Похоже, Эдуард с Валентиной не очень-то меня и ждали – во всяком случае, когда я пришла в управление, они совещались в каких-то кабинетах, а мне было предложено их подождать. Появились они явно наполненные новой информацией – глаза Валентины горели, как всегда, когда у нее есть уверенность, что в расследовании выбран правильный путь. Интересно, отчего бы это? Ведь я знаю столько же, сколько она… Они оба… Что же они еще тут выловили, в недрах этих кабинетов?
- Не изображай из себя вопросительный знак, - сразу сказала мне подруга. – Просто мы тут проверяем одну версию… Которая кажется неправдоподобной… И вот когда все узнаем и поймем, то поделимся с тобой…
- А не стоит ли это сделать сейчас? – спросила я Эдуарда, потому что знала – подруга скажет «нет».
У меня ведь будут вопросы, а ей, когда она вот так идет по следу, ничто не должно мешать. И мнения ничьи она в такое время не слушает, чтобы не сбиться с выбранного пути. Ее ведет вперед мысль, интуиция, и самое главное – логика, госпожа Логика, как она любит говорить. Но эта госпожа безмерно любит факты, они – ее верные друзья, главная опора. Следовательно, сегодня друзей этих стало больше, но я с ними еще не знакома. Эдуард открыл было рот, чтобы ответить на мой вопрос, но тут в кабинет вошел Николай Николаевич и стал подробно выспрашивать меня обо всем, что случилось у тети, а также изучать докторскую бумагу – версию, подозрение, что именно могли ввести моей тете для потери памяти и здравого смысла… А также листы со следами подписей моей тети… Я рассказала им троим о демарше, предпринятом «племянничком» в мое отсутствие, и выразила тревогу – бандиты действуют слишком быстро, это прямо натиск какой-то, и ничего не боятся!
- Думаю, они уверены, что бояться им нечего, - ответил Николай Николаевич. – И тут они, голубчики, очень даже ошибаются, потому что, я только что из лаборатории, экспертиза подтвердила, что пальчики… гм… на вашем, Валентина Васильевна, предмете совпадают с теми, которые мы добыли сами, и это уже очень, очень интересно… Это продвинет нас вперед. Должно продвинуть. Эдуард Михайлович, поработайте с базой данных более плотно… Прямо сейчас…
Я заметила, что хотела бы знать, о чем они говорят, но Николай Николаевич ответил, что пока это ребус, который они еще не решили, и пожелал мне спокойно провести хотя бы остаток дня. Валентина тоже мне лучезарно улыбнулась и дала слово, что завтра я узнаю обо всем, о чем захочу. Я думала, что подруга отправится со мной, но узнала, что здесь ей выделили рабочее место – Комов попросил, он, оказывается, учился вместе с Николаем Николаевичем в академии и у них сохранились дружеские отношения. Иначе, думаю, не видеть бы частному детективу особой помощи и поддержки в милиции. Так уж сложилось исторически, что между этими структурами – не сотрудничество, а соперничество и даже порой вражда. И попробуй частный сыщик добыть необходимые ему сведения в родной милиции! Ни-ког-да! И главное, я думаю, что это – правильно! Структура частного сыска пока не вызывает особого доверия, порой она связана с криминалом. Ведь таких, как моя Валентина, единицы. Но и ее, возможно, даже не впустили бы в эти кабинеты, если бы не помощь полковника милиции Комова. Помогает он ей и там, в родном городе.
Домой я пришла измученная, усталая, с гирями на ногах. В мои-то тридцать с… Не будем уточнять. Мой муж, самый терпеливый мужчина на свете, обогрел меня, накормил, успокоил и сообщил радостную весть – наши отпрыски послезавтра будут уже дома. И слава богу, а то когда они далеко от нас, мне всегда за них тревожно и боязно. Убеждена – в наше время нельзя отправлять детей ни в какие поездки. Я им это говорила, я их в этом убеждала, но они же выпросились, мамины дети! Я была такой же упрямой… Впрочем, почему – была? Я и сейчас такая… И завтра же с самого утра пойду к тете и начну сама следить за этими мошенниками! А то что-то мне кажется, что след, на который напала Валентина, проходит мимо моей Лии Семеновны. Иначе они бы мне вразумительно сказали о новых фактах… С завтрашнего дня я начну свое расследование… Глупо, конечно, но в последнее время я стала обидчива. А теперь – спать. Тетка не позвонила – значит, с ее здоровьем все в порядке…
Не было еще и восьми утра, а я уже звонила и стучала в дверь своей своенравной Перчик. Глухо! Тишина. Спит. Но что же мне теперь, торчать в коридоре? Я не поленилась, вышла из подъезда, обогнула дом и оказалась под ее окнами. Они располагались довольно высоко от земли и я не могла видеть, что происходит в теткиной комнате. К тому же окна были занавешены. Я поступила как всегда – нашла веточку и осторожно поскребла ею по подоконнику, ожидая услышать законный вопрос – кто это там мешает видеть утренние сны? Но не услышала. Господи, да уж не стало ли ей опять плохо? И лежит, небось, моя бедная тетя беспомощная, с высоким давлением, и голова у нее раскалывается, и сердце болит, и не может она ответить на мой стук – просто не в силах… То, что она может спать богатырским сном и не слышать вообще никаких звуков, я полностью исключила – сон у тети всегда чуткий…
Что ж, значит, придется мне выдать свою тайну – давным-давно, когда тетя лежала в больнице, она попросила меня полить ее цветы и вручила ключи от квартиры. Я выполнила ее поручение, но по пути зашла в мастерскую по изготовлению ключей, заказала еще одни и оставила их у себя, ничего не сказав родственнице. Я предвидела – наступит день, когда мне придется ими воспользоваться. Так оно и случилось. Однако мой ключ не поворачивался в замке – думаю, потому, что с внутренней стороны двери торчал его брат-близнец. Тогда я стала выталкивать его и, наконец, услышала, как он упал на пол. Я быстро отперла дверь и уперлась носом в другую, обитую так, что казалось – ее обложили большими кожаными подушками. Но тетка никогда не закрывала эту дверь – там был неисправный замок, он мог защелкнуться навечно. Я помнила, как надо обращаться с этой дверью – бережно и нежно, я нажала на ручку и осторожно толкнула от себя кожаную махину, и она подалась, открыв мне дверь в тетины хоромы…
Была, была у меня мысль – не заходить в квартиру, позвать соседей, ибо я поняла – что-то случилось… Но ведь я уже оказалась в прихожей, а не в моих правилах возвращаться, это равно отступлению. Да и, чего скрывать, я все-таки здорово надеялась на то, что сейчас разбужу тетю, и если ей плохо, сумею помочь, вызову, как это часто бывало в последнее время, врача, и…
- Тетя Лия! Тетя Лия! – тихонько позвала ее я.
А потом – громко. Потом – еще громче… Ответа не было… Пока я снимала свои ботинки – традиции неистребимы, то в голову пришла шальная мысль – ее похитили! Наконец я разулась и осторожно, на цыпочках вошла в комнату… Тетя спала… Только лежала она почему-то в халате и поверх одеяла… Я бросилась к окну, отдернула шторы и осторожно подошла к ее постели… Что ж, у нее, видимо, закружилась голова и она упала сюда, не раздеваясь… Странно – ведь вчера я оставила ее уже раздетой, лежащей в постели! И вдруг в ушах у меня зазвенела тишина… Это было страшное ощущение – за окнами у тетки скверик, машины здесь практически не ездят, пешеходов почти нет, дом стоит на окраине микрорайона, и тишина врезалась в меня, в мое тело, заставив его содрогнуться и броситься к тете, и понять – почему, почему я не слышу ее дыхания?.. Эта звенящая тишина, делающая тревожным все окружающее пространство, превратила меня в какую-то ватную куклу, которая приблизилась, наконец, вплотную к тетиной постели. И только тут я увидела темный комочек на ее лбу… И тетино лицо со страдальчески вытянутыми морщинами – посеревшее, безжизненное и беспомощное… И глаза, в которых застыла боль – она проступала сквозь покрывшую их серо-перламутровую пелену… И руки, вытянутые, словно для защиты… Видимо, она старалась оттолкнуть от себя человека, принесшего ей смерть, но он оказался сильнее… Он или она?
Я тут же набрала номер телефона в Лизиной квартире. Валентина взяла трубку – судя по голосу, она уже давно проснулась.
- Валя, приезжай… Тетя…
- Что, у нее уже высадился целый десант племянников?
- Ее убили, - произнесла я, растягивая каждый слог, чтобы она поняла – это не розыгрыш, это – трагедия!
Валентина немного помолчала.
- Я тебе сочувствую… Держи себя в руках, пожалуйста… Только скажи – а ты уверена, что ее… убили? Что она не сама нас покинула? Ей ведь уже больше девяноста лет, так?
- Я уверена, что в нее выстрелили, - сказала я тоном, не вызывающим сомнений. – У нее дыра в голове… На лбу… Во лбу…
- И во лбу звезда…
И тут я заплакала, не дав Валентине закончить строчку известной сказки – не к месту!
- И… крови нет совсем, понимаешь? Маленький темный комочек… Как бородавка… И тетя Лия… Господи, неужели ее больше нет?
- Но она, как я поняла, всех вас доставала? – все-таки спросила эта язва Валентина.
- Да, да, но это не значит, что мы ее не любили! Родная кровь – это не пустые слова… Я просто умираю от жалости… И совсем, совершенно не знаю, что делать!
- В таких случаях вызывают прежде всего врача и милицию. Ты в состоянии это сделать? Набери 02 и 03 и все сообщи. Происшествие зафиксируют в тетином округе. Констатируют смерть… Все это необходимо оформить документально. А я сейчас постараюсь поймать Николая Николаевича и Эдуарда… И помочь тебе… Родственники твои уже извещены?
- Нет. Я тебе первой позвонила.
- Извести.
- Но что мне делать… с ней?
- А вот с ней как раз ничего не надо делать. И вообще уйди из комнаты, там, я заметила, и на кухне есть телефон. Вот оттуда и звони. Может быть, какие-то следы преступник и оставил… Крепись, моя дорогая!
Я крепилась. Я позвонила всем, кому надо. И вдруг начала страшно чихать. И кашлять. И плакать. Я и не представляла, какое это горе – смерть ближнего, и как безжалостно оно может обрушиваться на человека! У меня было такое состояние, словно я вот-вот потеряю сознание… И… Очнулась я на тетиной кухне, возле меня хлопотали медсестра и Валентина. Все уже было кончено. Подруга рассказала мне, что медики появились вместе с милицией и первым делом оказали помощь мне, а уж потом принялись за тетю. Причем врач предположила, что тетя моя скончалась, скорее всего, накануне вечером. Милиционеры, два молодых человека, тщательно осмотревших место происшествия и осведомленных о том, что это преступление, вероятнее всего, входит в целую криминальную серию, попросили меня рассказать о тете, ее друзьях и недругах, и высказать свои подозрения, предположения о мотивах убийства и о том, кто это мог сделать. И я понеслась вскачь! Но когда дошла до банды, то приостановилась и пояснила, что сие лучше изложит люди, которые сейчас этим занимаются. В частности, Валентина. Я рассказала о своей подруге, которая в это время позванивала чем-то на кухне, и впервые увидела профессионалов, которые ничего о ней не знали! Я объявила, что это непростительный пробел в их кругозоре и его надо обязательно восполнить! Что они смогут это сделать, надеюсь, прямо сейчас! И напомнила им о делах, которыми занималась Валентина здесь, на московских просторах. В нескольких случаях это получилось неожиданно для нее – я позвала ее на помощь либо она случайно оказалась чуть ли не в эпицентре криминальных событий, хотя любит утверждать, что случайностей вовсе не существует. Но были и дела, для расследования которых ее приглашали специально и Валентина этим чрезвычайно гордилась. И она вошла в комнату именно тогда, когда я говорила об этом на высокой ноте. И предупредила молодых людей, что сейчас прибудут их коллеги из специального управления. Уверена – она уже все внимательно изучила в тетиной комнате. Но тем не менее - сколько в ней было порыва, стремления увидеть невидимое и прийти хотя бы для себя к какому-то решению.
Но был и смешной момент – Валентина расчихалась так же, как я! А потом стала зачем-то рассматривать и разглаживать тетин халат, который остался здесь, как будто теперь было не все равно, мятый он или нет, а потом показала вошедшему Николаю Николаевичу, которого я сначала и не заметила, какие-то тонкие темные ниточки… Эн Эн протянул ей пакетик, в который она их и опустила. А потом Валя встала на колени, не побоявшись испортить свои шикарные колготки, и излазила, обследовала всю территорию возле тетиной постели. Хорошо, что пол был покрыт линолеумом, и потому какие-то невидимые мне от стола нити она подняла быстро и положила их в тот же пакетик. Пока наша Пуаро в юбке занималась ниточками, Николай Николаевич поставил своих молодых коллег в известность относительно уже ведущегося расследования деятельности банды. Дальнейшего разговора я не слышала, потому что мне вновь стало плохо и Валентина заставила меня выпить какое-то лекарство.
Молодые люди уехали, Эн Эн тоже, пообещав принять все необходимые меры, а Валентина осталась со мной, хотя предупредила, что пробудет недолго, что у нее есть версии, требующие немедленной проверки. Она дозвонилась до Мирона и спросила, когда он подъедет, потому что муж мой был на репетиции, откуда его вызвать просто невозможно, а оставлять меня одну подруга не решалась. Он ответил ей, что не может дозвониться до нашей сестры Миры, но сейчас приедет мне на помощь.
Я опять разревелась, а Валентина вдруг стала расспрашивать меня о Мире – господи, неужто решила и ее «отработать»! Да сестренка наша – добрейшей души человек, свое последнее отдаст, чтобы кому-то помочь… Я стала звонить ей по межгороду, зная, что Мира сможет выехать только вечером – из нашего родного города в Москву идет всего один поезд… Правда, можно приехать и на машине…
Миру я застала на работе. Она у нас не просто медсестра хирургического отделения. Она еще и операционная сестра и сейчас как раз готовилась к срочной операции. Вот-вот должна была уйти в операционную. Но я все равно ей все сказала. А Валентина подняла трубку параллельного, кухонного телефона и стала слушать наш разговор.
- Вот, а ты думала, что она притворялась, когда говорила нам, что плохо себя чувствует…
- Конечно, притворялась! – ответила Мира. – Ты пойми – если человек пришел в поликлинику и в состоянии обойти там шесть или семь кабинетов, побывать у такого количества врачей, предварительно отстояв очередь к каждому из них, то этот человек совершенно здоров! Но к чему ты задала этот вопрос? Ведь она же не от болезни, говоришь, умерла! Ее же убили! Я правильно поняла?
- Правильно. И ты у нас теперь – владелица московской недвижимости…
- Да. Я вот думаю, что делать… Может, бросить все сейчас, да на машине – к вам… Так неожиданно…
- А я чувствовала – что-то случится… Даже тебе вчера вечером звонила…
- Куда звонила?
- Домой, конечно. Я же сказала – вечером… Но было все время занято… А потом никто не ответил…
- Дочка растет и становится все больше тем, которые она обсуждает с подругами по телефону… Сейчас я, наверное, отпрошусь у заведующей отделением… И муж меня подбросит к вам… Ему ведь в командировку завтра надо ехать. В Москву. Так, может, сегодня уж поедет, раз такое дело…
Мира говорила как-то вяло, словно пережевывая слова, прежде чем выпустить их на волю, и вдруг я услышала нечто странное:
- Знаешь, а я ведь тетку не раз представляла с прострелянной головой и кривой улыбкой…
Я содрогнулась – надо же, какое четкое предвидение! Только вот кривой улыбки у нее не было… Она вообще не улыбалась…
- Что ты несешь! Какая улыбка, если человек умирает от выстрела! Извращение какое-то…
- Нет, это я к тому, что она в последний миг могла подумать – вот, мол, вам всем от меня подарочек! Ешьте на здоровье! Ты чего там слезами уливаешься?
- Мне ее жалко, - призналась я.
И тут услышала шипение Валентины, которая просто требовала, чтобы я немедленно спросила у сестры – откуда она знает, что в тетку стреляли? Действительно, откуда, ведь я об этом ничего и сказать не успела… И я прямо спросила об этом Миру, предупредив, что вопрос этот очень важный и ответ на него слушаю не я одна, но и моя, то есть их Валентина, которую сестра тоже прекрасно знает – как-никак, живут в одном городе, да и в расследовании моя родственница однажды участвовала и очень всем помогла.
- Да я же говорю – представляла… То есть мне это казалось… Ну, тебе же известно, и вам сообщаю, Валентина Васильевна, здравствуйте, как ваше здоровье, что у меня было много таких совпадений…
- Здравствуйте, Мира, - ответила Валентина. – Совпадение, прямо скажем, невероятное… Тетю вашу убили именно выстрелом в голову… Предположительно из «вальтера»… А вот вы, к примеру, стрелять умеете?
- К примеру, не умею. И ничего уж тут не поделаешь…
- Хорошо. У меня есть к вам еще один вопрос. Мелочь, но все же…
- Наслышана, что мелочей для вас не существует…
- Да нет, это преувеличение. Мелочь она и есть мелочь. Так вот – почему, когда Наталья сказала вам, что звонила вчера вечером и не дозвонилась, вы задали ей странный вопрос – куда звонила? Дело-то было вечером. Следовательно, звонить она могла только вам домой…
- Но этот мой вопрос… Он совершенно ничего не значит!
- Но зачем-то он у вас вырвался, Мира! Можно предположить, что вчера вечером вас не было дома… Возможно, вы вообще не приезжали с работы домой, а позвонили своим домашним и сказали, что появилась срочная работа… Или там еще что-нибудь… И предположили, что Наталья, позвонив вечером в вашу квартиру и узнав, что вы задержались на работе, стала пытаться разыскать вас в отделении… И… вы ведь немного испугались, да?
- Да ничего я не испугалась! Мне пугаться нечего. Где была, там и была! Уж не предполагаете ли вы, что я вчера приехала в Москву, убила тетку и тут же двинула обратно?
- Вы меня извините, Мира, но я – сыщик, и такая мысль мне обязательно должна была прийти в голову!
Тут уж я не выдержала и закричала на всю квартиру:
- Валя! Не сходи с ума! Мире совершенно незачем это делать – квартира-то достается именно ей!
- Когда человек долго ждет, у него могут сдать нервы… Знаете, это как с заключенными… Остается два-три месяца до окончания срока, а человек бежит…
- Но я не заключенная и оставьте меня в покое! – закричала Мира. – Дайте мне поговорить с сестрой! У нас горе, а вы тут лезете со своими дурацкими предположениями… Время на меня тратите, а убийца там руки потирает…
Валентина извинилась. А я успокоила сестру и попросила ее выехать сегодня же. Она пообещала.
Бесполезно было злиться на Валентину – такая у нее профессия и такая она сама. Не может двигаться вперед, не отметая подозрений, которые появляются одно за другим. Это – как человек, плывущий в лодке: если он не будет веслами отгребать от себя воду, то не продвинется ни на метр, разве что по течению… А в расследовании по течению плыть опасно и, главное, почти всегда безрезультатно. Я верила, что Валентина больше не вернется к своему чудовищному предположению, но она меня совершенно огорошила, заявив, что кое у кого появились вопросы – а где вчера вечером была московская племянница Лии Семеновны? То есть я? Но я была дома! И вопрос этот всплыл вовсе не случайно – опять же кое у кого сложилось впечатление, что я ненавижу свою тетку…
- Поздравляю тебя, Валентина! Уже две версии! Подозреваются двое – я и моя сестра… Мира права – а преступник или преступники потирают руки… Посмеиваются…
- Ничего… Я думаю, им недолго осталось веселиться… А хорошо, что ты накачена этими версиями… Полезно… Убийца наверняка будет держать тебя в поле зрения… Вот и возмущайся, что милиция думает на тебя да на твою сестру… И возмущайся погромче! Обещаешь?
- Обещаю…
Наконец, позвонил мой муж, который стоял одной ногой возле телефона, другой – на сцене, где их труппа репетировала пьесу о Чижевском, об Александре Леонидовиче, знаменитом гелиобиологе, а также враче, художнике и так далее. Много лет он провел в лагерях, затем жил в Караганде без права возвращения в столицу и работал в онкологическом диспансере простым лаборантом. И это будучи членом многих зарубежных академий! Муж был увлечен этим сценическим материалом, к тому же через две недели у них должна состояться премьера, и я поняла его долгое молчание, его вздохи и такое же, как у брата, "что делать?". В то же время он всегда сочувствовал тетке и укорял меня за то, что я ее не понимаю, что вся ее вредность - от одиночества, от того, что она никогда не была матерью, что супруг видел в ней лишь красивую служанку и красивую игрушку – это уже в зависимости от настроения. И потому мой верный друг, тяжко вздохнув, сказал, что сейчас он предупредит режиссера и приедет ко мне.
Я тут же отправила Валентину, которая уже била копытом как лошадь в стойле. Обычно в ходе расследования она рассказывает мне о своих подозрениях, предположениях, а в некоторых случаях, я уже говорила, мы с ней работали сообща, на равных. И мне кажется, это ей нравилось. То есть – она считала, что верный человек рядом с ней, во-первых, не помешает, во-вторых, при хорошем раскладе и наличии определенных способностей принесет пользу, а в-третьих, будет играть роль сдерживающего фактора. Потому что у Валентины всегда – размах! И она работает сразу по всем направлениям, то есть гонится за всеми зайцами. Хотя чутье и дар психолога почти всегда помогают ей быстро встать на верный путь… Я служу пугалом, отгоняющим ненужных зайцев… Или – глашатаем, призывающим ее не обращать на них внимания… К тому же ей постоянно надо с кем-то спорить… Но сегодня она молчит, понимая, что мне – ни до чего. Впрочем, я беру с нее слово, что она непременно сообщит мне о заключении патологоанатома, о мнении милиции по этому поводу, обо всех найденных, увиденных уликах и умоляю ее ни в коем случае не оставлять меня в покое! А еще я говорю, что на их месте – ее, Николая Николаевича и других ментов – я бы организовала сейчас хорошую слежку за теткиным домом… И понаблюдать бы за похоронами… Правда, я четко не определила, зачем это надо. В голове крутилась какая-то важная мысль, но ее загоняли в угол другие, заставляющие меня начать подготовку к скорбному действу. Мне было жаль, что в данное время я совершенно бесполезна для Валентины. Что делать…
- Держись, подруга, и не забивай пока себе голову – без тебя справимся! А за домом смотрят, не боись. И вчера он тоже был в поле зрения наружного наблюдения... Вот почему я многого не понимаю...
И она ушла, оставив меня с грузом забот и повесив на меня еще одну загадку – если за домом, а, значит, и за квартирой тети велось наблюдение, то почему же эти наблюдатели не проследили за парой бандитов, которых она впустила и которых видела соседка… А, может, и проследили… Переключили на них все внимание, и это помешало увидеть другого или других, входящих в тетину квартиру. Убийцу или убийц. Я почему-то уверена, что это был один человек… Причем знакомый, раз она надела простой халат, в котором считала неприличным принимать людей. Либо вызвавший у нее полнейшее доверие. Незнакомым, да еще двоим, тетка вечером бы не открыла. А почему мы сразу стали говорить о вечере? Ведь эксперты еще не сказали своего слова… А если это была ночь? Или раннее-раннее утро? Интересно, опросили ли соседей, ведь в доме тонкие стены и все слышно… Мысли мои побежали бы и дальше, но тут подъехали мои дорогие мужчины – муж и брат. Оказывается, они встретились с Валентиной и успели с ней переговорить.
Нет, мужу моему не стоило приезжать… Потому что, увидев на пороге человека, который способен сделать для меня все возможное и невозможное, я расслабилась, отпустила себя и мне показалось, что я вновь теряю сознание… И это было правдой… Мой любимый, можно сказать, принес меня домой на руках. И не выпускал из квартиры ни на следующий день, ни днем позже – таково было главное предписание врача, опасавшегося за мою психику. Приехавшие дети активно ему в этом помогали. Так что о похоронах тети, об этом траурном водовороте я узнала от Вали…
Давно замечено – на похоронах всегда находится человек, который умеет утешать, для этого ему порой достаточно просто оказаться рядом и ничего не предпринимать. Он настолько пропитан желанием принести всем мир и покой, что у него запросто получается им поделиться. А еще есть люди, которые прекрасно знают, когда и что надо делать в скорбный час, и подсказывают это вам. Потому и не ведаю, что бы делала моя родня без Греты и Галины Петровны, которых позвали на похороны. Грета оказалась сверхпрофессиональной утешительницей, ей бы психологом работать, она знает, на какие клавиши человеческой души следует нажать, чтобы в этом вместилище наших чувств заиграла светлая, спокойная музыка… Даже если окружающее пространство заполнено совсем другими звуками… И опыт Галины Петровны с ее неизменной Любой оказался бесценен… Правда, Валя сказала, что был момент, когда они думали – им никто не сможет помочь и они просто сойдут с ума… Дело в том, что в морг выстроилась огромная очередь – из катафалков. В каждом сидели люди, желающие поскорее забрать своих покойников. Но поскорее не получалось, и это было страшное зрелище. Водитель нашей машины сообщил Вале и всей моей родне, что вообще-то покойников раздают быстро, а в этот раз с кем-то из них вышла неувязка, перепутали то ли усопших, то ли их одежду, вот и образовалась пробка… Но что такое бывает постоянно. А какие происходят истории! Он готов был рассказать их, но все, конечно же, и подруга, которая ко многим вещам, в том числе и к похоронам, относилась довольно иронично, траурно молчали. Не выдержал наш брат, главный юморист всех времен и народов. Он спросил, какие же это, к примеру, бывают истории, и открыл шлагбаум. Истории, по словам Вали, понеслись вскачь! Они узнали, что не далее как вчера один московский господин в хорошем подпитии хоронил свою мать, но оказалось, что это была совершенно другая женщина. Мать привезли, положили перед ним, а похороненную откопали и забрали. Прямо на кладбище их и переодели. Стриптиз устроили… Водитель так и сказал. А позавчера жена провожала мужа и прямо в морге, когда его клали в гроб, залезла к нему в брюки и проверила, не жмут ли трусы… Ну, не малы ли… И тапочками сильно была недовольна… Кричала – какие, мол, деньги дерете за тапочки, а разве можно в них отправляться в такой длинный путь! Да они у вас тут же и развалятся! Сходила в обувной магазин, он рядом, и купила мужу лакированные туфли – других нужного размера не оказалось. Так что мужик теперь на том свете пятками сверкает… Водитель, поощряемый молчанием моих близких и даже осторожным хихиканьем кого-то из ментов, игравших наших родственников, совсем разошелся, и в конце концов всех бы захлестнул океан этих историй, но тут машина оказалась у нужных дверей и родня моя двинулась к нашей незабвенной усопшей, держа в руках цветы и еловые ветки. Есть поверье, что ими должен быть устлан последний путь умершего, чтобы душа его не стремилась вернуться к нам, а жила, где ей теперь и положено. А если будет стремиться, то наткнется на колючие ветки, и отступит… Никто же не хотел, чтобы тетина душа моталась туда-сюда как неприкаянная, и веток взяли с собой побольше.
Вообще-то главной задачей моих близких на похоронах было – держаться! Потому что до этого они были в беспрерывных бегах на такие длинные дистанции, что могли бы отобрать призы у знаменитых спринтеров! И когда все основное было сделано, все как-то размякли и готовы были обнимать друг друга в едином траурном порыве – за понимание, помощь, поддержку… От Греты, как от корабля, шли большие спокойные волны... Галина Петровна и Люба раздали всем какие-то конфетки. Моя Валентина тоже как могла успокаивала Миру и Мирона. Эх, если бы тетя видела, как мы все сплотились, как любим друг друга! Если бы и без траура так, все – с полуслова…
Мне очень хотелось узнать, не появилось ли за эти два бешеных для нас дня чего-либо нового в расследовании убийства. А, может, уже известен и сам преступник? Известен и схвачен… Увы, оказалось – не схвачен. И даже неизвестен. Более того – у всех, кто занимается этим делом, есть свое особое мнение. И каждое из этих мнений выдвигает своего убийцу. Это страшное действие, скорее всего, совершил посланец Леся, хотя пока неизвестно, зачем. Можно спросить и по-другому – неизвестно, почему так быстро? Но в число возможных убийц входит, оказывается, и Мира – захотелось скорее поселиться в московской квартире! И я, поскольку во всеуслышание якобы выражала свое недовольство тетей… Убийцей кто-то представляет и Мирона – видела же его соседка уходящим из тетиной квартиры! Вместе с женой… Вот они вдвоем ее и… Проверяется и версия виновности соседей… У остро жаждущих квартиры могли не выдержать нервы! Знаете, как это бывает у людей мерзких, жадных и жестоких – не досталось мне, так пусть же не достанется и другим! Никому! Правда, я не знаю, такие ли у тети соседи. Да и логики в этом предположении нет... Валя заметила, что сейчас, конечно, не тот момент для подробностей, однако они с Гретой… Понятно. Я так и думала, что Грета хотя бы на время заменит ей меня. И представила, как замечательно будет нам втроем – да мы же горы свернем! Так вот, они с Гретой составили психологическую картину преступления и очень хотят представить ее мне. Как только я смогу все воспринять. Можно даже завтра. Естественно, я пожелала сделать это сегодня же вечером. Но Валя ответила, что это совсем уж неподходящее время и если бы тетя узнала, что в день ее похорон я посвятила целый вечер не ей, то сильно бы обиделась. Так что – завтра, тем более, что за сегодняшний день может поступить очень даже интересная информация. А еще я успела спросить о Яне – думаю, девочке надоело сидеть взаперти на своем радио. Действительно, ей хотелось пойти вместе с Гретой на похороны, но милиция предостерегла ее от этого шага – девушку могли увидеть те, кому не надо… Ведь у бандитов благодаря пацану теперь есть уверенность, что Яна многое знает… Собственно, ее сразу надо было пристроить в какой-нибудь хороший закрытый санаторий, до которого враг не сможет добраться… Валентина уже высказала московским коллегам эту мысль и они с ней согласились… А потому, возможно, уже сегодня, в крайнем случае – завтра Яна будет отдыхать от своих повседневных забот и от свалившихся на нее криминальных проблем.
Я вновь задумалась о тете. Собственно, теперь я думала о ней всегда. Интересно, любила ли она кого-нибудь из нас? Ведомо ли ей было это чувство? Я вспомнила, как там, в квартире, смотрела на нее в последний раз, как узнавала до боли знакомые черты предков, скрывшиеся в складках ее лица, в лучиках морщин, которые вдруг разгладились перед самым дальним путешествием, я мысленно просила у нее прощения за то, что плохо о ней думала, что часто с ней спорила, и мне вдруг так захотелось ее поцеловать, что я не медля ткнулась своими губами в ее холодный лоб. Вообще-то ее лоб показался мне не таким уж и холодным. Мне почудилось, что тетя поморщилась, а потом уголки ее губ немного изменили свое застывшее положение и съехали куда-то вниз. Господи, она что, мне улыбнулась? Потом я рассказала об этом мужу и спросила – как, по его мнению, не оживала ли тетя? На что мой мудрый друг ответил, что она всегда будет жить в наших сердцах… Я плохо помнила все остальное – передо мной, заслоняя все, что делалось вокруг, стояла ее улыбка… Я никак не могла расшифровать это загробное послание тети – она прощала меня за все и выражала свою любовь или же под этим подобием улыбки следовало понимать угрозу – дескать, подождите, вот я немного освоюсь на новом месте и покажу вам всем, почем фунт лиха! И хорошо, если это действительно будет фунт, то есть четыреста граммов, а не в сто раз больше…
На снимке - картина Петра Солдатова.
