Вот вы пьёте водку прямо сейчас? Ах, вы вчера пили... Стоп. Так вы разве пьёте водку НЕ КАЖДЫЙ ДЕНЬ? Может, у вас и сердце через раз бьётся, и одной ноздрёй дышите?! А-а-а... Понял. Вы – не русский. Я русских хорошо знаю, я смотрел много ваших фильмов, которые вы снимаете про себя. Я вас и-зу-чил! Не надо думать, что мы, американские шпионы, глупые... Русские пьют водку vsegda!
Вы можете возмущаться. Можете топать ногами. Можете кричать, что все кинорежиссёры евреи, что их фильмы – клевета на русский народ, и приводить в качестве доказательства книжку Василия Белова «Лад». Очень хорошая, я читал. Вот и предлагаю – от сердца к сердцу, чисто как американский шпион русскому разведчику: а давайте я сниму про вас другое кино. Правдивое кино. Реализм. Что должен делать реализм? Следовать правде жизни?
Я не знаю, как у вас, а у нас возле дома два магазина, и возле обоих трутся серые от боли и ожидания люди в мокрых штанах и грязной одежде – почему-то они постоянно садятся или падают этими штанами в лужи… Что пьют эти люди? Не водку из горла, конечно же. Они пьют алкогольный напиток «Нирвана Вишнёвая», сто пятьдесят рублей полтора литра. Вот правда жизни. Вот про что надо снимать. Про полубомжа Гену (пусть его так зовут – трогательно, человечно, как крокодила) с обмороженными, изъеденными чесоточным клещом пальцами; о том, как его гонит с обжитого крыльца жестоковыйный охранник гастронома Мурад…
Хотя… Это хоть и правда жизни, но всё же не реализм.
Тут ведь вот какое дело ещё. Мы, несмотря на школьные уроки литературы, не очень хорошо понимаем, что это за вещь — реализм. И ладно бы не очень хорошо — мы понимаем это строго наоборот!
«Реальный» для нас означает невыдуманный, действительно существующий. А что может действительно существовать? То, что мы можем воспринимать органами чувств. По старинке говоря то, что можно потрогать.
Трогая, мы ощущаем поверхность, фактуру вещи, гладкая она или шершавая, тёплая или холодная. То есть воспринимаем её свойства. Реальность вещи дана нам в её свойствах. То есть — в деталях, в частностях. Помните, как слепцы ощупывали слона?..
Отсюда понимание реализма в искусстве как правдивого следования деталям, частностям.
Скажем, если в произведении действуют инопланетяне, вампиры, честные чиновники московской Мэрии или другие фантастические персонажи, но при этом они психологически достоверно (совсем как вы и я, читатель) ссорятся, дружат, зевают, спускают воду в унитазе, хлопают утром раздражённо по будильнику, – мы назовём такое произведение реалистическим. Сумма правдивых деталей перевешивает главный ложный посыл. Частности побеждают целое. (Этим пользуются все, кто профессионально врёт, – от людей искусства до лидеров общественного мнения и публичных политиков.)
Между тем, в средневековой схоластике слово «реализм» означало такой способ миропонимания, в котором реально существующими элементами мироздания (то есть «реалиями») считаются понятия вещей, а не сами эти вещи. Не станем же мы говорить, что отражение солнца в луже – это и есть реальное солнце – лишь на том основании, что лужу можно потрогать, а солнце нельзя? Вот для средневековых реалистов материальные вещи и были лишь отражениями того, что есть – понятий, «реалий».
Современному человеку согласиться с этим непросто. Мы, хоть и называем иногда себя «реалистами» (то есть людьми, соизмеряющими желания с возможностями), в действительности являемся теми, кого в средневековой схоластике называли «номиналистами». Номиналисты считали реально существующими именно вещи, а понятия считали абстракцией. Например: существует белый снег, белый пух и белый лист бумаги. А белизны, то есть «идеи белого» – нет. Это просто слово такое, название, имя. «Нóмина».
Например: номиналист скажет «хлопóк» (пока разрушения не подтверждены, достоверно свидетельствовать можно только о звуке), реалист скажет «взрыв». Номиналист скажет «авария вследствие вмешательства посторонних лиц», а реалист скажет «диверсия»... Номиналист скажет «перегруппировка», а реалист – «отступление». Номиналист – «специальная операция», а реалист...
Так снимать реалистическое кино про русских, нет?
А вот, например, советские фильмы о Великой Отечественной войне были именно реалистическими.
Это уже потом, «в наше время», Астафьев написал «Прокляты и убиты» – о том, как хрустели под колёсами полуторки неубранные трупы наших солдат. А советское киноискусство о войне было не о правдивости деталей и правде обстоятельств. Оно было о правде истории. О правде человеческого духа. Нужно ли сегодня такое кино? Поверит ли ему кто-нибудь? Если мы даже самим себе стараемся сегодня не верить...
Я думаю поверят. Постараются, сделают усилие над собой – и поверят, как поверили недавно песне какого-то Шамана. Люди у нас «внутри хорошие» (вот прямо как Лучик) и по миру больших смыслов, не заляпанных брызгами «частностей», в душе очень соскучились.
Но есть одно «но». Реалисты мы там, в душе, а не в поступках. Потому что реалист, поступающий как реалист, называется идеалистом.
А вы же не идеалист, я надеюсь? Водку будете?