оглавление канала
Последним из ограды вышел Василий Егорович. Плечи его опустились, словно он уже ощущал на них всю тяжесть начальственного гнева. Уныло поглядев вслед Ольховскому, он посмотрел на нас, и невнятно пробормотал:
- Ну, Константиновна, бывайте… Ежели что не так, уж не серчай. Я человек казенный, подневольный. – И как-то уж очень безнадежно махнув рукой, поплелся к своему мотоциклу.
Я стояла соляным столбом, глядя вслед отъезжающим и все еще не верила в свое счастье. В себя пришла только тогда, когда вдалеке затих трескучий звук старенького Ижа участкового. Повернулась к Божедару, который с ласковой улыбкой смотрел на меня, не в силах вымолвить ни одного слова. И тут меня накрыло, словно ведром суетливого мыша. Ноги отказывались меня держать, и я плюхнулась на землю прямо там, где и стояла. Божедар подскочил ко мне, стараясь поднять меня на руки, а я сидела на траве посреди своего двора и ревела белугой в три ручья, не в силах больше сдерживаться.
Он, подняв меня на руки, прижал к своей груди, и понес к дому, нашептывая мне на ухо что-то успокаивающее. Но вопреки его ожиданиям, я совсем не успокоилась, а заревела еще сильнее со всхлипами и икотой, напавшей так не вовремя. Он усадил меня на крыльцо и помчался к колодцу за водой, а я сидела на крыльце и раскачивалась из стороны в сторону, закрыв лицо руками, с причитаниями и завываниями, словно над могилой близкого мне человека, и никак не могла остановиться. Божедар принес мне полный ковш холодной воды и попытался напоить меня. Я выхватила ковш и резким движением вылила его себе на голову, что несколько привело меня в чувство. Потом, не раздумывая, рванула к колодцу, достала ведро воды и все целиком вылила его на себя, а потом еще одно. Словно что-то темное и маслянистое покидало мой разум, уходя вместе со струями ледяной воды в землю. Мне даже стало как-то легче дышать. Истерика закончилась. Постояв немного отфыркиваясь как лошадь, попавшая под дождь, направилась решительно к бане и вызволила свою собаку. Хукка начал прыгать вокруг меня, пытаясь лизнуть в лицо, выражая этим свою искреннюю радость. А меня начало немного трясти от холода. Но это было хорошо, это было нормальное ощущение пришедшего в себя живого организма. С чавкающим звуком, издаваемым моей мокрой обувью, дошла до крыльца, где поджидал меня Божедар. Вид имел при этом спокойный и невозмутимый, как будто бы ничего не произошло. В любое другое время я бы взорвалась от возмущения или еще от чего из-за этой его невозмутимости, но сейчас у меня на это просто не было ни сил, ни эмоций.
Заметив, что меня слегка потряхивает от холода, он озабочено проговорил:
- Тебе надо срочно переодеться и растереться сухим полотенцем. А потом выпить горячего чая с твоей фирменной настойкой, иначе ты можешь простудиться… - Все это он говорил в точности повторяя интонации моей бабули, и это послужило последней каплей для моих раздрыганных нервов на сегодняшний день.
Я уставилась на него, словно видела впервые в жизни, и, немного растягивая слова, спросила:
- Я могу, что…? Простудиться…? – И принялась хохотать, пытаясь выговорить сквозь смех. – Его чуть в каземат не уволокли…. На меня чуть небо не упало… Думала меня кондратий хватит, а он «простудиться»…
Ждать пока я закончу веселиться, он не стал. Сгреб меня в охапку и поволок в дом. Помог снять хлюпающие ботинки и мокрую насквозь куртку. Попытался расстегнуть мою рубаху, но я уже достаточно пришла в себя, чтобы сделать это самостоятельно. Оставляя мокрые следы на полу, пошлепала в свою комнату. Пока растиралась полотенцем и переодевалась в сухое, слышала, как Божедар гремел на кухне посудой, приготовливая для нас чай. Подошла к зеркалу, чтобы немного привести себя в порядок. Ну и чучело! Схватила расческу и попыталась придать себе хотя бы отчасти божеский вид. Кажется, получилось только хуже. Плюнула на все, закинув расческу в угол, стянула волосы на затылке тугой резинкой и отправилась пить чай.
Мы сидели молча за столом, поглядывая друг на друга поверх чашек, торжественные, словно именинники. Сделав несколько глотков горячего и ароматного напитка, приправленного изрядной дозой брусничной настойки, я почувствовала, как приятное тепло расползается по моему телу, расслабляя закостеневшие в судороге, то ли от холода, то ли от нервного спазма, мышцы. Вздохнула с некоторым облегчением и, наконец, задала Божедару вопрос.
- Что это было?
Он попытался изобразить удивление. При этом в его глазах плясали голубые озорные искры.
- Что ты имеешь в виду?
Та-а-к… Кажется, меня сегодня точно кондратий хватит. Я положила обе руки на стол, и глядя ему в глаза почти по слогам произнесла:
- Послушай… Пожалей мои нервы. Мне и так сегодня досталось. Ты прекрасно понял, о чем я тебя спрашиваю. – Он слегка загрустил. А я закончила, словно судейский секретарь, когда провозглашает на заседании суда: «Встать! Суд идет!». – ЧТО ты сделал со своим «любимым дядюшкой»? С какого перепуга он начал рубить правду-матку ни с того, ни с сего?
Божедар как-то неуверенно пожал плечами, будто речь шла о чем-то обыденном и совсем незначительном.
- Я просто заглянул ему в душу. Там много всего понамешано, в основном темного, мрачного и безнадежного. Но и там я нашел пятнышко света. Он не был таким когда-то, пока не попал под власть темных Кощеев. Люди ведь не рождаются злыднями. Он ими становятся. А у этого … В общем, я нашел это светлое пятнышко и пожалел его, как его жалели его близкие в детстве, если он падал и разбивал коленку, напомнил о том времени, когда он был маленьким мальчиком, и его тоже кто-то любил, напомнил о колыбельной матери, и о звездах высоко в небе, на которые он любил смотреть ребенком. А потом просто попросил сказать его правду. И все…
Он рассказывал об этом спокойным печальным голосом, словно то, что он сделал было совершенно обычным, доступным каждому. Я на несколько минут задумалась. А может быть все так и есть? Просто мы позволили затянуть наши умы и души липкой паутиной бесполезных и пустых обещаний, несбывшихся иллюзий и беспочвенных мечтаний? И теперь, укутав свои души этим коконом, через который не в силах пробиться наша трепетная и нежная душа, разучились чувствовать не только чужие души, но и свои собственные, взамен света наполняя их глупыми и ненужными обидами? Ох ты, Господи!! Куда это меня понесло? До того ли мне сейчас?! Но тут же себя одернула. «Вот, вот», - проговорил мне грустным голосом кто-то внутри меня. – «Так всегда. Всегда найдется что-то более важное, более значимое в данный момент. А самое главное, от чего зависит наша, и не только наша, жизнь, мы откладываем на потом. Что может быть важнее для человека, чем его душа? Ведь она живая. Он порой кричит, надрываясь от отчаянья, потому что мы просто не хотим ее слушать, забивая ее крики громкой и совершенно пустой музыкой нашей повседневной жизни. Грустно…»
Я отвлеклась от своих мыслей. Все у меня в последнее время ка-то не вовремя, не к месту. Усилием воли заставила себя переключиться на насущные проблемы. То, что Ольховский сегодня ушел ни с чем, еще вовсе не означало нашей победы. И я это очень хорошо понимала. Так же я понимала, что он вернется, и вернется скорее, чем мне бы того хотелось. Нужно сейчас все как следует обсудить с Божедаром, а не заниматься философией. Я подняла взгляд на своего друга, и опять спросила, осторожно подбирая слова:
- Но ведь Федор Стрелецкий не обладал подобными умениями. Как тебе это удалось?
Он пожал плечами.
- Я не думал об этом. Наверное, все-таки, я сейчас в большей степени Божедар, чем Стрелецкий. Ведь что-то со мной произошло там, под землей. Потому что, воспринимаю все свои способности и возможности, как данность, как нечто привычное и свойственное мне всю жизнь. – Он взъерошил рукой свои волосы и сосредоточенно сдвинул брови. – Нас так учили, помнишь? Володар нам показывал, как можно заглянуть в душу не только человека, но и зверя, дерева, камня. Видеть, а не просто смотреть. Когда мы по-настоящему видим – все остальное приходит как бы само собой. Ведь ты тоже начала вспоминать свои прошлые жизни?
В его вопросе прозвучала надежда, а взгляд стал таким пристальным и требовательным, будто не просто просил, а кричал мне: «Ну вспомни… Вспомни все!!!». У меня как-то странно сдавило гортань, и мне не удалось произнести ни звука. Торопливо схватив свою чашку, я сделала несколько больших глотков, как будто старалась остывшим чаем протолкнуть застрявшие в моей глотке слова. Немного выплеснув чая наружу, я, не заморачиваясь правилами приличия, вытерла рот рукой, и чуть прокашлявшись, проговорила:
- Я понимаю… Точнее, начинаю понимать. То, что для тебя является реальной жизнью, для меня - обрывки снов, некие иллюзии, которые мы иногда видим в зеркале перед зажженной свечой. Чтобы это стало так же, как и у тебя, частью моей жизни, недостаточно одних только снов. Ведь я живу здесь и сейчас, в сегодняшнем мире. И чтобы создать некий симбиоз, слияние моей прошлой жизни с жизнью настоящей нужны недюжинные силы и определенные способности. Иначе, психика может просто этого не выдержать. Меня уже и сейчас временами одолевают некоторые сомнения в собственной нормальности.
Божедар протянул руку через стол и накрыл своею ладонью мою. Ласково, с неким лукавством посмотрел на меня, и проговорил:
- Ну… Если до сих пор твоя психика все выдерживала, то нет причин сомневаться, что и дальше она тебя не подведет. А я постараюсь быть с тобой рядом, чтобы помочь тебе в любой момент, когда ты в этом будешь нуждаться. Но теперь нам предстоит поговорить о важном. Ты не находишь?