Найти себя — самое трудное дело. Вспоминаю, как в детстве я по очереди пробовала играть то в продавщицу, то во врача (включая ветеринарного), то в балерину, то в режиссёра. Даже рисовать пыталась. Школьные предметы меня никак не профориентировали, потому что все они мне нравились и давались легко, но ни в какую профессию не влекли.
Домоводство, которое я обожала, помогло мне стать хорошей хозяйкой, но отнюдь не поварихой и не портнихой. Производственное обучение в старших классах не дало мне ничего, кроме квалификации овощевода открытого и закрытого грунтов — нелюбовь к сельскохозяйственной деятельности у меня была от рождения и остаётся по сей день.
В итоге к выбору учебного заведения меня подтолкнула вовсе не любовь к какому-то предмету, а юношеская влюблённость в «принца из голубого ящика». Им оказался довольно известный в 1970-е годы гражданин ГДР (была тогда такая страна), вот я и решила поступать в московский инъяз.
Чувство вспыхнуло и быстро угасло, а вот две профессии — преподавателя иностранных языков и переводчика — остались. Как и осталось прекрасное образование, полученное в одном из самых крутых вузов СССР. Alma mater также воспитала во мне немецкую пунктуальность и обстоятельность во всём.
Преподавала я совсем немного: годик на рабфаке родного инъяза ещё студенткой, столько же на городских курсах немецкого языка, несколько лет в Калининградском механическом техникуме (теперь это Ракетно-космический колледж). Потом, уже работая в Ленинской библиотеке, обучала в дополнение к основной работе своих коллег-библиотекарей. Ну и, конечно, не обошлось без репетиторства.
Переводчиком работать я категорически не хотела, но на жизнь этим зарабатывала: в мутные времена перестройки, когда на наш рынок хлынула зарубежная техника, я переводила инструкции к немецким и японским швейным и вязальным машинам. Работа была тупая, но очень денежная и нужная — ведь муж практически остался без зарплаты, так как космонавтику как отрасль уничтожали, а у нас было трое детей.
В общем, мои первые профессии ко мне не прижились. Правда, осталось профессиональное знание немецкого и английского языков, а также основы итальянского и латыни. И этим знанием я успешно пользуюсь всю жизнь.
В Ленинке опытные и умные люди быстро разглядели во мне неординарные способности аналитика и руководителя, причём в одном флаконе. Сама бы я до этого никогда не докопалась — работала бы себе спокойненько библиографом до самой пенсии и в ус не дула. Но мои наставники пошли к высокому начальству, которое поддержало их и дало мне такого волшебного пенделя, что я за семь лет не только стала комплектатором экстра-класса, но и прошла все административные ступени вплоть до замдиректора. В 1996 году, когда случился кризис управления и нового директора библиотеки уволили, исполнять его обязанности министр попросил меня. Чем я и занималась целый год.
А потом, когда меня из и. о. не превратили в директора, а посадили в это кресло аппаратчика, я пустилась в свободное плавание, создав вместе со своими товарищами Институт развития информационного общества — первую в стране негосударственную научно-исследовательскую компанию в сфере развития и использования информационно-коммуникационных технологий. Управлять ею мои друзья и коллеги призвали меня. Вот тут аналитик и управленец во мне развернулись в полную мощь. И больше двадцати лет никак не могли угомониться.
В 2017 году меня попросили стать организатором и директором двух научно-образовательных центров при МГУ: центра цифровой экономики и центра хранения и анализа больших данных. Так что полных три года я прикладывала свои способности на Ленинских горах, но в разгар пандемии, когда живая ежедневная деятельность практически остановилась, я вернулась в свою компанию.
С 2010 года я вовсю эксплуатирую свои организационные и аналитические способности, а также любовь к письменному тексту в качестве главного редактора известного и уважаемого научно-аналитического журнала «Информационное общество». Кстати, стать главным редактором меня тоже попросили — инициатива была не моя.
То есть я всю жизнь как Катя Тихомирова из фильма «Москва слезам не верит»:
… просто меня попросил Михалыч, ой, извините, товарищ Леднёв. Он наш начальник цеха, очень хороший человек. Он меня попросил, я и пошла.
А вот танцы я выбрала сама, причём очень поздно, в 50 лет. Никто во мне здесь ничего не разглядывал, не подталкивал, не стимулировал. Просто очень захотелось. Прям так и сказала себе: «Хочу и буду».
Но ведь такое решение, такой каприз способны завести нас как в даль светлую, так и в непролазные дебри, в которых можно заплутать. Это очень сложный и иногда роковой момент.
Прочитала тут случайно на сервере «Самиздат» при библиотеке Максима Мошкова стихотворение некоего Эльдара Каирова о несчастном музыканте. Стихотворение как литературное произведение оставляет желать много лучшего, но содержит красивую и мудрую философскую метафору.
У музыканта, который прекрасно осознаёт свою бездарность и который никого не интересует, вдруг находится ценитель. Он сидит и внимательно слушает его игру. Когда музыкант спрашивает, не погибель ли он его, незнакомец отвечает: «Нет-нет, я твоя заблудшая душа».
Но этот музыкант, хоть и не обременён талантом, похоже, профессионал и играет всё-таки нормально. Не всем же быть Горовицами, Ойстрахами и Ростроповичами. А вот как быть с любителями, которые с упорством, достойным лучшего применения, изо всех сил пытаются доказать и себе, и всему миру, что они талантливые танцоры (певцы, художники, поэты, писатели и далее по списку)? Все видят и слышат, что это не так, но стесняются возразить и невнятно бормочут что-то деликатное.
Хорошо если наши «творцы» ведут себя скромно и просто потихоньку танцуют (поют, рисуют, сочиняют…), но ведь они часто лезут на авансцену и устраивают громкие пиар-акции и перформансы — ну прямо в духе Флоренс Фостер Дженкинс. Сделать с этим ничего нельзя — до тех пор, пока каждому из них не явится его заблудшая душа и грустно не заглянет прямо в глаза. Хотя она может и не явиться…
Я очень много размышляла о себе в этом контексте. И поняла — сама и с помощью других людей, которые относятся ко мне настолько хорошо, что позволяют себе говорить правду, — что природные способности к танцу у меня весьма средние, но их недостаток компенсируется большим желанием танцевать, огромным трудолюбием и талантом моего педагога. В общем, будем считать, что в лире Терпсихоры я не лишняя струна.
На поляне любительского танца таких, как я, много. И мы, я надеюсь, — здоровая часть сообщества. Мы не стесняемся снизу вверх смотреть на выдающихся танцоров и искренне им аплодировать. Мы с уважением и симпатией относимся друг к другу — стекла уж точно в туфли не подсыпаем. И мы искренне сочувствуем тем, кто заблудился, кто прошёл мимо чего-то своего, правильного. О них — стихотворение Ф.И. Тютчева «Пошли, Господь, свою отраду» 1850 года:
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой;
Кто смотрит вскользь — через ограду —
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись —
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит…
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой,
Как бедный нищий — мимо саду —
Бредет по знойной мостовой.