Сегодня, 6-го июня, 224 года со дня рождения А.С. Пушкина. Это наш праздник - всех, кто думает по-русски! И 6-го же июня 1880 года (правда, по старому стилю, по-нынешнему 18-го) в Москве был открыт ПЕРВЫЙ памятник поэту. Бронзовую статую создал А. М. Опекушин. О ее художественных достоинствах пусть судит каждый, я обнаруживаю их не в нужном мне количестве. Но именно это событие стало грандиозным в общественной жизни нашей страны.
На торжества прибыли почти две с половиной сотни депутатов. Лишь когда короновали российских императоров, съезжалось столько народу. Но туда являлась Россия титулованная, аристократическая, сейчас собралась земская, журнальная, интеллигентская.
Отказался приехать Л.Н. Толстой, считая, что "наша литература служит приятным времяпрепровождением для обеспеченных людей, а народу решительно все равно, существовал Пушкин или нет". Организацию праздника назвал "пустой суетой", участвовать в которой желания не выказал.
Не было и М. Е. Салтыкова-Щедрина, который 25-го июня писал А. Н. Островскому: "Пушкинский праздник вызвал во мне некоторое недоумение. По-видимому, умный Тургенев и безумный Достоевский сумели похитить у Пушкина праздник в свою пользу".
Сколь умен и сам автор этих слов! Так и случилось! Именно выступления названных корифеев отечественной литературы в зале Благородного собрания 8-го июня оказались в центре этого культурного события! Правда, они, вопреки предсказаниям М.Е. Салтыкова-Щедрина, явили ПУШКИНА действительным гением, пророком и провидцем нашего существования.
И. С. Тургенев подчеркнул: "Искусство народа - его живая, личная душа". ("Дикарь каменного периода, начертавший... медвежью или лосиную голову, уже перестал быть... животным".) А. С. Пушкин создал "наш литературный язык": "Самая сущность, все свойства его поэзии совпадают со свойствами, сущностью нашего народа". Пушкинская поэзия "ищет прежде всего правды" и "расцветает... из самой трезвой прозы", - приводит И. С. Тургенев слова П. Мериме: и европейскому читателю наш гений может быть интересен! "Пушкин - мыслитель!" (Так передал выступающий свое понимание слов Е. А. Баратынского, писавшего жене в феврале 1840-го: "Был у Жуковского. Провел у него часа три, разбирая ненапечатанные новые стихотворения Пушкина. Есть красоты удивительной, вовсе новых и духом и формою. Все последние пьесы его отличаются, чем бы ты думала? Силою и глубиною!")
Самое же главное для И. С. Тургенева то, что "молодежь возвращается к чтению, к изучению Пушкина", после того как для нескольких поколений "имя Пушкина было не что иное, как только имя". Ныне наш гений соединил всех!
А между двумя и тремя часами свою речь произнес Ф. М. Достоевский, и ее можно считать едва ли не самой знаменитой в русской истории. Она продолжалась 45 минут - столько же провел 28-летний писатель на Семеновском плацу 22 декабря 1849-го года, прощаясь с этой жизнью, как ему казалось, навсегда.
"Когда пришла его очередь, - писал Г. И. Успенский, - он "смирнехонько" взошел на кафедру, и не прошло пяти минут, как у него во власти были все сердца, все мысли, вся душа всякого... присутствовавшего в собрании... Просто и внятно... он сказал публике, чтО думает о Пушкине... Он нашел возможным, так сказать, привести Пушкина в этот зал и устами его объяснить обществу, собравшемуся здесь, кое-что в теперешнем его положении, в теперешней заботе, в теперешней тоске".
А когда закончил, "зала была как в истерике... люди незнакомые между публикой плакали, рыдали, обнимали друг друга и клялись друг другу быть лучшими, не ненавидеть вперед друг друга, а любить", - писал сам Ф. М. Достоевский жене.
"Маша Шелехова упала в обморок", - отметила в дневнике современница. Лишился чувств молодой человек, литератор К. Э Паприц.
Обнялись два Ивана Сергеевича, считавшиеся идейными врагами:"Вы сказали речь,- обратился И. С. Аксаков к Ф. М. Достоевскому, - после которой И. С. Тургенев, представитель западников, и я, которого считают представителем славянофилов, одинаково должны выразить вам величайшее сочувствие и благодарность». Он признал это выступление "событием в нашей литературе. Вчера ещё можно было толковать о том, великий ли всемирный поэт Пушкин, или нет; сегодня этот вопрос упразднён; истинное значение Пушкина показано, и нечего больше толковать!»
Что же сказал гений Ф. М. Достоевский о гении А. С. Пушкине?
Люди не могут существовать бессмысленно. Они ищут пути самоосуществления - лишь так их жизнь будет наполненной и счастливой. Но почему столько несчастных, мятущихся, не нашедших своей дороги? Да потому что погружены лишь в себя! Для СЕБЯ ищут удовольствий! Таков Алеко из пушкинских "Цыган". Тот недостоин "мировой гармонии", кто "злобен и горд" и требует "жизни даром, даже и не предполагая, что за нее надобно заплатить". Таков и Евгений Онегин, который убил Ленского "просто от хандры, почем знать, может быть от хандры по мировому идеалу"! И это не преувеличение: "Русскому скитальцу необходимо именно всемирное счастье, чтобы успокоиться; дешевле он не примирится". Вот и ищут люди правду "где-то в других землях, европейских, например, с их твердым историческим строем, с их установившеюся общественною и гражданскою жизнью". Но правда не где-то вне человека, а внутри, в "собственном труде над собою": "Смирись, гордый человек, и прежде всего сломи свою гордость. Смирись, праздный человек, и прежде всего потрудись на родной ниве". Гордый - "надменный, высокомерный... кто ставит себя самого выше прочих" (В. И. Даль. "Толковый словарь живого великорусского языка").
Творчество и любовь - эти свои свойства Бог даровал человеку. Трудись с любовью - это и есть творчество. Неужели нет места приложения твоих сил и талантов на родной земле? Относись к другим, как к себе. Этого достаточно и для личного счастья, и для благоденствия родины! Но ТАК не живут, потому несчастны. Об этом и сказал великий Пушкин - судьбой Онегина в том числе: пока у него "никакой почвы, это былинка, носимая ветром".
Иное дело - Татьяна. Онегин, говорит Ф. М. Достоевский, никого полюбить не способен, ибо сосредоточен лишь на себе. Татьяна любит истинно: не свои радости, а свой долг. Она поклялась у алтаря в верности. Пусть "вышла за него с отчаяния, но теперь он ее муж, измена ее покроет его позором, стыдом и убьет его. А разве может человек основать свое счастье на несчастье другого?" И дальше - слова самые главные. "Представьте, что вы сами возводите здание судьбы человеческой с целью... осчастливить людей, дать им наконец мир и покой. И вот... для этого необходимо... замучить всего только лишь одно человеческое существо... не Шекспира какого-нибудь, а просто честного старика, мужа молодой жены... И вот только его надо опозорить, обесчестить и замучить и на слезах этого... старика возвести ваше здание! Согласитесь ли вы быть архитектором такого здания?" А люди, для которых вы его строили, согласятся его принять? ("Кровь Пушкина струится в жилах русской литературы", - сказал В. В. Набоков. Л. Н. Толстой это сделал - написал роман о жене, оставившей семью ради новой любви.)
Боже, подумаем мы, причем тут "счастье человечества", если речь всего лишь о "любовном треугольнике"? Да дело в том, что каждый поступок каждого человека и формирует этот мир! Что делаем, то и получаем! Не созвучно ли это убеждению Л.Н. Толстого? Еще когда сказал Ф. Гёльдерлин: "Да не оправдывает себя никто тем, что его погубил мир! Человек сам губит себя!" А заодно и мир, - хочется добавить мне.
Не сбылось ли пророчество Федора Михайловича в веке ХХ-м, когда новое государство положило в свой фундамент кровь пятерых царских детей? Гражданская война, репрессии 1930-х, огромные жертвы в Великой Отечественной, наконец, гибель этого государства, обрушившая жизни миллионов! Не есть ли это "расплата"? Мы точно можем знать, что - нет?
А.С. Пушкин сумел "вместить чужие гении в душе своей, как родные". "Перечтите "Дон-Жуана", и если бы не было подписи Пушкина, вы бы никогда не узнали, что это написал не испанец". А вот "Пир во время чумы", песня Мери: "В грустной и восторженной музыке этих стихов чувствуется самая душа северного протестантизма". Или в "Подражании Корану": разве тут "не мусульманин", не "простодушная величавость веры и грозная кровавая сила ее"? Русский народ способен ко "всемирной отзывчивости" и ко "всечеловечности", как А. С. Пушкин - поэтому он "явление пророческое": ведь "наш удел и есть всемирность, не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей"! Разве не так? Ныне нам это особенно ясно!
А. С. Пушкин унес с собой "великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем": читая его великие творения, думая над ними, отвечая на "проклятые вопросы" прошлого, настоящего и будущего. "Я памятник себе воздвиг нерукотворный!" Он и есть главный - выше бронзовых монументов, нужнее подробностей частной жизни, потому что часть НАШЕГО естества.