Мне иногда попадаются на глаза фотографии сына, идущего в первый класс. И всякий раз сердцу больно. Он там такой радостный, такой доверчивый, такой... ждущий интересности и добра! Как оно и должно быть. Но помяла школа парня не по-детски. С первого же класса, с первых дней... Рассказывать смысла нет, вы знаете кучу подобных историй. Слава Богу, что мы это пережили и прожили. Но парня (того малыша) до сих пор жалко.
У жены моей был в школе опыт изгоя. Она училась в двух разных школах, и в первой дети её почему-то не приняли. Назначили мишенью и жертвой. Пять лет она прожила, как в фильме "Чучело". Потом училась в той, где снимали фильм "Доживём до понедельника", и там уже всё нормально было. Только ходить по Северному Медведково мимо рабочих общежитий и кустов с эксгибиционистами страшно было. Но это другая история. (Это мы на советский строй клевещем, ну, вы понимаете.)
А вот сам я проблем с ровесниками не имел. Легко сходился и с хулиганами, и с "умненькими, начитанными". И это странно, потому что до семи лет с другими детьми вообще почти не общался. Помню, играл так: стою за сараем, уткнувшись лбом в его стену и воображаю диспозицию: так, скажем, я Бельмондо, или Айвенго, или Робинзон... Сейчас нужно в кувырке обстрелять куриц и залечь за лопухами, или продырявить мотыгой старый чайник (убил бы себя сейчас за тот чайник, довоенный, крепкий, не паяный!), или собрать по двору инвентарь, который может пригодиться для жизни на необитаемом острове...
То есть, получается, всё обдумывал и действовал по плану, сам не замечая того. А с другими детьми играть было неинтересно. Пару раз пробовал – всегда одно и то же: "айда на речку" и ну грязью кидаться. Слишком узкий коридор возможностей...
И вот, наконец, стукнули проклятые семь. Меня отрывают от изрешечённого чайника (убил бы!..), привозят из деревни в город и выпихивают во двор, вернее – в бесприютное пространство с каруселью меж панельных пятиэтажек. Карусель лениво скрипит, на ней скучает какой-то мальчик. Впрочем, погодите... Нет, не какой-то. Подхожу.
– Здравствуй, Андрюша!
Он смотрит недоверчиво и хмуро.
– Откуда знаешь, как меня зовут?
– А я слышал, твоя мама тебе кричала: "Андрюша, Андрюша".
– Он на мгновенье задумывается. Потом выносит решение:
– Пойдём за гаражи подерёмся.
Естественно, мы подружились. Мир людей принял меня без сучка, без задоринки. И вот я думаю: почему? Почему моя гораздо более умная (говорю это без кокетства) и социально адекватная жена (от звонка до звонка прошедшая детский сад, а не в лопухах кувыркавшаяся) попала как кур в ощип, а я будучи идеальной мишенью – толстый, неловкий и с книжной речью – проскочил?
Наверное, потому, что в отличие от сына и от будущей моей жены, не ждал от школы ничего особо хорошего. Наоборот, думал, что там будет опасно, там ведь другие дети. Я шёл в школу "отмобилизованным". Готовился попасть в чужую, потенциально враждебную среду. И, соответственно, вёл там себя, как разведчик.
Кто-то сейчас скажет, что это ведь ужасно, это плохо... Но погодите.
Я не лгал тогда, притворяясь своим. Я искренне пытался "понять как надо", а для ребёнка "как надо" и "как все" – это часто одно и то же. Инстинктивно понимал, что другие люди – именно другие, и что с ними нельзя, как с самим собой.
Да, под них надо подстраиваться. Да, с ними надо играть роль. Потому что мир вообще не таков, как нам хочется, и не обязан быть таким. Мир – это гора, а мы с вами Магомед. Мы – это свой устав, а мир – чужой монастырь.
Или, как пишут в учебниках по бихевиоризму (ни одного не читал, но думаю, что там это пишут), "если мы не можем изменить условия, мы должны изменить своё поведение".
В семье это тоже работает. Жена или муж вовсе не обязаны быть такими, как хочется мужу или жене, и – о ужас!!! – вовсе не должны "меняться", как нам хочется, чтобы нам "подходить". Или... постойте. Я, кажется, запутался.
Или, наоборот, должны?
Если допустить, что семья – это всё же "про любовь", то задача любящего какая? Делать хорошо себе – или делать хорошо другому?
Если делать хорошо другому, то это значит меняться самому (самой).
Кантовский категорический императив в переводе с философского на человеческий язык гласит: 1) поступай так, как бы ты хотел, чтобы на твоём месте поступали все другие, и 2) используй человека не как средство, но как цель.
То есть (1) не жди, чтобы все другие начали поступать правильно, и не надейся, что глядя на тебя они тоже начнут поступать правильно, а поступай правильно сам, безусловно, первым. И (2) заставляя человека измениться, ты используешь его как средство (цель – "станет хорошо"), а меняя собственное поведение, ты используешь как средство себя ради цели – этого человека.
У каждого человека на одном плече сидит его совесть, а на другом – гордость. Совесть обычно даёт правильные советы, а гордость... Гордость тоже даёт правильные, когда слышит, что говорит совесть.
Совесть – это сложная штука. Она умеет не только "терзать", когда дело сделано, она ещё умеет и планировать действия.
Нам в журнал (в детский "Лучик") пришли два похожих письма. В одном спрашивалось, что делать, если в классе дразнят за то, что ты бедный и у тебя нет мобильного телефона, а в другом – как быть, если твои вкусы в одежде и в музыке не совпадают с господствующими вкусами сверстников. Вот я и вспомнил эту историю – про сына, про жену и про себя. И Александр Станиславович, товарищ мой, вспомнил случаи из своей педагогической практики.
И получилось вот что. Получилось, что, когда человек вливается в новый коллектив, он не мамин пирожок, не папино солнышко, ласточка, рыбка (и все должны это понять и увидеть), а... разведчик или разведчица. "Знаешь, каким четырём самым главным вещам учат в разведывательных школах в первую очередь?"
Лучик выбрал самые главные, на его взгляд, умения: стрелять, драться, уходить от погони и взламывать компьютерные защиты, но все четыре раза ошибся. Это, как говорится, детали. У разведчика главная задача та же, что и у ребёнка в школе – сойти за своего. Тут драка не поможет. А самые главные четыре вещи, которым учат настоящих, не киношных разведчиков следующие:
1. Все люди разные.
2. Все люди одинаковые.
3. Терпеть.
4. Думать.
Первые две мы там в журнале расшифровываем, а следующие две в расшифровке не нуждаются, но детям расшифровываем и их.
Конкретные примеры приводим, всякими ноухау, лайфхаками и знаюкаками (привет нашей читательнице Танюхастая!) тоже делимся.
В итоге получился целый номер – про совесть. Про то, как её слушать, как понимать её язык. Это было непросто. В редакции даже возникли трения!
...Но, поскольку мы совестливые, быстро помирились. Мириться лучше всегда быстро – усилием воли, не ждать, пока обида пройдёт. Чё это вы её должны ждать? Пусть она подождёт! В конце концов, кто чей – обида ваша или вы её? Ну, по уму-то? Вот и пусть подчиняется. (И самое удивительное, ребята, что это будет по совести.)
В общем, если не ошибаюсь, это первая в истории человечества попытка говорить с детьми о совести не с позиций долженствования, а как об интересной "сверхспособности". Как о секретном "приёмчике", которым трудно, но можно овладеть. Вон он, этот журнал, вверху, самый страшненький. (Хм... Какой тут самый страшненький, вы скажите.)
Оформить на него подписку можно (а по-совести – и нужно) прямо сейчас за 330 рублей (включая доставку в ваш почтовый ящик во второй половине июля). Потому что сколько он потом будет стоить на Балдерис, одному Богу известно. Наверное, миллион.
Это не страшно. Это – тыц-тыц, три минуты. Это стоимость трёх пачек сигарет средней ценовой категории (курить вредно). (Блин... как плохо: пачек – три, а журнал один. Двойка мне как рекламщику.)
А зато! Вы – владелица или владелец уникального издания, не имеющего аналогов в истории педагогической науки и детской печатной индустрии. Подумайте. Может, оно и стоит того, чтобы стиснуть зубы и подписаться на "Лучик". Проявить характер.
P.S.
(Прочитав первые комментарии: вот видите! Вы большие, а совестью пользоваться не умеете, потому и не придаёте ей значения. А значит, вам июльский "Лучик" остро необходим. "Для дома, для семьи". Для счастья – вашего и ваших близких. А не для самоутверждения.