Есть у Кира Булычева такой рассказ - "Паровоз для царя". Из цикла "Великий Гусляр". Там в маленьком провинциальном городке вечно какие-то происшествия научно-фантастические происходят. Пришельцы, опять же, явление постоянное. Ну и в очередной раз приземлился один такой, зелененький - летел к тётке на Крупису, а проснулся - не Круписа. Что-то в тарелочке сломалось. И вот расспрашивают пришельца из высокоразвитой цивилизации - а как у вас там? А тарелочка на каком принципе летает? А топливо какое? А пришелец говорит - так я бухгалтер, у нас потому и цивилизация высокоразвитая, потому что каждый своим делом занимается.
Ну, вредный старик Ложкин бухтит, что вот мы-то... Уж мы-то про нас рассказали бы...
— Тогда представь себе, что я — царь Иван Грозный.
— Еще чего не хватало!
— А ты представь, не сопротивляйся. А Грубин, допустим, его друг — Малюта Скуратов.
— И что?
— А ты — Николай Ложкин, который сел в машину «Жигули» и по непристойному стечению обстоятельств сбился с пути и вместо Вологды попал к Ивану Грозному в его загородный дворец.
— Так нет у меня «Жигулей», ты же знаешь! — сопротивлялся Ложкин. — Зачем такие передержки?
— Это мысленный эксперимент, — настаивал Удалов. — Неужели у тебя вовсе нет воображения?
— Ну ладно, — сдался Ложкин. — А дальше что?
— А дальше я тебя попрошу рассказать, как вы живете в двадцатом веке и какие у вас технические достижения. А ну-ка расскажи.
— О чем?
— Ну, хотя бы о том, как мне, Ивану Грозному, построить такую же карету, как у тебя.
— «Жигули», что ли?
— Ну, хотя бы что-нибудь попроще. Мотоцикл.
— Это просто, — сказал Ложкин. — Вот, перед тобой машина, скопируй и поезжай.
— А что копировать-то? Я принципа не понимаю.
— Сперва нужен бензин, — сказал Ложкин. Он хотел доказать друзьям, что пришелец Вусц — недоразумение, и потому старался все объяснить доступно. — Ты заливаешь бензин в бак.
— Погоди, — сказал Корнелий Иванович «Грозный», поглаживая несуществующую бороду. — А что такое бензин?
— Бензин?.. Нефть знаешь?
— Знаю.
— Очисти ее...
— От чего?
— Как от чего? От мазута.
— Не понимаю. Щеткой мне ее, что ли, чистить?
— Для этого специальная промышленность есть... — Тут Ложкин осекся.
— А ты продолжай, — улыбнулся «царь». — Расскажи мне об этой промышленности. И заодно шинную индустрию опиши.
Это я к чему.
"Вы пишете бред, вы ничего не знаете, вы тогда не жили!" пишут мне регулярно. И вообще - это достаточно популярный упрек, если вы пишете о прошлом. Отсюда должен следовать вывод о том, что достоверное историческое знание возможно только у современников, так?
Не так. Не проходят такие фокусы. И сегодня будет сеанс разоблачения.
1. Конечно, современник "видел всё своими глазами".
А точно всё видел? Или всё же видел только то, что было в его окружении? Что мог понять, заметить, оценить как важное?
2. Был ли при этом очевидец беспристрастным?
Гарантированно - не был.
Ну вот смотрите. Допустим, обычный такой человек, как и мы с вами - часть общества. Как деталька в паззле (или мозаике, если хотите). Условно говоря, больше всего квадратик паззла касается дома и семьи (одна сторона), работы (и профессии), ещё одна, допустим, хобби и четвертая, предположим, друзья. Всё остальное - так, немножко, уголочками касаемся.
Но если человек будет посложнее, если ему важны какие-то глобальные вопросы, если человек пророс в культуру, искусство, науку, технологии - он становится многомернее. Он укоренен в прошлом, он больше видит в будущем. Условно говоря, вместо плоской детальки паззла мы получаем детальку типа Лего. И окружающий мир оказывается огромным. И вроде бы такой человек знает и видит поболее двумерного товарища, но... Чем больше мы знаем, тем лучше понимаем, что наши знания ограничены. Как говорил Козьма Прутков - "Узкий специалист подобен флюсу". А мы добавим, что энциклопедист зверь настолько редкий, что его и как статистическую погрешность принимать сложно.
Это ещё древние греки прекрасно сформулировали - и, как всегда, были правы.
Историк никогда не скажет "я знаю историю", равно как физик не скажет "я знаю физику". Слишком много нерешенных вопросов и в природе, и в прошлом человечества. Именно поэтому история делится на отечественную и зарубежную, и каждая дробится до бесконечности. От истории давным-давно отбились в отдельные науки археология, историография, геральдика, нумизматика, метрология и множество других вспомогательных дисциплин. Историю можно изучать вдоль и поперёк - одно явление на протяжении столетий (например, развитие оружейного дела), а можно - вширь, детализируясь на экономической, скажем, политике периода Культурной революции в Китае. . Это позволяет изучать явление глубже, детальнее, но... неактуальное тут же забывается. Специалист по монастырскому землепользованию XVII века, в общем-то, имеет представление о Нюрнбергском процессе, но в детали не вдается.
Так и рядовой (да и нерядовой) современник очередного великого витка эпохи, как тот сверчок, знает лишь свой шесток.
Жил в колхозе "Победа"? Отлично. Работал механизатором? Прекрасно. Человек может квалифицированно говорить о своей технике, об организации труда в своем колхозе. Но уже о том, как организовывался труд в Нечерноземье, если наш герой из Черноземной полосы, судить будет уже опрометчиво. А уж говорить за все союзные республики вообще абсурдно. Даже о труде на той же молочной ферме или свиноферме в том же самом колхозе, на птичнике или элеваторе информация у такого очевидца будет ограниченной. Труд бухгалтера и агронома тоже останется под завесой тайны.
Логично вроде бы. Но нет - из раза в раз звучит гневное: "Вы тогда не жили, откуда вам знать!"
Что ж, наше знание ограничено. Очень. Далеко не все документы опубликованы и находятся в широком доступе. Что-то таится в архивах и ждет своего исследователя. Что-то утрачено безвозвратно. Новая власть переписывает историю, руководствуясь единственно верным учением очередного лидера. Статистика? Так и статистика может быть интерпретирована очень разным способом...
Значит ли это, что свидетельство очевидца заведомо бессмысленно? Вовсе нет. Просто оно не абсолютно. Собирая множество свидетельств, мы получаем две картины - "температуру в среднем по больнице" - наиболее типичное в целом, которое разбивается на особенности города и села, рабочую среду и интеллигентную (причем научная интеллигенция, как мы понимаем, не равна творческой, а жизнь учителей, библиотекарей и прочего "низового звена" тоже сама по себе - относительно ученых какого-нибудь Академгородка). Положение правовое, экономическое, культура женщин и мужчин - отдельная тема. И... так же дробящаяся на географическое положение и социальную среду.
И это я ещё так, поверхностно пробежалась по тем самым противоречиям абсолютного знания об эпохе.
Порой историки знают больше, чем очевидцы - есть доступ к документам, есть умение анализировать источники. И есть навык отслеживать личное отношение и отделять его от фактов, что, опять же, не значит, что историки безгрешны и априори бесстрастны и беспристрастны. Порой именно очевидцы дают историкам бесценные сведения. Порой те и другие делают неверные выводы, порой сознательно искажают факты.
Да, заключенный лагеря №1 знает изнутри, как строилась жизнь в тех условиях. Историк же имеет архивные данные по лагерям от 1 до 17 номера - и может обобщать, выявлять закономерности о работе системы наказания, но... редко архивные данные фиксируют нюансы взаимоотношений, иерархии, негласных правил, возникающих в сообществе.
Кто более прав? Каждый прав (или искренне заблуждается) в своей нише. Только взаимодействие историка и очевидца позволяет приблизиться к какой-то истине.
История - это постоянный поиск. И никогда не знаешь, нашел ли ты золотую крупинку или слюду-обманку. Признание того, что твое знание несовершенно - ведет вперёд. Самодовольное "Я знаю всё! Я сам видел!" захлопывает даже имеющиеся двери.
Всем всего самого интересного!
Искренне ваша, Умная Эльза.