Шляхтич Сандецкий лихо вытер усы, после вина и, с наслаждением, поцеловал алые губы пани Янины. «Ясечка! Добре, мы провернули, это дельце. Теперь, запорожцы ещё долго, не оклемаются.
Прошли огнём и мечом по днепровскому побережью. Больше ста местечек и сёл спалили. Взяли пушек, да ружей и ремесленников пленных.
И племянницу самого полковника Матешко. Наши офицеры, с ней, в казарме три дня развлекаются. Эх!».
Пани Янина отрезала турецким кинжалом куски мяса из бока ягнёнка и тихо запивала вином.
«Санис! Мне кажется, что месть запорожцев будет страшна. Зря, мы устроили такое побоище, особенно, после прошлогоднего заключения мира. Я знаю, что они враги Речи Посполитой. Но нельзя становиться дикими зверями даже на поле войны. Меня вот совесть мучает. Иногда!».
«О! Моя Ясечка! Ты бы их жалела, когда сама рубила головы на улицах горящих поселений и топтала раненых конём. Ты ясно помнишь гибель отца? А?».
Санис Сандецкий присел на сундук и яро похлопал по крышке. «Здесь трофеи нашего рейда. Теперь, мы вдвое богаче, чем двадцать дней назад. Жаль! Не удалось добраться до жены Матешко и трёх его дочерей.
Ах, бурная бы ночь была: у меня и друзей. А потом – и наших офицеров. Ну, ничего! Хоть взяли сотню войсковых аргамаков. Правда, они успели поставить своё тавро. Только, кому оно нужно, на резвых трофеях. Победителей не судят!
Но! Мы их продадим, в Европу, как добычу. И свои барыши возьмём. А уж, с Матешко, мы ещё обязательно поквитаемся. Ведь, я всегда же помню, что он одолел моего отца в страшной рубке там - на берегу Канева».
Янина точно метнула кинжал в кабанью голову, которая висела над мужчиной. «Одна похоть, Санис! А ведь, со мной, законно живёшь!».
В дверь постучали. Сандецкий сразу выхватил саблю из ножен, а Янина взяла свою, с полки, на камине. И спокойным голосом спросила: «Тисса! Что надо? Иди в светёлку. До утра».
Голос девушки: «Панна Янина! А здесь, гостинцы приготовили, которые гости из Кракова доставили. Может отведаете?». Мужчина кивнул. Женщина улыбнулась: «Неси».
Дверь скрипнула. Из полутьмы возникла девушка с подносом. Пара положила оружие и подошла к столу. И вдруг, из мрака проёма, возникли фигуры в белом. Два громадных пса, рыча, вскочили за тройкой мужчин.
За ними - ещё воины. Первый скинул капюшон и расправил усы. «Ну, что Посполитово отродье, пируете на нашем горе. Теперь, вот точно, поквитаемся. Пора уже пришла! А, где же, Наталочку мою прячете? Ну, говорите!».
Пара гордо стояла у стола. «Ха! Полковник, а я, твою племянницу, сам бабой сделал. Теперь её, в казарме, много раз уж распинают. Жаль, до твоих сук, не добрался – им так же сделал!».
Полковник медленно двигал скулами. А кончик его сабли, как маятник, тихо ходил, из стороны в сторону, гася сильное волнение. «Да! В честном бою, я зарубил твоего отца, Санис! А вот сейчас черёд, до тебя, дошёл. Здесь мы и будем биться. Давай бери саблю!».
Полчаса по всей гостиной дрались Матешко и Сандецкий. За жизнь, которая должна быть дальше. Полковник развернулся и сабля просвистела рядом, едва не касаясь мундира. А он свой клинок вогнал в грудь спесивого шляхтича. Тот рухнул.
«Стёпа! Неси тавро, как аргамаку знак поставим». Бок дымился и пахло горелым мясом. «Теперь Сандецкого, и, на небе, никак не перепутают. Пусть мир праху!». Повернулся. «Пани Янина! Теперь вы – вдова! Соболезную вам».
