(«Не было ни гроша, да вдруг алтын»)
Кажется, о домочадцах Крутицкого сказано всё. Но ведь в пьесе действуют и ещё две семьи, обитающие по соседству. Это мещанка Домна Евсигневна Мигачёва (почти полная тёзка Белотеловой) с сыном Елесей и «купец-лавочник» Истукарий Лупыч Епишкин, как говорили в старину, «со чады и домочадцы». С этими московскими обывателями связана комическая линия пьесы, обрисованы они автором очень выразительно и представляют собой весьма показательную картину.
Как, я думаю, мои читатели помнят, действие пьесы разворачивается «на самом краю Москвы». Здесь и обитают помянутые лица. Мигачёва с сыном живёт в одноэтажном деревянном доме («один дом, да и тот валится»), еле сводит концы с концами, сдавая комнаты жильцам: «Четверо жильцов, а что в них проку-то!» Дом заложен,«процент одолел». Нет средств даже на требуемую квартальным надзирателем покраску забора.
Мигачёва очень любопытна, всё знает о тех, кто живёт рядом. Именно она будет рассказывать и о прошлом Крутицкого, и о горькой судьбе Насти.
А главная её забота — беспутный сын - «так, какая-то балалайка бесструнная. Ну, еще по дому кой-что хозяйничает, а уж на стороне достать что-нибудь, на это разуму у него нет». Помощник в доме он неважный: хотя «и подбелит, и подкрасит, и подколотит», но «вдруг провалится, неизвестно куда. Синиц по огородам ловит, рыбу на Москве-реке ловит; а тут его, как на грех, нужно». Поэтому с матерью у него постоянно «война» - «ну, и пошла баталия».
На первый взгляд Елеся кажется просто легкомысленным лоботрясом, чем-то похожим на Мишеньку Бальзаминова (ещё больше это сходство проявится в сцене любовного объяснения, но об этом позже), беспечно распевающим: «Чижик-пыжик у ворот, воробушек маленький», и прекрасно понимающим материальное положение семьи - «Нам ведь серебряных подков не покупать, потому у нас и лошадей нет... Нам теперь с вами какой-нибудь двугривенный дороже каменного моста». Именно поэтому он из последних сил будет цепляться за найденный свёрток с деньгами Крутицкого: «Живого в землю закопайте, не отдам. Мне третья часть следует. Дом заложен, на сторону валится, маменька бедствует. Долго ль нам ещё страдать-то? Нам Бог послал. Нет, уж это на что же похоже! Не троньте меня, грубить стану». И, кстати, получив желанное, будет, конечно, ликовать:«Вот теперь мы как миллионщики жить будем»,- но на слова матери «Есть-таки разница»ответит: «Никакой, те же двадцать четыре часа в сутки». Не будет, как Мишенька, мечтать о плаще с бархатной подкладкой или о лошадях.
Невозможно без смеха слушать или читать его объяснения с матерью. Вот, например, он задумывается, где достать вожделенный двугривенный:
«Елеся. Сейчас умом раскину…
Мигачёва. Каким умом, каким умом? Наказанье ты мое, данное! Дурак ведь ты у меня круглый, наказанье ты мое.
Елеся. Что ж, что дурак, маменька? Видно, родом так.
Мигачёва. Да отец-то был у тебя умный.
Елеся. Я, маменька, не в отца.
Мигачёва (берёт ухват). В мать, что ли? Дурак, дурак! Непочтительный! Неуважительный! Супротивник ты для всего настоящего, что по закону требовается».
Или же его восхитительные угрозы: «Нет, вы, маменька, такими словами не шутите! Такие-то слова своему детищу надо осторожно. Вы знаете, можно человека и в тоску вогнать... А в тоске куда ж человеку? Одно средство — в Москву-реку... Прочитают вам в ''Полицейских ведомостях''… Найдено тело неизвестного человека… ''Юноша цветущих лет, прекрасной наружности''. И тут же еще добавлено: ''так видно, что по неприятностям от родителев''».
Водевильная практически сцена завершится великолепным финалом, когда, загнав сына домой, матушка забудет на улице ухват, а на напоминание ответит: «Ах, извините! Я, знаете, по своей горячности, замечталась очень, вот какое невежество на улицу принесла».
Казалось бы, звёзд с неба не хватающие, но вполне симпатичные люди. Мигачёва ещё и упрекнёт Крутицкого: «Эх, Михей Михеич, племянницу-то вы голодом заморили... Хоть бы вы побаловали её чем-нибудь, так, малость».
Однако же есть эпизоды, где мы увидим совсем другую Мигачёву. Конечно, можно объяснить простым любопытством её просьбу посмотреть то самое свидетельство на бедную невесту («Позвольте бумажку, полюбопытствовать!» - «Да на что вам? Ведь вы читать не умеете». - «Всё-таки интересно, помилуйте!») и практически требование «Ну, матушка Анна Тихоновна, рассказывайте!» Несомненно, всё происходящее для неё своего рода бесплатный спектакль — обратится же она к сыну: «Елеся, Елеся, погляди! Ведут её, бедную, как овечку. Ах, как интересно!»
Но вот затем, когда в гости к Насте придёт Баклушин, а все соседи будут всячески издеваться над девушкой, думается, никакого оправдания быть не может. Видимо, именно в расчёте на интересное зрелище Мигачёва сначала проявит вроде бы и заботу — в ответ на просьбу «одолжить самоварчик»с готовностью ответит: «После трудов-то хотите чайку напиться? Это хорошо. Извольте, извольте! Уж я и посуду свою дам, и столик. Елеся, Елеся!.. Вынеси столик сюда и чайник с чашками да поставь самовар. Накрой вон там, у крылечка, да поскорей поворачивайся!» И даже одолжит свой «ковровый платочек» на плечи накинуть. Но тут же упомянет и истинную причину своих забот: «Ещё чего не нужно ли? Хоть весь дом возьмите, Анна Тихоновна, я на это женщина простая, только уж расскажите, не томите! Измаялась!»
Однако получив желаемое, тут же изменит своё отношение; ещё больше будет раздражать соседей приход Баклушина («Ишь, блаженствуют! Ну, не обида это?»). Из диалога с Епишкиной мы ясно узнаем их намерения:
«Мигачёва. Набрали Христа-ради да и закутили.
Фетинья. Я слушаю да только помалчиваю. С чем сообразно: сами милостыню просят, а жених благородный, видишь ты, хорошей фамилии.
Мигачёва. Да, может, он не знает их похождениев-то.
Фетинья. А вот надо с них форс-то сшибить.
Мигачева. Это даже и оченно можно».
И устроят они безобразную сцену, в которой действия Елеси, чистящего сюртук возле чайного стола, ещё можно попытаться объяснить, как Настя, его «малоумием». Он, похоже, и сам не до конца понимает, насколько оскорбительно его поведение: «Елеся, вы бы дома сертук-то чистили». - «Очень нужно дома-то пылить... Ничего-с, кушайте чай, вы мне не мешаете». И потом простодушно похвастается: «Уж и сертучок, Настасья Сергевна... Красота! Великонек немножко, да не перешивать же! Авось вырасту; что доброе-то портить!»
Но вот матушка его ни на минуту не даст отдохнуть от унижений: «Чай да сахар всей компании. Ох, не очень ли важно вы расселись-то». А чуть позже, увидев, что Баклушин, хоть и смутился, но никуда не убежал, а, напротив, стал утешать Настю («Позвольте за это поцеловать вашу руку!»), перейдёт уже к открытым оскорблениям: «Уж вы очень проклажаетесь за чужим-то самоваром. Нам самим нужно, у нас тоже гости; они хоть и не благородные, а пожалуй, что и почище будут. Бери, Елеся!.. Уж не взыщите! За свою собственность всегда могу». - «Нам он был уж не нужен, мы бы и сами вам отдали». - «Ну, ещё когда вас дождёшься, а так-то лучше. Да и платок-то бы отдали. Что щеголять-то в чужом».
Такое отношение ещё больше будет мучить Настю, обиженную на глазах любимого человека: «Это ужасно! Я не знаю, за что они нынче все обижают меня».
Я уже писала о трёх сюжетных линиях пьесы, выделенных великим Н.П.Хмелёвым. Он указывал, что вторая линия - «Настенька», а третья, напомню, - «жизнь обитателей российского ''зверинца''тогдашних лет (купечества, мещанства, чиновничества, полиции), прикрытая смирением, набожностью, лицемерием, ханжеством».
И именно этот «зверинец» рисует нам драматург, показывая самые страшные черты пресловутого «тёмного царства». И нужды нет, что «действие происходит лет 30 назад» ,- весь ужас продолжает жить...
Но и в этом «зверинце» развиваются свои любовные истории... И мы о них ещё поговорим!
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь