Немного об авторе. Наталья Всеволодовна Галкина родилась в 1943 году в г. Кирове. В 1945 году переехала в Ленинград. Окончила Высшее художественно-промышленное училище им. В. Мухиной. Пишет стихи, прозу, занимается переводами. Публикуется с 1970 года. Лауреат премии журнала “Нева”. Член. СП. Живет в Санкт-Петербурге.
Роман «Зелёная мартышка» вовсе не прост. В нём несколько сюжетных линий. Первая: работники пункта приёма макулатуры перед тем, как сдать старые книги в переработку, просматривают их, отделяя ненужную макулатуру от книг, которые можно продать букинистам. По вечерам развлекаются тем, что вслух читают что-нибудь из старых книг, попавших к ним. Но однажды в одной из старых книг они находят антикварную вещицу, и начинаются приключения…
Вторая: два брата-близнеца всю жизнь собирают антиквариат, и в их коллекции немало ценных вещей. Но есть одна вещица, которая приглянулась двум «новым русским». И начинаются приключения…
Третья: 18-й век, правление Елизаветы Петровны. В моде балы с переодеваниями, на которых завязываются и развиваются романтические отношения. Тайные влюблённые дарят друг другу ценные подарки. Но далеко не все романы имеют счастливое окончание. Внучку известного петербургского колдуна Якова Брюса Сару Фермор угораздило влюбиться во французского шпиона Шевалье д Эона (о нём есть и у Пикуля в романе «Пером и шпагой» - очень таинственная и неоднозначная личность был этот Эон), преследующего при дворе свои, тайные цели. И начинаются приключения…
Постепенно все сюжетные линии переплетаются, и тут надо быть очень внимательным, чтобы не потерять нить. То есть, просто в транспорте или за завтраком роман не почитаешь – он требует мыслительной работы.
Главные герои романа – работники пункта приёма макулатуры – сначала предстают перед нами почти что маргиналами. Но постепенно оказывается, что они – высокообразованные, интеллектуальные люди, знающие своих предков и семейные легенды. Эти семейные истории практически составляют отдельные сюжетные линии, которые порой идут параллельно основным, почти соприкасаясь с ними. И оказывается, что каждый человек – не просто сам по себе человек, а листик на разветвлённом генеалогическом древе.
Помимо своей работы и чтения книг герои много размышляют об истории, культуре, о жизни, и это тоже очень интересные моменты.
И, несомненно, одним из действующих лиц романа является Петербург. Родному городу Наталья Всеволодовна посвятила самые проникновенные, самые поэтические строки. Ностальгия слышится в той части, где автор устами своего героя говорит об исчезновении потомственных рабочих профессий, о том, какими мастерами своего дела были эти люди, о том, что потомственные рабочие – это вовсе не «работяги» в нашем понимании, а образованные, интеллигентные люди. Вот, к примеру, о полотёрах:
«Со времен Петра Первого до середины шестидесятых годов двадцатого века в Санкт-Петербурге не заведено было поганить паркет лаком, не дающим дереву дышать. Перед большими праздниками приходил полотер. До его прихода пол мыли; иногда он мыл его сам, потом разводил принесенную с собою мастику для дерева разного цвета; покрытый мастикою пол подсыхал, наставала очередь волшебной чечевицы из воска, у себя дома топил он воск со стеарином в небольшой миске, воск застывал, готовенькая чечевица доставалась из его холщовой сумки, откуда извлекал он и полотерную щетку, и какого-то особого сапожного кроя тапочки. Навощив пол, полотер вдевал ногу в кожаную петлю полотерной щетки, тут начинался его долгий танец по комнатам, он обтанцовывал все помещение, полотерный балет, я полагаю, тоже влиял на блеск квадратиков и прямоугольников паркета; старинный паркет состоял чаще всего из квадратиков. Когда прочел я, что Хармс — внук полотера, я пришел в восторг, я знал, чей он внук не понаслышке: не разнорабочего низкой квалификации, а особого персонажа городского, предтечи праздника».
Что интересно, как раз на днях мы на работе вспоминали, что раньше полы натирали, и один из молодых сотрудников высказал предположение, что натирали полы те, у кого не хватало средств на то, чтобы покрыть его лаком.
Замечательны сами названия некоторых глав романа: «Беседы о литературе», «Старые усадьбы». Главам предпосланы эпиграфы – цитаты из Мандельштама, Виржинии Вульф.
Чем ещё чтение оказалось непростым – в некоторых местах приходилось отрываться от страниц и лезть в интернет, чтобы уточнить некоторые вещи: реальным ли историческим персонажем была Сара Фермор, внучка Якова Брюса (да, существовала, я нашла её портрет работы Вишнякова, вокруг которого крутится одна из сюжетных линий романа); что сейчас находится на месте усадьбы Брюса в Глинках, которая описана настолько замечательно, что захотелось немедленно туда съездить, но, к сожалению, сейчас на территории усадьбы находится санаторий «Монино».
Вообще в романе немало мест, которые оказались мне близки. Вот бывает так, что ты о чём-то думаешь, читаешь, пишешь, и тебе начинают попадаться материалы по этой тематике, как будто верховная канцелярия отвечает на твой запрос. Вот только вчера подбирала я по работе материалы о сирени – в поэзии, живописи, музыке – и вот, пожалуйста, в романе упомянуто, что лучшими русскими певцами сирени были Врубель, Кончаловский и Машков.
И ещё цитаты из романа: о чтении:
«мир текстов, в который татем входишь, как в лабиринт, чтобы пробродить там всю жизнь».
О музеях:
«Всякая музейная вещь налита временем, метеор она из другой галактики, в ней таится необычайная сила. Ходите, …в музеи, если хотите жить, будьте счастливы».
О современном искусстве:
«Новая мода, говорят, заведена у новых русских, они увлекаются современным искусством и в полном соответствии со своим античутьем находят среди художников таких же жуликов бесталанных, как они сами. Никогда не заходите в такие собрания, а если случаем вас туда занесет, зажмурьтесь втихаря, не вглядывайтесь в холсты, где на скособоченных диванах спят толстомясые голые фиолетово-зеленые туши, где измараны кое-как красками дальтонические квадратные метры, мультиплиированы жукомордые уродцы, снабжены выспренними названиями ребусы вещдоков, именуемые инсталляциями: вас дурдом засосет.
— Прихожу домой, — сказал Лузин, — в туалет еле дверь открыл, там кот, подлец, инсталляцию сделал.
— И бумагу небось туалетную драл, дабы свою кучку художественно оттенить? — поинтересовался Шарабан.
— Само собой. Один рулон отмотал под серпантин, другой в унитазе утопил, концептуалист хренов».
Мне роман очень понравился. Рекомендую всем.
Этот материал ранее был размещён мною здесь: https://my.mail.ru/community/knigi/1DFECA659E842247.html
