Хотя понятие доктрины Брежнева достаточно распространено, точная формулировка её затруднительна. Связано это с тем, что это название было дано не в самом СССР. Под доктриной Брежнева нужно понимать описание внешней политики Советского Союза в 60-80-ые годы со стороны западных политиков, учёных, общественных деятелей. Разумеется, каждый из них мог выделять в этой политике что-то наиболее важное, на его взгляд. Соответственно, доктрина Брежнева никогда не оформлялась в качестве единого официального документа.
Считается, что само появление данного термина связано с выступлением Л. И. Брежнева на съезде Польской объединённой рабочей партии в 1968 году. В этой речи говорилось о той опасности, которая грозит социалистическим странам со стороны сил, нацеленных на антикоммунистический переворот и реставрацию капиталистических порядков.
Причём, с точки зрения Брежнева, угроза социализму в одной отдельно взятой стране представляла опасность и для всего социалистического сообщества. Из этого следовал вполне логичный вывод о том, что
"когда возникает угроза делу социализма в этой стране, угроза безопасности социалистического содружества в целом — это уже становится не только проблемой народа данной страны, но и общей проблемой, заботой всех социалистических стран" .
Таким образом, данное выступление можно было рассматривать как попытку идеологически обосновать ограничение суверенитета социалистических стран, в первую очередь, восточно-европейских. Для этого СССР оставлял за собой право на вмешательство во внутренние дела государств, которые входили в социалистический блок, в особенности это касалось стран состоявших в "Организации Варшавского договора".
Чем же можно объяснить переход советского руководства к такой позиции? Главные предпосылки этого стоит видеть в том, что к моменту прихода Брежнева к власти в 1964 году позиции СССР в международном социалистическом движении несколько пошатнулись.
Определённую роль мог сыграть продолжающийся конфликт с Китаем, в котором обе стороны не просто руководствовались политическими интересами и территориальными претензиями, но и предъявляли друг другу обвинения в расхождении идеологической позиции с правильным курсом на построение коммунизма.
Завершение Карибского кризиса, при котором СССР вынужден был отказаться от размещения на Кубе своих ракет, также могло восприниматься как определённая слабость, возможность добиться ряда уступок.
В 1956 году Советский Союз достаточно жёстко подавил попытки Венгрии проводить самостоятельную политику, но теперь возможность такого курса представлялась всё более реалистичной руководству многих европейских стран социалистического блока. Тем более, что во многих из них и так сохранялись особенности, подчёркивающие их отличие от классического советского строя, образцом которого оставался СССР. Например, в Польше сохранялось мелкое частное крестьянское землевладение. В Чехословакии можно было наблюдать недостижимый для СССР уровень свободы печати.
Такое стремление к самостоятельности не могло не вызвать в советском руководстве определённых опасений. Брежнев и его коллеги вполне обоснованно подозревали, что в случае выхода этих стран из под контроля СССР, они рано или поздно в той или иной степени окажутся вовлечёнными в антисоветскую политику США и НАТО. Поэтому стремление не допустить внутренней либерализации в государствах Восточной Европы является вполне закономерным.
Разумеется, открытое заявление о необходимости контроля со стороны СССР было идеологически проигрышным. Проведение подобной политики нуждалось в более развёрнутом обосновании. Причём для этого использовались как уже проверенные временем идеологические убеждения, так и новшества в политической мысли.
Брежнев в определённом смысле обращался к опыту той эпохи, когда советское государство только возникало. Первоначально большевики рассматривали свой приход к власти в России лишь как начало мировой революции и установления светской власти на всём земном шаре. Множество обстоятельств заставили отказаться от этой идеи и формированию постулата о социалистическом отечестве. Большее внимание стало уделяться возможности построению коммунизма в отдельно взятой стране.
Разумеется, Брежнев не собирался воплощать в жизнь идею мировой революции, но при нём вновь всё больше говорили о том, что советская политика - это политика пролетарского интернационализма. Следовательно, нет необходимости говорить отдельно о политике СССР, Венгрии, Болгарии, Чехословакии или ещё какой-либо страны. У них должна быть единая политика, направленная исключительно на удержание и развитие социалистических достижений.
В соответствии с этим, все политические акции СССР, которые можно было рассматривать как вмешательство во внутреннюю политику других государств, должны были избежать негативной оценки. Они не должны были рассматриваться как отношения между различными государствами, а как совместное решение проблем внутри единого социалистического лагеря. Даже применение военной силы против других государств должно было рассматриваться не как военное вмешательство, интервенция, а как помощь в наведении порядка.
Разумеется, и в странах Восточной Европы и на Западе такое понимание советской политики казалось достаточно сомнительным, но всё же оно представляло определённое идеологическое обоснование действиям советского руководства.
При этом такой достаточно жёсткий курс на обеспечение советского контроля над Восточной Европой вполне мог сочетаться со сравнительно миролюбивой политикой в отношении к Западу. При Брежневе хронологические рамки достижения коммунизма всё больше отодвигались в далёкое абстрактное будущее. Долгий период построения развитого социализма предполагал
"мирное сосуществование со странами, придерживающимися других идеологических моделей" .
Большое значение придавалось оформлению решений Советского Союза именно как воплощению коллективных планов всех государств социалистического блока. Не случайно, все конкретные внешнеполитические акции стремились представить не как политику СССР, а именно совместные действия ряда стран.
В целом, можно сказать, что в доктрине Брежнева тесно переплетались довольно противоположные стремления. С одной стороны, СССР стремился избежать идеологической конфронтации со странами Запада. Вопрос о превосходстве коммунистической модели над капиталистической перестал быть актуальным.
С другой стороны, обеспечение своих геополитических интересов требовало от СССР сохранения контроля над Восточной Европой, а наиболее привычным способом идеологического обоснования по-прежнему оставалась именно коммунистическая риторика о необходимости сплочения всех социалистических государств перед капиталистической опасностью.