Петр не находил себе места, нервничал и клял себя за свое собственное поведение. Со стороны ему казалось, что он выглядит слабым, ранимым и униженным, но внутри все было иначе: Петру было больно. Мужчине было все равно, что о нем подумают супруга, ее мать или его сын, главным было то, что он сам чувствовал внутри себя. А он чувствовал только боль, а еще злость по отношению к жене, которая посмела обмануть его, а потом продолжала обманывать на протяжении пяти лет.
- Петя, я не думала, что все так выйдет, - Таня плакала, размазывая слезы по щекам. Выглядело это со стороны жалко, но Петру было не до жалости к жене.
- О чем ты не думала? О том, что я рано или поздно узнаю о том, что ты мать не моего ребенка? О том, что ты обманула меня, повесив на меня ответственность за воспитание по сути постороннего для меня человека?
- Но Слава считает тебя своим отцом, неужели тебе хватит смелости сказать ему сейчас о том, что ты ему – не отец, и он, твой сын, для тебя – никто?
- Я не знаю, Таня, - Петр тяжело вздохнул, - я пока ничего не знаю. Чувствую только, как мне больно, как все распирает внутри от обиды и разочарования. Твоя бабка перед смертью все же воткнула нож в мою спину.
- Прости меня, Петя! – Таня сложила руки в мольбе, а сама при этом не переставала плакать и смотреть на мужа виноватыми глазами. Но Петр, хоть обиженный, но при этом уверенный в себе, не мог сразу взять и сдаться.
Петр вышел из комнаты на балкон и достал из пачки сиг*рету. Зак*рил, немного полегчало. Рука, державшая сиг*рету, тряслась после прочтения письма, дыхание то и дело сбивалось, из-за этого Петр кашлял, а из его глаз лились слезы. Мужчина думал о сыне, которого пять лет воспитывал как своего, а он оказался ему не родным. А ведь где-то там, в Тереховке, возможно, растет его родной ребенок, его плоть и кровь. От этой мысли на душе становилось невыносимо тяжело, а мысли, словно тяжелый расплавленный металл, впивались в черепную коробку, пульсируя и отдавая болью. Петр прикрыл глаза, справляясь с эмоциями и пульсацией, мешавшей смотреть перед собой.
- Я на выходные уеду, - сказал он Тане, вернувшись с балкона в комнату, - мне надо подумать, решить для себя, что делать дальше и как поступить.
Супруга испуганно посмотрела на Петра:
- Только не говори мне, что поедешь к родителям. Там ты снова встретишь ее.
Петр кивнул:
- Именно в Тереховку я и поеду. Пойду с отцом на охоту, мне надо выпустить пар, который накопился во мне. Ты даже не представляешь, что во мне сейчас происходит. Да и как ты можешь себе это представить, если ты не на моем месте?
- Но ведь там она! – Таня повысила голос, вены на шее вздулись, а слезы не прекращали стекать по лицу, а потом попадать на шею.
- Не кричи, прошу тебя, - Петр непроизвольно закрыл уши ладонями, потому что голова начала гудеть от криков жены, - даже если я ее встречу, то можешь не переживать. У Лены есть муж, а все, что было между нами, осталось в далеком прошлом.
И если по поводу первого Петр был уверен, то второе свое утверждение оставалось для него самого сомнительным. Прошло ли все к Лене на самом деле, и сможет ли он спокойно пройти мимо, просто вежливо поздоровавшись и сделав вид, что они просто остались добрыми знакомыми, а теперь стали друг для друга чужими людьми? Наверное, вряд ли, но ее муж, если что, исправит его неуверенность.
- В прошлом? У тебя все в прошлом? – Таня криво усмехнулась. – Да ты до сих пор забыть не можешь эту девчонку, которая тебя с толку сбила своей любовью. Это из-за нее ты чуть не оставил меня, и, если бы не Слава…
Петр выставил руку вперед, словно защищаясь от нападок жены:
- Про сына ни слова. Это не мой ребенок, чтобы ты его имя сейчас использовала, чтобы как-то повлиять на меня.
- Он твой сын! – отрезала Таня. – Так написано в документах, и так считают все. А твои слова сейчас это просто повод для того, чтобы поехать к ней, увидеться с ней и, может, опять все начать!
- Уже не все так считают, - отозвался Петр, - я уже так не считаю, я в этом уверен. А тебя считаю обманщицей. Извини, но я буду теперь поступать только так, как сам сочту нужным.
- Слава пока пусть поживет у моей мамы, - произнесла Таня, вытирая с щек слезы, - я не буду ему ничего говорить, а он не будет ничего знать. Даже если ты решишь… уйти от меня, пусть он думает, что ты его родной отец.
Петр покачал головой:
- Сейчас я тебе ничего не скажу, никаких обещаний давать не буду, я просто хочу спокойно обо всем подумать, принять какое-то решение. В тишине, в покое, в родных местах. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что не хочу жить во лжи сам, а еще заставлять жить в этой лжи ребенка, которого я воспитал.
- Ты все всегда идеализируешь, - с горечью в голосе произнесла Таня, - в том числе, и свою Лену. Придумал ее себе, сам в эту придумку и поверил.
- Перестань называть ее моей, - оборвал рассуждения жены Петр, - я устал от твоих претензий, безосновательной ревности, а больше всего я устал от твоего вранья.
В эту ночь супруги спали в разных комнатах, и так продолжалось вплоть до отъезда Петра в Тереховку. Собрав вещи в пятницу вечером, Петр рано утром в субботу выехал к родителям. Таня больше ничего ему не сказала, она даже не встала утром, чтобы проводить мужа, что означало только одно: она глубоко обижена и переживает по поводу того, что ее муж снова поехал туда, где был когда-то счастлив с другой.
Отец встретил сына не очень радостно, мать, напротив, была счастлива, увидев Петра. Женщина захлопотала у плиты, готовя что-то вкусное и особенно любимое сыном, чтобы порадовать его в его редкий приезд в гости.
- Батя, я не пойму, в чем дело? – непонимающе спросил Петр у отца, который хмурил седые брови и старательно отводил глаза в сторону.
- Ты чего тут забыл? Для чего приехал? На костях поплясать? – вопросом на вопрос откликнулся Николай Петрович. Мать бросила на мужа обеспокоенный взгляд, но ничего вслух не сказала. Петр с удивлением посмотрел на отца, не понимая, о каких костях вообще шла речь.
- Я не пойму, о чем ты говоришь, батя, - Петр растерялся. Он ехал в Тереховку почти семь часов, чтобы его тут встретил чем-то недовольный отец.
- Не понимает он. Ленка только мужа похоронила, а ты уже тут как тут. И чего рядом с женой не сиделось?
Петр ощутил, как его прошибло потом. Не зря ему снилась Лена, как будто протягивая к нему руки и прося о чем-то. Этот сон он видел несколько раз, а разобраться в нем не захотел. Вообще любая мысль о Лене казалась ему болезненным напоминанием о прошлом, которое изменить было уже невозможно.
- Я не знал, - тихо проговорил Петр, присаживаясь на деревянный и весьма хлипкий стул.
- Не знал он, - пробурчал Николай Петрович, - почуял, значит. Ты же охотник, за тыщу километров, видать, чуешь добычу.
Отец немного потеплел, а потом, когда наливал себе и сыну белую в честь приезда Петра, зачем-то спросил:
- Ты ведь не охотиться приехал? Что случилось?
Говорить сейчас с отцом на тему своих семейных передряг Петру совсем не хотелось. Он молча выпил в*дку, закусил домашним соленым огурцом, тут же подоспели пироги от матери, отварная картошка, жаренные котлеты. Все было вкусным, натуральным, таким любимым и желанным. После еды начало клонить в сон, все-таки, длительная дорога и плохой сон в последние дни давали о себе знать. Да и воздух в деревне был необычайно свежим и здоровым.
- Батя, все хорошо. Немного поругался с Таней, а так все как всегда. Просто хочу перевести дух и поразмыслить о жизни.
Мать всплеснула руками, причитая о том, что семья может распасться из-за банальной ссоры, отец же снова нахмурил брови и стал строгим.
- Это в сорок-то лет? Размышлять о жизни? Да ты и жизни-то не видел! – Николай Петрович сделал взмах рукой, что означало его несогласие со словами сына. – А мне что прикажешь делать в свои семьдесят? Вот мне и надо размышлять, а тебе жить надо, сына воспитывать. Зачем приехал сюда, стоило тебе с женой поругаться? Тоже мне, нашел место успокоения.
- Батя, перестань, - Петр тоже нахмурился, - вот от тебя нотации слушать мне меньше всего хотелось бы.
- А ты послушай отца, - Николай стукнул кулаком по столу, да так, что и Петр, и мать вздрогнули, - пока батя жив, уши воротишь, а как помру – поздно будет учиться уму-разуму.
- Ты еще сто лет проживешь, - Петр улыбнулся махнул рукой, а потом снова взял в руку огурец.
- На такие блага я не рассчитываю. Но точно знаю, что тебе надо быть сейчас дома с женой и сыном. А то стоило тебе приехать, я уже чую, как Ленка в окно высматривает твою машину.
- Что вы все ко мне с этой Ленкой привязались, - Петр отвернулся в сторону и хотел было заткнуть уши руками, но подумал, что при родителях это будет выглядеть совсем глупо, - ну было и было, с тех пор сто лет прошло.
- Не сто, а пять. Пять лет прошло, как ты с ней шашни водил при живой жене. Не стыдно тебе? Молодая девчонка, ей ведь и лет было едва двадцать, а ты, взрослый, тридцатипятилетний мужик голову ей запудрил.
- Не было такого, - грубо ответил Петр, раздражаясь при воспоминании о том, как у него все начиналось с Леной, и как все закончилось, - не пудрил я никому голову. Было все по взаимному согласию, по-честному все было. Никто и никого ни к чему не принуждал, чувства были, только в прошлом уже все осталось.
- Ну да, конечно, - отец рассмеялся, но смех его звучал неестественно, - по-честному, говоришь? А как она потом с брюхом ходила, тоже по-честному было?
- А с чего ты взял, что от меня с брюхом была? – прищурившись, спросил Петр.
Николай Петрович махнул рукой на сына и показал ему на печь.
- Спать на печи будешь. Завтра с утра на зверя пойдем. Ложись и спи. А перед сном подумай обо всем, что я тебе сказал. Хорошо подумай, только потом спи.
Петр не успел ни о чем подумать, потому что, едва взобравшись на печь, тут же провалился в глубокий сон. Сон был крепким, здоровым, и ничего в ту ночь Петру не снилось: ни Лена, ни Таня, ни кто-то или что-то еще.
С утра они с отцом отправились в лес. Теперь Николай Петрович больше молчал, на сына не смотрел, он был сух и деловит, как это обычно бывало во время охоты.
Петр не чувствовал прилива адреналина и желания охотиться, как это бывало с ним обычно. Он нес ружье на плече и слышал тяжелое дыхание отца. Замерзли руки, лицо онемело, но мужчины уверенно шли вперед, заходя все глубже в густой лес.
Охоты не вышло, это признал и отец, и сам Петр.
- Это все, потому что ты приехал не в то время, - нравоучительно сказал Николай Петрович, - я тебе это сразу сказал, а ты не поверил. Для другого ты приехал сюда, а не для охоты.
На следующее утро Петр уже отправился в лес в одиночку, он хотел доказать отцу, что тот был не прав, когда считал по-своему.
Едва он вошел в лес, мужчина тут же почувствовал чье-то присутствие. Это был зверь, а точнее, волк. Он смотрел на Петра из-за деревьев, боясь пошевелиться и привлечь к себе внимание. Петр и сам напрягся, а по спине скатилась струйка холодного пота. Он почувствовал дрожь в руках, которые машинально потянулись к ружью. Животное не шевелилось, продолжая смотреть на своего врага, собиравшегося его уб*ть.
Петр нацелил на зверя ружье, но тут скрипнули сухие ветки, рука дрогнула, и раздался выстрел. Не успел Петр сообразить, попал он в зверя или нет, как тут же услышал детский крик. Плакал ребенок, и тогда мужчина понял, что в волка он не попал. От этой мысли на него накатила волна ужаса, он испуганно крутил головой по сторонам, пытаясь найти глазами того, что громко плакал, хлюпая носом и подвывая.
Петр пошел на звук плача, и за стволом дерева увидел девочку, которая плакала, размазывая слезы по лицу и сидя на снегу.
- Откуда ты тут взялась? – мужчина присел на корточки, понимая, что девчонка находилась всего метрах в трех от волка.
- Я тут живу, я гуляла, - ревела девочка.
- Но тут же страшно и холодно, почему ты одна?
- Я всегда одна! Мама меня не любит!
Петр протянул девчонке руку и помог подняться со снега. Девочка послушно встала, продолжая варежкой стирать с лица слезы, щипавшие ее щеки. Девчонка пошла за ним, не задавая никаких вопросов и не боясь незнакомого мужчину.
- Куда идем? – спросил Петр.
- К нам домой. Ты скажешь моей маме, что меня надо любить!
- С чего ты вообще взяла, что мама тебя не любит? – с легкой улыбкой спросил у нее Петр. – Все мамы любят своих детей, и твоя тоже не исключение. Вот сейчас пойдем, и она тебе скажет, как сильно любит тебя, свою дочку!
- Потому что она папе говорила, что любит какого-то дядю, а значит, что и меня, и папу она не любит.
Петр про себя усмехнулся, слушая детские рассуждения. И только когда они подошли к дому девочки, он вдруг понял, что матерью, которая «не любит», была Лена. Девушка стояла на крыльце, кутаясь в легкую шубку, и обеспокоенно смотрела по сторонам.
- Мама! – звонким голосом окликнула ее девочка и выпустила свою руку из руки Петра.
- Ты где была? – строго спросила Лена, а потом заметила Петра. Ее лицо тут же переменилось, она отвела глаза в сторону, слегка побледнела.
- Что ты тут делаешь? – спросила она, а потом увидела ружье на плече мужчины.
- Я хотел задать вопрос про то, что твоя дочь делает в лесу одна? – задал встречный вопрос Петр и многозначительно посмотрел на Лену.
Только сейчас он снова почувствовал, как внутри него что-то будто бы оттаивает. Снова чувство уюта и радости наполнило его душу при виде этого наивного молодого личика, которое когда-то он держал в своих ладонях, целуя девушку в губы. Каким счастливым он тогда себя чувствовал. Не повторить этих мгновений, пожалуй, уже никогда.
- Проходи в дом, - просто сказала Лена, впуская вперед дочку, а потом заходя сама и оставляя дверь открытой. Петр понял, что она приглашала его в свой дом, и он не мог не пойти за ней.
Мужчина вошел в ее дом, и снова сердце наполнилось теплом и радостью. Все было таким знакомым, таким родным, кроме фотографии мужа Лены в черной рамке. Лена, поймав взгляд Петра, тут же решила все объяснить.
- Он умер, - сказала она, - но в свое время он очень сильно меня поддержал.
- Ты не любила его? – спросил Петр, и тут его осенило: девочка говорила про то, что мама папе призналась в том, что любит другого. Не сам ли Петр был тем самым «другим дядей»?
- Я однолюбка, и говорила тебе об этом. Нет в моем сердце места больше, чем для одного мужчины. И сейчас я готова это повторить тебе.
- А дочь? – спросил Петр, глядя, как маленькая девчонка, с такими же как у него, рыжими волосами теребит куклу, а сама внимательно смотрит на взрослых.
- Твоя дочь. Об этом в Тереховке разве что глухонемой не знает и не говорит.
Петр понял, что пять лет назад он уехал не с той женщиной. Он уехал с той, которая родила ребенка от другого человека, от той, которая всегда любила и продолжает любить честно и без прикрас. Все эти годы он воспитывал чужого ребенка, а его собственная дочь считала, что ее не любит мать. Как так получилось? Таня обманула его, а он сделал неверный выбор, уехав с той, с которой не был счастлив ни одного дня за прошедшие пять лет.
- Я хочу остаться здесь, - твердо сказал Петр, - я больше не уеду. Не проси и не умоляй.
- Не буду, - Лена улыбнулась, - зачем мне это? Мне хватило пяти лет, чтобы понять, что я сама хочу, чтобы ты всегда оставался рядом.
В ту ночь Петр не спал на печке, а, лежа рядом с Леной и обнимая ее, ощущал внутри себя невероятное по размеру чувство безграничного счастья, о котором напрочь забыл пять лет назад, уезжая из Тереховки. Теперь пришло время вернуть все на круги своя и снова попробовать стать счастливым. Не просто стать счастливым самому, а еще сделать счастливым Лену, а еще свою родную дочь, о существовании которой он старался не думать. Трус и глупец, которому судьба подарила второй шанс на счастье. И спасибо бабушке Тани, открывшей ему правду в своем предсмертном письме. Если бы не та правда, вряд ли бы Петр был сейчас так счастлив и вряд ли бы отважился снова вернуться в родной дом навсегда.
Автор: Ирина П.