лезет, посмешище... — возмущалась медсестра Светлана.
— А тебе-то что, — возражала ей Анна Вадимовна, — ну, лезет и лезет! Не все же такие принципиальные, как ты, Светочка.
Тонкие губы старшей медсестры тронула усмешка. Она подозревала, что будь у Светочки хоть малюсенький шанс, она бы оставила свои принципы. Доктор Грушенков, Николай Андреевич, был звездой их отделения.
— Именно принципы и мешают мне смотреть на это безобразие спокойно, — сказала Светочка, прицеливаясь бычком в цементную урну, — не люблю таких блаженных, попирающих нормы морали! Не должны такие работать в больнице!
— Вот так, живёшь себе, живёшь, всё у тебя в шоколаде, все завидуют... а потом бац! Аневризма! И всё становится по барабану, так что за собой надо смотреть, а не за Мирошниковыми! — словно сама себе, сказала старшая сестра, потушила сигарету в специальной баночке с водой и кивнула Светлане,— пошли, что ли.
С недавних пор курение на территории больницы было запрещено, и поэтому курящие медработники бегали на задворки, с видом на старое здание морга. Оно почти разрушилось, морг перенесли в другой корпус, но здание не убирали и теперь оно зияло выбитыми окнами и навевало мрачные мысли о бренности бытия.
***
Надя Мирошникова тоже, в своём роде, была "легендой отделения": таких, как она, называют "женщина без возраста" — её личную жизнь не обсуждал только ленивый. Надя являла собой образец наивности и беспечности. "Кто поманит, к тому и бежит наша Надька" — качала головой Вера Петровна, сестра-хозяйка.
Раньше у Мирошниковой были всё сторонние любови: то пациент, то сосед-вдовец, которому Надя подрядилась делать уколы, — эти случаи в отделении обсуждались беззлобно, даже с некоторым благодушием, мол, отчего бы нашей Наде не пойти за вдовца? Но когда взор Мирошниковой обратился в сторону светила, Николая Андреевича, тут весь женский коллектив воспылал к ней негласной, но вполне ощутимой антипатией. Когда Надя появлялась, неважно, на посту, в ординаторской или в столовой, разговоры тотчас утихали. Казалось, что Надежда ничего не замечала вокруг. Порхала вокруг Грушенкова, аж смотреть противно.
— Надь, ты бы поскромнее себя вела, — шепнула ей как-то Вера Петровна, — над тобой всё отделение смеётся.
— Шли бы вы, Вера Петровна... в свою "Дистилляторную"! — не оценила совета Надежда, и побежала исполнять очередное "важное" поручение Николая Андреевича.
Конечно, Надежда знала, что предмет её обожания женат, она пару раз видела его жену. Та и не подозревала, какое сокровище досталось ей, смела повышать на светило голос и вообще, по мнению Надежды, недостойна была такого человека, как Николай Андреевич.
Своей личной жизни теперь у Мирошниковой не было, всех женихов она сравнила со своим кумиром, и понятно, что не в пользу соседа вдовца или бывшего пациента. На лице её стала проступать печать одиночки, которая так отпугивает мужчин. Теперь, разве что какой-нибудь дедок, потирая место укола игриво подмигивал ей.
"Ничего, и так проживу", успокаивала себя Надя и довольствовалась тем, что есть: будничными встречами на работе с предметом своих грёз, и пустыми мечтаниями после работы.
Ника, единственная подруга Надежды, не одобряла её преклонения перед Грушенковым.
— Что ты в нём нашла, не понимаю, — говорила она, распоряжаясь на Надиной кухне, как на своей собственной, — тоже мне, мужик, ни стати, ни породы.
— Много ты понимаешь! — обижалась Надя, — Николай Андреевич ГЕНИЙ!
— Воистину, любовь слепа! — пожимала плечами подруга, — ой, а классный кофе у тебя закончился, да?
— Закончился, — вздыхала Надя, умолчав, что бразильский кофе, которым так восхищалась подруга, она отнесла на работу, чтобы порадовать Николая Андреевича, который, как все гении, разбирался в кофе и оценил его по достоинству.
***
Вечер пятницы подошёл к концу. Все назначенные процедуры был сделаны, лекарства розданы. Надежда сама собиралась отдохнуть, как вдруг на этаже в коридоре послышались быстрые шаги. Вскоре Надя увидела Тимура, медбрата из приёмного отделения.
— Кто сегодня дежурный врач? Николай Андреевич?
— Нет, Хромова из неврологии, — а что? Что-то серьёзное? На тебе лица нет, — сказала Надя.
— Там с аварии привезли народ, двое в критическом состоянии, один случай очень сложный.
— Так я звоню Николаю Андреевичу? — Надя с готовностью подняла трубку стоявшего на посту аппарата.
— Нет, стой! Лучше набери Марину Олеговну!
— Лущенко?
— Да, да, — поспешно сказал Тимур.
Телефона Марины Олеговны Надя наизусть не знала, и ей пришлось искать его. Всё это время Тимур барабанил пальцами по стойке.
— Марина Олеговна? — дозвонилась, наконец, Надя, — тут людей привезли. Двое тяжелых... да...
Тимур вырвал у неё трубку:
— Марина Олеговна, это Тимур из приёмного. Приезжайте, как можно скорее! Я понимаю, Марина Олеговна! Но я не стал звонить Грушенкову, судя по документам, пострадавшая — его жена. Да! Вас понял. Жду!
Он передал трубку оторопевшей от новости Наде, и сказал:
— Николаю Андреевичу тоже надо сообщить. Я боялся, что он сегодня дежурит...
— Почему боялся? — глухим голосом отозвалась Надя.
Но Тимур, не удостоив её ответом, побежал обратно в свой приёмный покой, оставив Надю наедине с телефонной трубкой.
Она звонила ему, но Николай Андреевич не отвечал. Тогда, убедившись, что все пациенты спят, Мирошникова покинула пост и спустилась вниз, в приёмное. Тяжёлых уже отвезли в оперблок, остались только травмированные граждане: вывих плеча, ушиб головы.
Вдруг Надя увидела Николая Андреевича. Белый, как мел, он стоял, прислонившись к колонне.
— Николай Андреевич! — подскочила к нему она, — я звонила вам...
Он посмотрел на неё невидящим взглядом, и кивнув, произнёс:
— Мне сразу сообщили... с места происшествия... Спасибо, Верочка! Он повернулся и побрёл в сторону кресел. Рухнул в одно из них, и обхватив голову руками, застыл.
Глаза её наполнились жгучими слезами и она прошептала ему вслед:
— Я Наденька!
Опустив голову, она пошла в своё отделение. У дверей обернулась, и увидела, что вместо светила и мечты всех женщин, в кресле сгорбился слабый, до смерти напуганный старик.
После четырёх операций, жена Николая Андреевича осталась тяжёлым инвалидом. Ей прописали реабилитационный курс капельниц. Николай Андреевич вспомнил о Наде.
— Наденька! — он отвёл её в сторонку, — Наденька, я прошу вас помочь мне! Вы могли бы ставить моей Тане капельницы, на дому? Разумеется, не бесплатно!
Побывать в доме Грушенкова — раньше было Надиной мечтой, но теперь, она думала отказаться. Она не горела желанием ухаживать за "спесивой и надменной" Татьяной Грушенковой. Она прекрасно знала, что инвалидность редко улучшает характер.
— А почему я? — спросила Надя.
— Потому, что наша старшая сестра, Анна Вадимовна, считает, что вы справитесь с этим лучше других. Рука у вас лёгкая.
"Неужели Анна Вадимовна такое сказала", удивилась Надя, а вслух произнесла:
— Мне надо подумать.
— Времени нет, Вер.. Наденька, соглашайтесь... — он взял её руку и поднеся к губам, посмотрел ей в глаза. Такого она раньше и представить себе не могла.
— Хорошо. Препараты есть? Во сколько мне подойти? — спросила Надя, без особого пиетета.
— Да, лекарства есть. К шести часам. Дверь открою я или моя сестра, Альбина Андреевна.
***
— Вот ты значит, какая, Мирошникова, — cлабой улыбкой приветствовала её жена Николая Андреевича, — мне кажется, я видела тебя, но никак не могла вспомнить твоего лица.
— А зачем вам его вспоминать? — отозвалась Надя, неприятно уязвлённая "тыканьем". Вскрывая упаковку с капельницей, она уронила стоявший на прикроватной тумбочке стакан воды. Он упал и намочил раскрытую книгу Роберта Сапольски.
— Ну что за корова! — разъярялась Грушенкова.
— Если вы будете меня оскорблять, я уйду, — обиделась Надя, и вдруг увидела, что Татьяна плачет.
— Прости, я злюсь на себя, а ору на тебя. Не могу никак свыкнуться с тем, что я теперь жалкое подобие себя самой, — она утёрла глаза краешком пододеяльника.
Надя продолжила своё дело. Установила капельницу, и только собралась нащупать вену, как Татьяна еле слышно попросила:
— Не надо, не коли! Пусть капает сюда, — и она показала на эмалированное судно под одеялом.
— Почему? — спросила Надя, но Татьяна поднесла палец к губам,— тс-с-с!
Надежда открыла капельницу, и жидкость резво побежала по трубке и в судно.
— Зачем же они прислали тебя? — одними губами улыбнулась Татьяна, — ведь я слышала, как ты моему благоверному прохода не давала! — громко сказала она, а после прошептала: — я думаю, что меня хотят добить.
— Кто? — так же шёпотом спросила Надя.
Дверь открылась и в комнату зашла Альбина Андреевна. В руках у неё был поднос с чашкой чая.
— О чём это вы тут шепчетесь? — спросила она, но не заметив ничего подозрительного, улыбнулась Наде: — вот, чайку вам принесла. А то вы наверное, после работы?
— Да. А где Николай Андреевич? — спросила Надя.
— Он... он... — вы знаете, ему приятель позвонил, и он отправился к нему.
— Понятно, Спасибо! — Надя, взяла с подноса чашку.
Когда дверь за Альбиной закрылась, Надя повторила вопрос:
— Кто хочет вас "добить"?
— Мой муж и она, его любовница,— тихо сообщила Татьяна, разглядывая свои ногти, — блин, в гроб с такими ногтями... эх, надо, что ли, маникюршу позвать. Нет ли у тебя хорошего мастера?
— Но у Николая Андреевича нет любовницы, он любит вас... — проигнорировав её вопрос, прошептала Надя, — я сама видела, как он страдал, когда вы попали в аварию!
— Которую он сам же и подстроил!
— Как подстроил? — Надя не верила своим ушам.
— А вот так. Так много людей обязаны нашему герою. Причиной аварии стали неисправные тормоза. А ведь машина только из сервиса! Ты здесь тоже неслучайно. Зачем ты здесь? — подозрительно сощурила глаза Татьяна.
— Ну, я хорошая медсестра, — сказала Надя, — Николай Андреевич попросил, и я согласилась! Не хотела, но он очень просил, и предложил деньги.
— Подстраховался! Если вдруг кому-то станет интересно, почему идущая на поправку инвалидка померла, и выяснят, что в капельнице было что-то не то, как ты думаешь, кого обвинят? Ты вешалась на Колю? Чего уж там, все это знают... и поэтому здесь ты, а не приходящая медсестра из поликлиники. Усекла теперь?
— Неужели, всё это правда? — Надя была поражена, — что же делать?
— Я прошу тебя зайти в полицию и передать это.
Татьяна вытащила из под подушки свёрнутый вчетверо листок.
— А почему вы уверены, что не я та любовница?
— Потому что именно ты пришла! И потом, я немного разбираюсь в людях, — невесело улыбнулась она, — ладно, иди. Удачи!
Надя отнесла заявление в полицию, но там его даже не зарегистрировали, поскольку "заявитель" не явилась лично, а у Нади не было нотариально заверенного права действовать от её лица.
На следующий день Надя заболела и весь день провела в постели. Когда же через три дня она вышла на работу, то узнала, что у Грушенкова умерла жена. Причина смерти — полиорганная недостаточность, которую должны были предотвратить, но не предотвратили капельницы. Николай Андреевич был в подавленном состоянии. Руководство больницы намеревалось отправить его в отпуск, но потом испугалось, что он может последовать за горячо любимой супругой, настолько неподдельна была его скорбь. Пусть уж лучше переживает горе среди людей.
Те, кто был на похоронах, запомнили безупречный маникюр покойницы.