Рубину я люблю давно - с первых публикаций в журнале "Юность", с первых ее сборников рассказов и повестей. Теперь ее книги солидными томиками стоят на полках - с возрастом она стала писать все объемней, а я помню и люблю ее небольшие повести и рассказы - легкие, светлые. Помню обложки журналов и небольшие издания в мягких переплетах...
Каждый вытащенный из почтового ящика номер "Юности" был маленьким событием. Торопливо раскрывалась страница с содержанием, глазами сразу схватывался верх - несколько строчек прозы этого номера. И как же здорово было видеть среди этих строк фамилии любимых авторов.
И небольшой рассказ "Все тот же сон!" о школьной постановке сцены из "Бориса Годунова" тоже был прочитан в номере "Юности". Но тогда он назывался "Возвращение к пройденному". И я периодически возвращаюсь к давно прочитанному, перечитывая каждый раз с ничуть не меньшим удовольствием, погружаясь в школьные переживания.
Господибожетымой!!!
Ну вот умеет же человек писать!!!
"Ее пухлая шея перетекала в мощно отлитый бюст, который, в свою очередь, плавно переходил в колени. В углублении выреза, ущемленное бюстом, неизменно выглядывало поросячье ушко носового платка."
"Роль монаха Пимена досталась моему однокласснику, шпане большого полета Сеньке Плоткину. Сколько помнила я Сеньку, чуть ли не с первого класса он, как боевой самолет, всегда был "на вылете."
"Теперь необходимо представить меня: бледное дитя подросткового периода. Очки в детской оправе, сутулость и бестолковые руки. Вегетососудистая дистония и, конечно же, мальчишеская стрижка, я же современная девочка."
Буквально несколько слов - и перед нами портрет. Бестолковые руки! И все понятно про подростка...
Описание репетиций в школьном актовом зале. Наверно, каждый из нас помнит этот зал - какой он огромный и гулкий на репетициях, и какой тесный, когда набьется в него вся школа с приглашенными гостями. Я снова читала как Сенька - шпана высокого полета маялся с ролью, пока не прочел заключительные слова: "Подай костыль, Григорий..." Как воодушевленный этими чуть ли не единственными понятными ему словами, пробовал их на вкус, повторяя на все лады. Как приволок в школу старый дедов костыль и, навалясь на него всем телом, подогнув одну ногу, поскакал Сенька в новую для себя реальность, погружаясь в мир гениального пушкинского вымысла, полностью захватившего его. Он погрузился в роль весь, без остатка, думал о ней, жил ею, искал и находил собственную трактовку.
"Сенька метался под деревом, мокрыми ладонями стирая капли с лица, и говорил без умолку. Я слушала.
Не знаю, понимала ли я тогда, что присутствую при пробуждении таланта, но я была подавлена тем, как близко к сердцу Сенька принял вымысел, химеру. Пусть даже и пушкинский вымысел.
Это не Сенька - шпана и неуч, книгу в руки не бравший, - протестовал против исторической несправедливости, это талант его пробудился и требовал правды."
"Еще одно последнее сказанье и летопись закончена моя," - пятнадцатилетний мальчишка играл на школьной сцене седого бородатого старца совершенно по-своему, вымучив, выстрадав это свое понимание образа. Вот так находит человек свое призвание.
Повествование не заканчивается овациями и занавесом, оно продолжается дальше, но не буду спойлерить, ведь вы сами можете прочесть рассказ отлично написанный, забавный, лиричный и драматичный одновременно.
А если захочется иметь его в своей библиотеке, то он есть в сборнике Дины Рубиной Отлично поет товарищ прозаик
А вы любите Рубину? А если перечитываете, то что чаще всего?