Это искусство возникло в Китае, когда построенная на сплаве легизма и превратно понятого конфуцианства, империя Хань канула в лету и наступила эпоха Троецарствия. Именно тогда, отвечая на интеллектуальный запрос, в недрах даосизма родилось учение о сюан сюэ (таинственном). Которое утверждало, что мир видимый есть лишь проявление мира невидимого, сокрытого. Практика поиска сокрытого заключалась в комментариях классических текстов и упражнениях в цин тань, чистых беседах.
Школой в которой сформировалось это искусство было собрание получившее название - Семь Мудрецов в Бамбуковой Роще. Семь человек, интеллектуалов того времени, просто собирались в бамбуковой роще, пили вино, музицировали, читали стихи и упражнялись в цин тань. Для некоторых могло показаться, что это обычное словоблудие типа древнегреческого софизма. Но на самом деле смысл всему придавало именно сюан сюэ. Понимая невозможность прямо выразить вещи таинственные (глаголы несказуемые - апостол Павел) мудрецы в беседе пытались найти это ощущение через опосредованные материи и их взаимоотношения. Дабы умозрительно прикоснуться к ним в созерцании, составляя беседу. Что-то подобное мы можем наблюдать у Германа Гессе в его «Игре в Бисер». Но если там, как человек европейского менталитета, он претендует на рассмотрение конкретных символов, находя их в окружающем мире и открывая прямые взаимосвязи, то древние китайцы несколько деликатнее в этом вопросе и не претендуют на очевидность, используя мимолётные образы, составив целое направление - фэн лю (ветра и потока). И если у Гессе это был феномен целиком возникший в его голове, то цин тань - реально существовавшая практика, оказавшая мощнейшее влияние на формирование интеллектуального и эстетического потенциала китайской культуры в целом.
Китайцы всегда были очень чувствительны к таким вещам и государство сразу почуяло угрозу. По сути, подобные настроения рассматривались на уровне государственных преступлений и практически все семь (за исключением одного, всё таки поступившего на государственную службу) были казнены, под тем или другим предлогом. Но, умерев зерно даёт росток, а из ростка цветок и плод. Было время пышного цветения тотальной моды на цин тань, практически действительно превращавшее всё в пустую говорильню или обычные упражнения в риторике. Ведь по настоящему это искусство доступно немногим, способным прозревать незримое и слышать глаголы несказуемые. Но плод созрел и был усвоен, в первую очередь искусством (поэзия, живопись) и во вторую очередь самим ощущением окружающей вселенной, так отличающим культуру Хань от всего остального мира.