За высоким от пола до потолка окном сгущались сумерки, последние лучи солнца рассеивались между листьями молодых деревцев, торчащих вокруг новых корпусов больницы в подобии сквера. Вика сидела на неудобном сером диванчике для посетителей в углу приёмного покоя и смотрела в одну точку. На маленьком столике сбоку лежал мотоциклетный шлем и отражал глянцевой поверхностью стерильный свет квадратных ламп над головой. Силы кончились полностью. Её никуда не пускали и ничего не отвечали о состоянии Андрея потому, что она ему никто и звать никак. А правила строгие, ничего не знаем.
Тупик.
И что дальше?
— Почему я не удивляюсь? — прозвучал знакомый и самый неожидаемый тут голос.
Вика подняла взгляд на Ольгу, стоящую сбоку от диванчиков. В узких брюках и очень свободной рубашке, которая правда не скрывала, а только подчёркивала её положение.
— Не могу сказать того же, — ответила она. — Что ты тут делаешь?
Вика села ровней, хотя спина едва разгибалась от перенапряжения. Слишком давно не была «в седле».
— То же что и ты, я полагаю, — Ольга присела на соседний диванчик и оценивающе уставилась на Викторию. — У меня вот тоже вопрос, как ты сюда попала и откуда узнала, что случилось?
— Я была там, на пожаре, — произнеся эти слова, Вика тут же получила порцию травматичных воспоминаний перед внутренним взором. И чёрт с ним, с огнём и дымом, Андрей, распластанный на земле, и фельдшеры, пытающиеся его реанимировать, выжгли там не заживаемое пятно.
— Интересно, у тебя такое хобби? Наблюдать за пожарами? Или ты преследовала Андрея?
— Чего тебе надо? — Вика раздражалась особенно сильно от этого тона.
— Мне позвонили из его части и сказали, что он пострадал на пожаре. Объяснили, куда его увезла скорая. Теперь вот я жду, сейчас должен выйти врач и сообщить мне о его состоянии. Может быть, даже пустят к нему в реанимацию. — Она говорила это отстранённо, постоянно глядя по сторонам, будто рассказывала какие-то неинтересные и банальные новости.
— С чего это тебе позвонили, да ещё и пустят к нему? Ты ему не жена и не родственница, если я правильно помню, — Вика села на самый край от негодования.
— Я его доверенное лицо, — с вызовом посмотрела она прямо в глаза Виктории, — ещё со времён лечения в реабилитационном центре. Он написал на меня доверенность на самый крайний случай. У меня есть право получать информацию и принимать решения о его здоровье в случае необходимости.
— Какие ещё решения ты можешь принимать?
— Какие, какие, — раздражалась Ольга, — например, на случай отказа от реанимации, если в этом не будет целесообразности.
Вика встала.
— Ты спятила? Только попробуй!
— Остынь, сейчас явно не такой случай. Из того, что мне сказали, состояние у него тяжёлое, но вполне стабильное и ничего подобного не потребуется. Он всего лишь серьёзно надышался дымом. Вот если бы была кома и смерть мозга, тогда да. Стоило бы задуматься.
— Как он мог… — Вика задохнулась от выливаемой ей информации, — как он мог доверить распоряжаться своей жизнью тебе? После того как ты с ним поступила? Бросила его ещё в больнице, когда он был очень далёк от выздоровления, когда нуждался в тебе. Это ведь ты предала его на самом деле!
— Значит, он сам считает иначе! — нахмурилась Ольга, — такое доверие не на пустом месте рождается, к твоему сведению. Я прожила с ним несколько лет и стала его гражданской женой. Он доверял мне абсолютно всё. Включая жизнь. И не думай, что после одной какой-то ссоры, он так просто всё это забудет и начнёт считать меня чужим человеком. Не выдавай желаемое за действительное. Он мне до сих пор дорог, как и я ему. Поэтому я здесь, если ты вдруг не заметила.
— Ты здесь потому что, если с ним что-то случится, ты останешься на улице. Вот почему. Разве не из-за этого ты к нему сейчас явилась? Чтобы пожить за его счёт!
Ольга покачала головой, сжав губы.
— Я здесь в больнице, потому что я его единственная семья. И приехала я к нему по той же самой причине. Мы с Андреем ждём ребёнка и это намного весомей, чем переспать с ним пару раз, считая после этого, что поставила на нём своё несмываемое клеймо собственности.
— Какая же ты… — едва выдавила из себя Вика.
— Прагматичная? — закончила она слова, — я реалист в отличие от тебя, Вика. Я жена военного, который служил в горячей точке, воевал по-настоящему. У меня каждый день был ожиданием похоронки оттуда, каждый отпуск его как последний. А его возвращение после ранения было настоящей проверкой на прочность. Нескончаемое испытание, которое в итоге я всё равно прошла. Да, не без ошибок, но я вернулась. И он вернётся, будь уверена.
ДАЛЬШЕ