Часть 2
Часть 4
Майский встретил идею вернуть мертвецу недостающие двадцать килограммов с долей скепсиса. Но сомнения и страх смерти — разные полюса жизни, и Майский отдался поискам могилы с нездоровым энтузиазмом. Для этого поднял кое-какие связи в «Домодедово». Как-никак авиационные корни сближали, а без ремонта, как известно, летали только птицы.
Поэтому следующим пунктом их ночной программы значился визит в Лихославль.
Пока добирались туда, Тима думал о том, как впопыхах замазывал дыру в кухонной стене, оставленную ножом; как разругался с Дарьей перед уходом, когда выяснилось, что он затолкал в морозильную камеру отнюдь не продукты. Но больше он размышлял о дочери, о своём каштановом ангеле.
Если кто и должен выйти невредимым из этой истории, так это она.
Как подозревал Тима, Майский тоже думал о дочерях. Это читалось на его сосредоточенном лице. С таким же выражением, целеустремлённости и ужаса, он лез в темноте по кирпичному столбику, которыми были разбавлены секции стального забора кладбища. С теми же эмоциями плутал среди могил, закрывая линзу фонарика ладонью, и рыл яму, когда приходила его очередь.
Звёзды к тому времени окончательно затянуло плоскими облаками.
— Погоди… тут что-то… — Майский вынырнул из темноты за фонариком и снова наклонился. — Я… я не понимаю…
— Что там? — Тима схватил свой фонарик и присел у края ямы.
Луч света выхватил нечто странное, отчего у Тимы тяжело забухало сердце. На глубине немногим меньше двух метров земля напоминала чёрную кашицу, от которой смердело солью и гноем. Как будто лопнул крупный земляной нарыв.
Майский поднял испуганные глаза на Тиму:
— Нам же не обязательно выкапывать гроб?
— Мы должны, приятель. Прости.
— В таком случае твоя очередь. Пожалуйста.
Подав руку, Тима помог Майскому выбраться и сам спрыгнул в яму. Под ногами чавкнуло, словно он ступил в болото. Тима поглубже вонзил ковш лопаты во влажную землю, и знакомая вонь усилилась. Какая-то его часть, самая визгливая и напуганная, уже догадалась, в чём дело, но разум упрямо отказывался в это верить. Потому что это означало…
— Это ни черта не значит, — прохрипел Тима, противясь собственным мыслям.
Через полторы минуты лопата обо что-то ударилась, и, к ужасу Тимы, это «что-то» сдвинулось. Сидевший на краю ямы Майский схватился за рот. До него тоже начало доходить. Чересчур уж легко надгробная плита с цветником, в котором обосновались сорняки, и стела покинули свои места, когда они начали.
— Гроб вскрывали, — наконец сказал он.
— Это ни черта не значит, — повторил Тима. — Ни черта, ясно? Это…
— Просто сдвинь кусок крышки. Он сломан.
Передав лопату Майскому, Тима принялся сбрасывать землю с крышки гроба. Её фрагмент, закрывавший изголовье мертвеца и его торс, и правда неплотно прилегал к нижней части.
Неожиданно он подумал, что сейчас лицом к лицу столкнётся с покойником, что вот уже почти десять лет гниёт в земле. Сильно ли он разложился? Ввалились щёки, сдулся нос и всё такое? Следом нагрянула другая мысль. А если к недостающим двадцати килограммам относится голова? И почти сразу Тима успокоился, вспомнив, что бедолагу, угодившего в работающую авиационную турбину, могли похоронить только в пакетах.
Он вцепился в край крышки, и её сломанная часть, державшаяся всего на одной петле, без сопротивления открылась.
Гроб переполняла стоячая и густая субстанция, походившая как две капли воды на ту, что они привезли в вёдрах. Будто подали трупно-нефтяной суп — холодный и вонючий. Кое-где из отвратительной пасты проглядывали пластиковые островки, говорившие о том, что бедолагу действительно расфасовали по пакетам.
Майский вдруг расхохотался, хотя смех больше походил на рёв безумца. По щекам потекли слёзы.
— Кто-то уже наведывался сюда и сделал так, чтобы никто об этом не догадался! — проорал он, захлёбываясь смехом, понемногу переходившим в рыдания. — Это не остановить, мы не первые! Ты врубаешься, Тимофей? Мы не первые!
В ушах Тимы заслышался звон, какой обычно возникает, когда разум хлопает дверью, отказываясь принять очевидное.
— Заткнись! Это ни черта не значит, понял? — выкрикнул он. Ощутил, что стены могилы сходятся, мешая дышать. Ночь стала чернее, чем была.
Пока Майский то ли рыдал, то ли смеялся, закрывая лицо руками, Тима выбрался из ямы и схватил первое ведро. Открыл его и вылил гнусное содержимое прямо в полуоткрытый гроб. Жидкость противно забулькала. Когда ведро опустело, швырнул его вниз вместе с крышкой. То же самое проделал со вторым. И почти всё перелилось через край, уходя в липкую землю.
Чуть подавшись вперёд, Тима подцепил ковшом лопаты сломанную крышку и закрыл гроб. Напоследок что-то всхлипнуло. Какое-то время Майский, блестя глазами в свете брошенного фонарика, наблюдал за действиями Тимы, а потом взялся за вторую лопату.
В конце концов они вляпались в это вместе.
Пение птиц всё нарастало и через несколько секунд превратилось в острые клювики, царапавшие барабанные перепонки. Глухо застонав, Тима приоткрыл правый глаз. Смартфон вибрировал и полз к краю прикроватной тумбочки, будто маленький электронный самоубийца. Тима перехватил его и выключил будильник. Половина первого пополудни. Пора вставать.
Продолжение завтра.
©Николай Ободников "Двадцать килограммов"
-----------------------
Читайте "Сирены Амая" — шокирующий детектив/триллер (победитель конкурса "Со слов очевидцев", номинация "Лучший триллер").