Есть мнение, что культура – это то, что отличает человека от животных, это исключительный способ его существования, недоступный более никому. До первой половине прошлого столетия так и принято было считать. И по сей день в культурологии сложилось понимание культуры как искусственного мира, созданного человеком в дополнение к природному.
Считается, что культура не наследуется, а осваивается только путем научения и подражания. Она передается при помощи знаков, символических форм и связана с идеями. Культура призвана удовлетворять потребности и интересы человека. Из чего получается, что не было бы человека, не видать бы никакой культуры.
Но археологические открытия ставят нас перед фактом, что в таком понимании культура старше homo sapiens. Мало того, современные открытия свидетельствуют о том, что и у других животных есть накопление опыта и культурные традиции. Только и того, что в терминологии когнитивной этологии это – не культура, а поведенческая традиция (распространение и укоренение какой-либо новой поведенческой модели в популяции). А культура – целый блок таких традиций. Разница между культурой и поведенческой традицией – количественная, а суть – одна. Она заключается в том, что неврожденные способы поведения передаются от одних особей к другим, в том числе от старших к молодым, путем социального обучения, и благодаря этому сохраняется в ряду поколений.
Ученые, изучающие поведение животных (особенно социальное) в естественных для них условиях, пришли к выводу, что и животные, как люди, что-то придумывают чтобы улучшить свою жизнь. Затем новые навыки распространяют в своей популяции. Так некоторые изобретения и становятся поведенческими традициями. А этологическим механизмом укоренения традиций является социальное обучение.
Культурные универсалии, как адаптации к местным условиям существования, есть и у животных. Традиции, имея экологическое объяснение, охватывают следующие виды поведения: добычу пропитания, сезонные миграции, брачные демонстрации, выбор мест гнездования, звуковые коммуникации, распознавание хищников, груминг, другие виды социальных взаимодействий и даже игровое поведение. Поведенческие традиции были обнаружены у различных млекопитающих, птиц, рыб и некоторых беспозвоночных. Социальное обучение нашли даже у дрозофил. Хотя в большинстве случаев речь шла о единичных традициях.
Множественные традиции были обнаружены у китообразных и орангутанов. У горбатых китов они связаны со звуковой коммуникацией и маршрутами сезонных миграций. Толстороги, бизоны, олени и лоси способны запомнить расположение кормовых участков и потом приводить туда сородичей. Детеныши перенимают маршруты миграций у своих матерей. Подобные факты говорят о том, что миграционное поведение определяется не только "врождёнными знаниями", а социальным обучением.
У орангутанов было найдено 24 модели поведения. Таких, как добыча пышной ветвью воды из глубокого дупла, шипение перед сном, почесывание недоступных частей тела палочками, вытирание морды зажатыми в кулаке листьями, а ещё использование приложенных ко рту листьев в качестве усилителя звука. Очевидно, что обезьяны обучаются друг от друга. И чем общительней сообщество, тем богаче поведенческий репертуар. Это уже самая настоящая культура (как целый блок поведенческих традиций).
У шимпанзе, обитающих в разных заповедниках, было обнаружено 39 разных моделей поведения, касающихся употребления различных предметов, орудий, брачных танцев, или, например, использования в качестве зонтиков огромных листьев. При этом каждая из традиций встречалась в одних сообществах, но отсутствовала в других. Чаще они касаются способа добычи пищи или ухода за собой. Например, в одном группе принято колоть орехи камнями, в другой – используют тяжелые палки. Сообщества шимпанзе, различаясь по своей культуре, совсем похожи на человеческие сообщества.
Несмотря на то, что большинство вокальных сигналов (кваканье, мяуканье...) — врожденные, многие животные обучаются этому. Такие способности известны у грызунов, хоботных, китообразных, ластоногих и некоторых приматов, включая и людей.
Обучение пению — это яркий пример культурной традиции, поскольку птичьи вокальные диалекты являются наиболее изученной и широко принятой формой культуры животных. Птенцы одних видов птиц, появляясь на свет, уже обладают врожденным знанием. А птенцам других видов приходится "брать уроки вокала", подражая взрослым. Те птицы, которым надо учиться петь, способны развивать региональные диалекты. Вокальные диалекты документированы у 80 видов птиц. Мухоловки пеструшки и белошейки, как и новокаледонские вороны, демонстрируют впечатляющую вокальную коммуникацию, которая включает диалектные различия между отдельными группами. Подобно тому, как формируются диалекты в человеческих языках в процессе культурной эволюции, их песни звучат немного по-разному в зависимости от места проживания. И после этого кто-то будет утверждать, что у животных нет своей культуры?
Так птичье пение заметно отличается не только у разных видов, но нередко и у разных популяций одного вида. Песенные диалекты, некогда устойчивые, изменяются со временем, что способствует видообразованию. Брачный партнер не прилетит на чужую песню, которая звучит иначе, чем из его родных краёв. Такое избегание самцов с другой песней, создаёт этологическую изоляцию, приводящую к тому, что обособленная популяция накопит достаточно генетических различий, чтобы стать другим видом относительно соседней популяции, ведь основным признаком вида является именно барьер, который не допускает возможность иметь жизнеспособное потомство.
Новокаледонский ворон, помимо вокализации, обладая достаточными механизмами социального обучения для сохранения культурных различий, превзошёл в другой поведенческой области: создании инструментов. Подобно шимпанзе, которые превращают ветку в инструмент для вылавливания термитов, вороны изготавливают инструменты для добычи пищи, производя по меньшей мере три различных типа: прямые толстые, крючковатые тонкие или ступенчатые ветви.
Поскольку ворон не умеет копировать действия другого ворона напрямую, дизайн инструментов среди этих птиц передается посредством процесса сопоставления ментальных шаблонов. То есть они наблюдая за инструментами сородичей, формируют мысленный шаблон инструмента, а затем изготавливают его самостоятельно.
Если орех не разбился с определенной высоты, то птица будет пытаться подняться еще выше. Ворона может бросить орех прямо под ноги человека и затем рядом ждать, хитро поглядывая, чтобы человек умилился птичке и раздавил орех. Обыкновенные вороны настолько сообразительные, что научились разбивать орехи с помощью другого орудия - автомобиля, даже поезда. Вороны используют автомобили лишь тогда, когда орех слишком твердый, либо тогда, когда он не выпал из своей зеленой кожуры. Они ещё додумались бросать орехи на пешеходные переходы, чтобы, когда светофор загорится красным, они могли есть, не рискуя попасть под машину. Вывод однозначен: вороны колют орехи продуманно, целенаправленно и сознательно.
Вороны настолько умны, что могут изображать тявканье лисы или рычание волка, чтобы отпугнуть неприятеля. И это не бессознательная имитация. Они копируют голос осознавая цель и желаемый результат.
Социокультурные проявления животных только на первый взгляд сильно отличаются от человеческих. Изучая поведение животных можно обнаружить гораздо большую близость к нашей культуре. И у них не все, как и у человека, передается генетически и обусловлено инстинктами, а усваивается в процессе обучения. Животные способны перенимать навык у сородичей, соответственно они способны передавать накопленные знания. И то, что животные обладают способностями к обучению, перемене моделей поведения под влиянием изменившихся условий – свидетельствует о том, что все природные способности, которые порождают культуру, у многих животных имеются.
Источник информации: