- Пупкин, вы мне отчет 25-го числа должны были сдать! Сегодня что? – стараясь придать своему лицу грозное выражение, произнесла начальница.
- Я не виноват! Это не я! После обеда все будет! – оправдывался Пупкин.
- Вы мне уже третий раз это говорите. Мне сейчас в министерство надо. Приеду, и чтобы отчет был готов!
Пупкин недовольно поплелся в кабинет, включил компьютер и налил кофе. Неожиданно подкрался обеденный перерыв. Можно было немного отдохнуть, а потом с новыми силами приняться за работу. Мужская работа это вам не женская, где целыми днями в офисе чаи гоняют с тортиком.
Достав из ящика хрустящее печенье, Пупкин мечтательно посмотрел в окно. Пейзаж не слишком радовал – к офисному зданию прилегали обычные панельные пятиэтажки и два старых деревянных барака, которые давно обещали расселить и снести. Из открытых окон одного из них доносилась громкая брань.
- Не нравятся тебе мои щи! А ты мяса купил, чтобы я в щи положила?!
- Когда на работу устроишься, наконец?
- Совсем бабы распустились… Дали им волю…Вот раньше! Ух… – возмутился Пупкин на эти голоса. Но тихонечко, шепотом, чтобы никто не слышал. Он отодвинул документы подальше. И даже получил при этом небольшую травму, порезавшись бумагой.
- Вот так работаешь, рискуешь собой, а они не ценят! – высказался Пупкин уже громко, в надежде на сочувствие. Но его никто не слышал.
Сотрудницы уже разбежались по ближайшим кафешкам. Ну а что им еще делать, только бездельничать и зарплату спускать на пирожные. И мужиками повсюду командовать, пользуясь поддержкой государства. Причем, начинается это чуть ли не с яслей – там нянечки уже мужчинами командуют, вместо того, чтобы наоборот. А потом детский сад, школа… Вот если бы не эти матриархальные законы, вот Пупкин бы развернулся, не то, что сейчас.
Наморщив лоб, Пупкин начал вспоминать все, что он знал о прекрасной Какраньшии. То есть о том, как выглядела наша страна до того, как женщинам дали слишком много прав и вольностей. Воображение рисовало совсем уж пасторальные картинки.
Вот огромный, бородатый Пупкин в нарядной крестьянской рубахе идет по борозде, рассуждая о судьбах родины. За ним, отчаянно стараясь впитать каждое слово патриарха, семенят жена и многочисленные дети – штук двенадцать примерно. Все очень почтительные. Сдвинул Пупкин брови – они трепещут. Улыбнулся – радуются. Обедать зовут.
В просторной большой избе есть женская половина и мужская. Жена и всякие подчиненные родственницы хлопочут по хозяйству, в то время как мужики на своей половине обсуждают результаты последнего матча в лапту, способы приготовления самогона из брюквы, политическую ситуацию в Петербурге, и разные другие новости.
Жена вечно молода после двенадцати родов, покорна и покладиста. Дети послушны, а если кто-то не слушается, Пупкин грозит ему розгами. На столе разносолы, перепела большой кувшин медовухи без ГМО. Не жизнь – сказка! Не то, что сейчас.
Пупкин зевнул, уронил голову на руки, и почувствовал, что засыпает. Он резко замотал головой, пытаясь прогнать от себя сон – ведь нужно было все-таки доделать отчет. Но это не помогало. Тогда Пупкин, вспомнив чей-то совет, помассировал мочки ушей… Вот это подействовало.
Пупкина больше не клонило в сон, но вот кабинет… Кабинет куда-то пропал, и вместо привычного потолка, отделанного унылой офисной плиткой, над Пупкиным шелестела листва. Под пятой точкой, вместо привычного офисного кресла, была трава, в которой копошились какие-то жучки. Явственно доносился лай собак, крики петухов и даже ржание лошади. Откуда в городе лошадь? Пупкин не успел даже подумать об этом, когда к нему подскочил какой-то мужчина с неопрятной бородой.
- Ах вот он где! Прохлаждается вместо работы! Пороть его на конюшне! – закричал неприятный мужик.
- Какая конюшня, не надо никакой конюшни! – возмутился Пупкин. Но его уже волокли под руки здоровые бородатые мужики в грязных рубахах.
- Я буду жаловаться в профсоюзный орган! Это нарушение прав личности! – попытался закричать Пупкин. Но рот его слипся и будто наполнился кашей, из-за чего вместо этой грозной речи получилось лишь какое-то невнятное мычание.
Перед глазами по-прежнему был монитор, а под пятой точкой – мягкое кресло. Пупкин отложил печенье и занялся, наконец, отчетом с огромным энтузиазмом. В светлое прошлое ему больше совсем не хотелось.