Снег застелил Карелию своей белой скатертью, трескучие морозы играли трещоткой на хвойных деревьях. В последнее время было тихо, только ветер гулял по лесам да разоренным сёлам, лишь только бесшумный снег покрывал скалистые высоты. Хвойное молчание дарило покой. Дневные морозы часто разливали на небе безоблачную голубизну, и не верилось, что на здешней земле льётся кровь, на этой редкой живой земле…
После Осеннего прорыва, Мурманск занял основную линию обороны Петербурга, что проходила под Петрозаводском, от Онежского озера до деревни Деревянка, остальные западные территории были заставлены системами форпостов и застав. Петербург не боялся удара с тыла, ведь договоренность с Архангельском не позволяла противнику пройти в тыл. Мурманск пытался пройти через форпосты, но мобильные соединения быстро приискали эти попытки. В таких боях отличались ударно-штурмовые подразделения, что успешно устраивали рейды на скопления армий противника.
По всем направлениям кипели бои, знамёна петербуржских полков падали к ногам противника, солдаты, что стояли насмерть навсегда будут вписаны в самоотверженных героев, потери были велики… никто не ожидал такого удара, никто не ждал таких резервов – это и погубило множество жизней. Мурманск занял первую линию обороны, то самая, отразившая несколько крупных натисков, но сейчас её создатели думают: как взять её обратно?
1
Россыпь звёзд, словно гирлянда, украшала морозное небо, текущий вдоль дороги ручей журчал и булькал, скользя холодным потоком между камней, постепенно сворачивал к грунтовке. Дорога была зажата в тески леса, но именно за ручьём, среди деревьев, ждали немые дула автоматов и пулемётов.
Они двигались по дороге настороженно, лишь только два нелепых БМП квадратной формы дарили им уверенность. Им пришлось оставить несколько десятков своих солдат деревенеть в снегу, уже как третий день они терпели налёты ударных подразделений. Они их называли белыми чертями, из-за белых маскировочных плащей и халатов, за излюбленную тактику неожиданных засад с минированием дорог. Финны ненавидели этих солдат, настолько, что были готовы мучить пленных до последнего, но это была редкость – ударники не сдавались в плен.
В лесу привстала фигура, за спиной висел автомат, в руках была толстая труба гранатомёта. Силуэту было хорошо видны очертания противника, ведь он был ближе всех. И вот, взвалив на плечо гранатомёт, он нажал на спуск. Ракета огненным болидом устремилась в БМП, что ехал впереди; кумулятивная струя жадно прожгла броню, она прошла через место водителя и вырвалась с другого края, оставив после себя рваное отверстие. В эту же минуту другой выстрел поразил замыкающую машину. Оружие заговорило громкими хлопками и треском, трассирующие пули с красным хвостом впивались в плоть, рикошетили от подбитой техники, влетали в деревья обречённые остаться там навеки. Часть финнов успели спрятаться за транспортом, оттуда они стреляли вслепую. Двое солдат, шлёпнув по ручью тяжёлыми ботинками, скользнули на дорогу, они встали в десяти метрах от цели. Несколько очередей подавили сопротивление последнего противника.
Еще тринадцать человек вышли из леса. Все в белых накидках и халатах, у каждого за спиной лыжи. Подойдя к разбитой колонне, включив фонари, они стали вылавливать трупы и раненых. Солдат с гранатомётом за спиной и автоматом в руках подскочил к «голове» колонны.
-Вот! - воскликнул он довольно, просовывая палец в отверстие пробитой брони,- сказал же – попаду в водительское место. Мехвод стопудов на куски…
Это Комов, но товарищи называли его Таратором, ведь когда он начинал диалог, слова были быстрые и энергичные. Комов был молодой, ему было двадцать пять. Лицо квадратное, заросшее бородой, с впалыми щеками, на которых появлялись ямки во время улыбки, карие глаза часто активно бегали, цепляясь за любые любопытные вещи.
- Ага. Видать и стрелку не повезло.
Сказал второй боец, что подходил к машине, держа за приварную к стволу ручку пулемёт. Антон Прашкин, прозвище у него было – Ефр. Конечно, он уже давно не являлся ефрейтором, но кличка закрепилась за ним навсегда. Сам же он был крепок телом, среднего роста, тоже бородатый, с выпученными рыбьими глазами, пухлыми губами и круглыми щеками.
Прашкин же подошёл к двери десанта, располагавшейся в задней части БМП, это был большой люк, вертикально опускавшейся вниз благодаря приводам, создавая подобие трапа.
- Иди кА сюда. Ну, шустрее! Я дёргаю за рычаг – дверь опускается. Паси, оружие не опускай, чуть что – пали.
Дверь быстро опустилась, Комов стоял напротив, не опуская оружия. Его фонарь выловил шесть человек, всё были перевозимые раненые, на месте стрелка сидело тело с повисшими руками. Белые лица щурили глаза, нервно поджимали губы, поднимали руки вверх.
- Ну что там?
- Да тут голубчики подбитые! Вылетайте, пташки.
Увидев как дуло автомата махнуло в сторону, приглашая выйти на улицу, напуганные раненые вылезли из подбитой техники.
Другие солдаты обхаживали тела, добивали живых, пленные были не нужны. Кроме того, у ударников была злоба на финнов. Всего в колонне было около тридцати человек, это были последние из полка.
Крапов был высокий, со статной осанкой, тёмными волосами, лёгкой бородой и словно лёд синими глазами. Крапов имел офицерский и товарищеский авторитет. Он не боялся идти в бой в первых рядах, не боялся умирать, не брезговал обедать с обычными солдатами, был готов поставить свою жизнь за любого рядового из своего полка, но он понимал – офицер должен оставаться до последнего. И вот он курит, смотрит на убитых, смотрел, как добивают ножами, словно скот, раненых. Ему было противно, но, то, как поступали финны с петербуржскими воинами… Докурив решил обойти местность.
- Во дела! Да кого же я вижу…
Это сказал Никитин, имевший прозвище Червь, за свою скользкость и умение выпутываться из сложных ситуаций. Сам он был не высокий, жилистый, добрыми, изумрудного цвета, глазами.
- Ты же Юрец, главный жополиз финский, - он ударил лежавшего на земле человека ногой, - вот же бывает? Что ты кричал там из окопа? Что нас всех перебьёшь? А уши наши будут красоваться на знамени?
Он нанес еще несколько ударов ногой по лицу Юрца, как его остановил подошедший Крапов.
- Что здесь происходит? Никитин! Мы не мучаем раненых.
- Товарищ полковник, хочу вам представить Юрца, знатока финского и умельца расстреливать мирных жителей. Когда мы были на передовой, он кричал, мол, мы все трупы. Вы его видели, еще сказали дать очередь. Видите, какой удачливый!
- В расход его, - холодно ответил Крапов.
- Нет! Вы не можете убивать раненых, - крикнул Юрец уходящему командиру. Никитин надавил ногой на его простреленное плечо.
- Ой, симулянт. Какой же ты раненый? Юрец только застонал. Он не просил о пощаде, ведь ему было ясно – живым он не останется. Никитин встал со стороны его спины, взял за шкирку и приставил нож к горлу.
- Ну ладно, прощай. Надеюсь, увидимся не скоро, а лучше никогда.
Резкий рывок руки пролили кровь, обмякшее тело было кинуто лицом в снег.
- Товарищ командир! Смотрите какие, что делать с ними?
Навстречу офицеру Комов вёл пленных.
- Чего? Ты знаешь, пленных не берём.
- Ну как так то? Не буду же я их в линейку строить и расстреливать.
Крапов пристально смотрел на раненых финнов, его леденящий взгляд будто заглядывал в душу и мысли.
- Ладно, чёрт с ними. Оставь где-то, пусть сидят. - Так точно. - Комов повёл их к лесу.
- Ладно! Берите, сколько можете оружия и патронов, уходим. Шустрее! Крикнул Крапов, снимая с плеча лыжи.
2
- Да я тебе говорю: финны в окопы залетают – башню с плеч снимают, поднимают вверх и кричат что-то на своём.
Никитин делился услышанными новостями, ему это сказали раненые с петрозаводского направления. Они сидели в землянке, здесь же вели быт и ночевали. Настроение не было ни у кого, ведь всё было совсем плохо. Все говорили тихо, рассказывали хрипло, больше молчали.
- Ага. Они же все носят с собой тесаки. Вроде традиции это, - добавил Комов.
- Да как так то? Вроде же армия, не варвары.
- Это же наёмники.
- Вы хотите сказать, что это не финская армия? - дал голос Прашкин.
- Ну, Крапов сказал, вроде нет. На их земле переворот случился, а армия на два лагеря разошлась. Там они получили от нового верха, ну и остатки ушли сюда, нанялись на службу Мурманску. А ушли они с техникой и людьми в пару тысяч. - Да Червь, много знаешь, - Прашкин подлил себе в кружку кипятка.
Крапов зашёл, отбил снег с подошв, снял шапку. Солдаты, молча, глядели на него, Никитин уступил своё место у печки, а сам сел на кровать. Крапов снял куртку, ботинки, которые поставил на печку, чтобы посушить. Сел на стул, попросил налить кипятка.
- О чём болтаете?
- О финнах, - спокойно ответил Прашкин.
- Ну что думаете?
- Товарищ полковник, а как так вышло? Как прорвали первую линию?
Крапов отпил из кружки. Почувствовал тепло, которое разошлось по всему нутру.
- У нас хватало сил на сдерживание противника слабого, мы же потрепали их, когда на Петрозаводск наступали, мы то и стояли сначала там, потом ушли из города, глупо было. Они были потрёпаны, а наши растянулись по всей линии человек так по двести на позицию.
- Почему вы не в штабе? С нами тут коптитесь, а ума целая гора, - улыбнулся Комов.
- Куда вы без меня? Да и я с ошибками пишу, недавно узнал, что «финны» пишется с двумя «нн».
- Да там пол штаба, наверное, читают по слогам.
- Да чёрт на этот штаб. Я же товарищу писал письма…
- А кому писали?
- В Петербурге живёт, ногу оставил здесь…
Никто ничего не сказал.
- С нами служил. Вы не поняли о ком я? Вот же, помру, и не вспомнят. Картавый.
- Да ну? Я думал он погиб… - удивился Никитин.
- Так бывает…
Резко открылась дверь, на пороге стоял молодой солдат.
– Товарищ полковник, вас вызывает генерал Шмелёв!
Крапов зашёл в армейскую штабную палатку. Палатка была тёплой, отапливалась печкой; напротив входа стоял складной стол, где беспорядочно были раскинуты карты и бумажки. За столом сидел полный мужчина, с зализанными волосами, на которых плясали блики от жёлтого фонаря под потолком , в тёмно-зеленой рубашке, его тёплая офицерская куртка с погонами висела на спинке стула. Он усердно что-то писал и говорил сам с собой.
- Полковник крапов по вашему указанию прибыл, - Крапов отдал честь.
- Крапов! Родной! Проходи. Чая будешь? А может сто грамм?
- Нет, спасибо.
- Бери стульчик и садись напротив.
Крапов взял тёмный стул, что стоял под брезентовой стеной, поставил стул к столу и сел, рассматривая бумаги.
- Закуришь? - Шмелёв протянул сигарету.
- Не откажусь.
Они закурили. Шмелёв разложил какую-то карту с пометками, повернул на девяносто градусов.
- Видишь высотку? - он показал пальцем на один из синих кружков, там была подпись: «высота С21».
- Да.
- Два стрелковых полка пытались взять её. Вернулось меньше половины личного состава. У каждого. Тянуть не буду – ударно-штурмовой полк обязан занять эту высоту.
- Вы серьёзно? Два укомплектованных полка, наверняка с поддержкой техники, не смоги взять её. В нашем полку осталось от силы двести пятьдесят человек. И это из тысячи!
- Знаю. Клёнов снят с должности, теперь ты являешься полным командиром полка. Я могу вам выделить один танк.
- один танк? Это шутка или издёвка?
- Больше никак.
- Значит, я должен послать их на смерть?
- Крапов! Вы обязаны выполнить приказ, это не просьба. Ты думаешь, мне не тяжело? Столько погибло! По всем фронтам полная задница, скоро выпадет больше снега, и мы вообще ничего не сделаем. Эта высота очень важна. Я понимаю тебя… но такая работа. - Шмелёв со злостью затушил бычок об стол.
Повисло липкое молчание. У Крапова встало что-то в горле, то, что кололо и горько скребло глотку.
- Я вас понял. Я принимаю командование, - помолчав, он добавил, как бы невзначай, - чистые погоны – чистая совесть.
Крапов встал и направился к выходу. Уже когда он почти дошёл, его окликнул Шмелёв. Он повернул к правому плечу голову, смотря на генерала боковым зрением.
- Живы будём – не помрём. - Генерал поднял вверх кулак и потряс им. Полковник отвернулся, качнул головой и тихо произнёс.
- Отдадим – не разменяем.
3
Шмелёв с парой генералов стоял напротив строя ударно-штурмового полка, в полном составе – двести пятьдесят один человек. Шмелёв выглядел парадно. Его идеально выглаженная форма была ровна настолько, что казалось, будто она из железа или пластика, фуражка имела холмик упирающейся головы, а руки в белых кожаных перчатках. Он хотел устроить праздничную речь, дабы поднять дух бойцов. Крапов задерживался, поэтому начали без него.
- Солдаты! - Громко, по-офицерски, крикнул Шмелёв, - вы выполняете свой долг! Нет полка надежнее вашего, нет ни одного полка, который бы выполнил так хорошо задачи командира! Бездарный Клёнов был отстранён, и теперь ваш командир Крапов!
Ура! - Ура! Ура! Ура! - громко прокричал строй, но как-то без энтузиазма, без воодушевления в голосе.
Когда Шмелёв хотел ещё добавить о долге и мужестве, в этот момент появился Крапов.
Крапов стоял на броне танка с белой маскировочной тканью, гордо задорным дулом и гудящим двигателем. Сам же Крапов стоял, гордо подняв голову, выровняв спину, гладко выбритый; одет он был в самую обычную полевую форму, ту которую он носил, только без маскхалата, поверх надет бронежилет, закрывавший весь корпус, спину, пах, на голове закатанная под шапку белая балаклава, шея обмотана серым шарфом. Только погоны выдавали в нём полковника.
Всё будто замолчало, двигатель заглушили, птицы не кричали, лишь только ветер смело задувал за ворот солдат.
- Солдаты! - Крапов упёр руки в бока,- вы знаете, что теперь я ваш командир! Но вам ведь не сказали, куда вы идёте? Вы идёте на высоту С21! Два укомплектованных полка не смогли её взять, но вы возьмёте! Я вас сам туда поведу! Мы идём за победой, а не смертью, мы обязаны разбить противника, ради всех кто погиб! И не только за погибших нашего полка! И небываемое бывает! Кто нам противник? Варвары финны? А может, трусливый Мурманск? - Крапов смотрел на строй, ему было страшно, что люди просто примут это как приказ, - я вам отдаю честь не только как офицер бойцам, а еще как своим товарищам! И я надеюсь, вы пойдёте за мной как товарищи!
- Урааа! Урааа! Урааа! - живо прокричал строй, с веток слетели птицы.
- Я счастлив, счастлив, идти в бой с вами! А теперь приведите себя в порядок, выбрейтесь, выгладите знамя! Негоже идти за победой словно черти, идти похожими на своего врага! Разойтись!
Крапов спрыгнул с танка, направился к выделенной для него палатке. В этот момент его перехватил Шмелёв.
- Крапов! Ты выдумщик. Такое устроить не каждому ума хватит, но вот поведешь ты их словом? Ты нужен нам здесь.
- Мне совесть не позволяет их отправлять. У меня дела, товарищ генерал. - Он посмотрел на генерала сверху вниз, без уважения, скорее с призрением.
Крапов быстро ушёл от ошарашенного генерала, который молча, смотрел ему в спину.
Полковник зашёл к себе в палатку, сел на кровать и закрыл лицо руками. Он не хотел командовать полком, он знал, что предстоит сложный выбор. Он потёр свой шарф – это было не его.
- Где же ты сейчас Никита? Жаль, не увидишь победы… - произнёс он шёпотом, слегка сорванным голосом.
Крапов обменялся, узнав о переводе друга на другое задание. Крапов отдал свою бандану получив шарф. Никита был для него словно брат, ведь они с чистых погон были вместе, стояли друг за друга и были готовы пожертвовать собой ради друга.
Он встал. Пора готовиться.
Строй солдат растянулся в колонну по два, один обещанный танк встал впереди, командир высунулся из башенного люка, а водитель высунул голову из люка механика-водителя. Уже готовлюсь отправка. Каждый солдат поцеловал знамя города и полка, по традиции последний приклонял колено полковой командир.
Знамёна держал Шмелёв и какой-то офицер. Крапов встал на колено, взял нежно герб Петербурга, и поцеловал. Затем, он взял за край полковое знамя, где на тёмно-жёлтом фоне были две линии тёмно-красного цвета, пересекающиеся косым крестом, в правом углу был герб Петербурга; он поцеловал и его. Встал с колена, отдал честь, и забрал знамя полка.
- У нас знамя города одно, так что без него, - смущённо прошептал Шмелёв в ухо полковника.
Крапов взял знамя и строевым шагом направился к колонне. Вручил знамя бойцу, стоящему впереди, встал перед ним – они по короткой команде двинулись в путь.
4
Высота С21 делилась на несколько плато. Первое самое большое, и самое низкое, второе было меньшим и уходило влево, а третье продолжало второе. На ней закрепилась совместная группировка финнов и мурманчан, в общей сложности их было около шестисот человек. Хорошие укрепления и ячейки находились повсюду, по всей высоте были стационарные орудия, имелась радиосвязь, территория освещалась прожекторами. Прошлые полки отправляли разведывательные группы, но, ни одна не смогла вернуться назад. Возможно, поэтому провалились те операции.
Полк шёл вперёд, ему нужно было обогнуть линию фронта, примерно день пути. Конечно, Мурманск смог осуществить прорыв, но сил на обход фронта им не хватало, лишь только мобильные соединения финнов промышляли таким, их обычно уничтожали ударно-штурмовые роты. Если им удастся занять высоту - образуется необходимый выступ для контратаки.
Они зашли в старую деревню, здесь давно никто не живёт, только ветер поднимает снежную пыль, постепенно заметая крылечки и дверные проёмы. Шли медленно, были измотаны, хотели отдохнуть. Решили остаться в лесу рядом с этим посёлком. Крапов боялся обнаружения. Но пока было решено проверить дома.
Крапов взял с собой сержанта Калинина, чтобы проверить один из дальних домов.
Калинин, молодой человек лет тридцати, был красив лицом, ясен умом, широк душой. Он хороший командир, имел за плечами опыт, поэтому сержант стал одним из тех, на кого полагался Крапов.
Подходя к чёрному дому, покосившемуся и с забитыми окнами – они услышали крик.
- Стойте! Мины! Мины! - растянуто прокричал выбежавший человек.
Крапов и Калинин встали словно истуканы. Из дома выходили ещё люди, всего их было тринадцать. Они петляли по двору, шмыгнули за забор и встали перед офицерами.
- Вы с Петербурга? Ударники? Мы видели знамя… - сказал кричавший человек.
- Да. Вы кто? - Крапов заполнился скрываемым холодной мимикой любопытством.
- Четырнадцатый стрелковый полк, рота три. Мы должны были взять высоту, но нас разбили… Наша рота отстала от основных сил, даже не знаем где мы… - Солдат понуро качнул головой, - знамя… Полк принёс знамя? - не без надежды спросил он.
- Нет, - Крапов вздохнул, - Четырнадцатый стрелковый расформирован.
Лицо солдата залилось печалью. Потеря полкового знамени было большим позор, и этот позор ложился на каждого из этого полка.
- Вы тут сколько сидите? - Калинин решил разбить скорбное молчание.
- Дней пять. Мы остановились здесь на ночлег, и как раз в этот день проехала колонна противника. Нас они не заметали, но идти дальше не решились, мы ведь не знаем ситуацию на фронтах. Решили заминировать периметр, держать оборону.
- А еда?
- Топили снег, тянули запасы.
Крапов осмотрел солдат. Замерзшие, уставшие, голодные…
- Если пойдёте по нашим следам – выйдите в тыл, - Крапов безразлично махнул рукой, даже с призрением, - но вы можете пойти с нами, искупить свой позор, занять эту высоту.
- Не знаю… Мы устали, замёрзли…
- Либо да – либо нет!
Солдат посмотрел на товарищей. Они, молча, стояли, но некоторые из них слегка качнули головой в знак согласия.
Запалили костры, грели воду и руки, сушили одежду. Костры рассыпались по лесу, а рядом с ними ютились группки людей.
Прашкин вытянул к огню ноги в мокрых ботинках, с ним было еще шесть человек. К ним подсели двое, новички из стрелкового полка.
- Будем знакомиться? - Прашкин посмотрел на новоприбывших, - я Ефр, там Червь и Кузя, напротив меня Линза, наш снайпер, вот тот Таратор, ну и те двое Чекушник и Интеллигент.
- Я Паша, а это Миха, - сказал парень с посечённым от осколков лицом.
- Так просто? Прозвище? - протараторил Комов.
- Нет.
- Ну, ничего, посмотрим, думаю, привяжем что.
- Но ведь у Кузи нет прозвища? Это же имя?
- Конечно! - Прашкин вскинул руки, - Кузя наш санитар. Обижать его нельзя!
- И чего?
- А того! Если тебе продырявит бок и оторвёт руку – я буду единственный, кто тебе сможет помочь. Скорее всего, это всё же обязанность моя, другие воюют больше. - Кузя ехидно улыбнулся.
Нагнетало молчание. Паша и Миша переглядывались.
- Да шутит он! - Линза усмехнулся, - какие вы доверчивые! Кузя нормальный парень, но пошутить любит, иногда странно и обидно…
- Да! - протянул Комов, - Кузя молодец, вытаскивает ребят ценой сердца. Чекушник подтвердит!
- Почему Чекушник? – Мишин голос оказался севшим и грубым.
- Ну а как назвать человека, который додумался мальки самогона в сапогах проносить?
- Да хорош! Один раз было! - нервно крикнул Григорян.
- А помните, как ротный орал, Царствие ему Небесное, - Комов прокашлялся и начал пародировать чужой голос, - «какого хера, Григорян!», хаха, «ты будешь, падла такая, со стеклом это жрать!»
- «Товарищ командир… ну… так вышло» - спародировал товарища Никитин.
- «Это ты из своей мамаши недоумком вышел! Отец твой козёл горбатый! Ты, сынок дрявый, будешь теперь каждую ночь толчки драить!»
- Хорош, а! – Григорян толкнул в плечо Комова.
Все хохотали, солдаты из стрелкового полка слегка улыбались, только Григорян с обидчивым видом шевелил палкой красные угольки.
- Кислые вы какие-то, - успокоившись, произнёс Таратор.
Паша шмыгнул носом, - да… как-то веселиться не особо хочется.
- Совсем там плохо?
Каждый вмиг помрачнел.
- Да… жопа там, пацаны…
Паша обвёл взглядом каждого.
- Пулемёты, снаряды рвутся… Мы один выступ заняли, а там ребята с семнадцатого мобильного… кожа содрана, руки изрезаны, пальцев нет, глазницы льдом забиты… повезло вам, не видели их вы…
- В Мурманске так озверели? - Комов спросил без удивления.
- Нет. Финны это сделали.
- Да… это жутко… - Никитин вспомнил рассказы раненых.
- Мы отомстим за них, брат. Не только за них, за всех. За всех, братцы.
Прашкин кивнул головой, - живы будем – не помрём.
- Отдадим – не разменяем, - произнесли остальные хором.
Прошёл день. Они встали в нескольких километрах от высоты. Крапов и Калинин общались среди молодых сосен. Крапов держал в правой руке карандаш, а в левой записную книжку, в пальцах была сигарета.
- Вот, мы тут. Мы знаем, высоту брать в лоб – бессмысленно. Однако, если зайдем тут, - он что-то показал карандашом на набросанной от руки карте, - мы можем небольшой группой пробраться, заминировать ключевое.
- Диверсия? - Калинин был максимально заинтересован.
- Да. Взять ребят, человека три, и устроить им…
- А нас не заметят? Я про полк.
- Не думаю. Мы ночью будем действовать, атаку начнут ребята после взрывов. И небываемое бывает, возьмем смекалкой и кровью.
Калинин был готов отдать отмашку в любой момент. Крапов ушёл с отрядом, и сейчас он должен перерезать связь, и уничтожить какие сможет огневые точки. Танк подогнали как можно ближе – было достаточно для поражения целей.
Время текло медленно, мучительно, вертелись разные мысли. А если их обнаружили? Или что-то пошло не по плану? Но вот, огонь запылал, загремело, заискрило…
Калинин поднёс рацию к губам, - Броня! Давай термухами, на своё усмотрение, зажарим их!
- Услышал! Сейчас будет! - зашипел голос из устройства.
Некоторое время доносилось только эхо от прогремевших взрывов вдали, уже через пару минут танк грохнул – попал точно в один из окопов. Еще порция огня облизнула снег, но огонь был липкий и едкий, прилипал к коже и одежде, его не затушить…
- Поднять знамя! Все в атаку!
Всего было три роты. Первая рота под командованием Крапова, в случае чего – командование переходило Прашкину, второй ротой руководил Никитин, третья же досталась Калинину. Рота Крапова заходила на высоту справа, Никтин шёл в лоб, Калинин же слева. Собирались брать в клещи.
Первая рота поднялась быстрее остальных, правый фланг оказался максимально растерян и не готов к обороне, после этого уже пробилась третья рота, самая последняя была вторая, не смотря на поддержку танка.
Крапов смог найти своих и успешно принял командование, с ним были остальные члены диверсионной группы.
- Товарищ командир,- Прашкин вжался спиной в стенку окопа, над головой свистели пули, - вроде первое плато взяли, только вглубь надо пройти, щас если вторая рота танком поддержит…
Крапов огляделся.
- Боец! Боец! - он звал солдата с гранатомётом.
Солдат услышал, не смотря на хлопки выстрела, хотя другие тоже отреагировали.
- Снимай трубу – долбани по блину!
Хлопок и снаряд с дымом вгрызся в бетон блиндажа, проходя насквозь не оставляя шансов находящимся внутри. Проход был открыт, осталось уничтожить оставшихся.
Комов рвался в первых рядах третьей роты. Он и еще кучка солдат прыгнули в окоп, сразу за ними подъехал танк, оказывая поддержку, танкисты давали возможность для движения.
- Давай, давай справа! Левый край гранатой! Бегом, бегом, бегом!
Комов специально кричал во всё горло, ведь собирался сделать всё наоборот. Это была одна из любимых тактик ударников, ведь дезинформация очень эффективна.
Сметя врага – они готовили атаку на второе плато.
- Так легко? - Калинин усмехнулся, - я-то думал тут реально что-то…
- АГС! – крикнула сорванная глотка.
Гранаты разлетались на осколки, резали тела, проходили через них, заставляли обмякнуть… Хоть и за минуту все успели найти укрытия, но многие получили ранения или погибли.
- Да нас этот АГС порвёт! - Никитин перевязывал раненого солдата.
- Броня нужна! Где танк? Уже пять двухсотых на хер! - Григорян жался как можно ниже.
Наконец, наводчик нашёл позицию гранатомётчика и поставил точку грохотом орудия.
- Вперёд! Наверх!
Никитин вскочил, и побежал изо всех сил. Рядом свистели пули, заставляли ближайших к нему солдат падать. Вырвавшись на плато, он обернулся, увидел, как уже поднялась первая рота, и увидел там знаменосца. Он стоял на коленях, из последних сил упирался на штандарт, не давая тому упасть. Его маскхалат был весь красный от крови, но этого нельзя было увидеть в полумраке.
- Братцы! - крикнул знаменосец, - не могу! Братцы! Знамя… знамя возьмите!
Кто-то из солдат подхватил символ полка и кинулся вперёд. Постояв ещё на коленях – окровавленный знаменосец упал.
Паша упал. Что-то жгло в районе бедра, для него это было невыносимое чувство. Скуля, он заполз за укрытие сложенное из больших камней. К нему шмыгнул другой человек. Пыхтя, неизвестный достал из подсумка магазин и начал заряжать туда патроны. Приглядевшись, Паша понял, что это был Кузя.
- Я ранен! - дал о себе знать Паша.
- Да видел я!
Кузя сунул магазин обратно в подсумок и принялся осматривать. Снял с бронежилета аптечку, что крепилась на липучках, расстегнул молнию и принялся осматривать пострадавшего. Подсветив фонариком, быстро нашёл рану. Вытащив один из резиновых жгутов, которые пучком сплетались на разгрузке, Кузя со знанием дела перетянул ногу, от чего Паша заорал.
- Терпи! Только ляху подстрелили, всё нормально.
Кузя наложил перевязку, после чего что-то вколол.
- Вот так! Теперь болеть не должна. Пару часов точно! Верещишь как баба. Ха! Вот тебе и прозвище. Давай в строй, Баба!
Пулемётный и автоматный огонь заставил остановиться атакующих – подниматься было самоубийственно.
- Связь сюда! - Крапов стоял, оперившись спиной к стене бетонного укрепления, докуривая сигарету.
Молодой солдат с сумкой через плечо подскочил словно сайгак. Вытащив из сумки небольшую квадратную коробку с рацией и наушниками, он протянул её Крапову. Крапов настроил на нужную передачу, приложил к уху один из наушников.
- Шмелёв! Шмелёв! Давай сюда артуху по моим координатам, сделай чтобы, сука, от пороха глаза разжигало! Давай, слушай!
- Крапов! Родной, не можем! Не бьют орудия туда!
- Да чтоб тебя! Они же бьют даже дальше!
- Крапов, никак не можем!
- Тварь зализанная… - прошипел в сердцах Крапов и сунул рацию радисту.
Полковник прошёл взад вперёд, размышляя о дальнейших действиях.
- Рожок сюда! - крикнул он, перекинув автомат в левую руку.
Пару часов они сидели по укрытиям, темп выстрелов значительно спал, лишь снайпера и автоматчики с обеих сторон вели прицельный огонь. Раздался кричащий голос.
- Питер! Давайте, отходите, обещаем, в спину не стрелять!
В сторону крика полетела ручная граната, давшая понять об отказе от предложения.
- Танк спалили, ребят, сколько положили, суки… - Калинин смотрел на первое плато, с его позиции открывался хороший вид.
- Я так подумал, - протянул сидевший рядом Комов, - а ведь рядом должен быть АГС. Ну, возможно он целый.
Калинин словно просветлел.
- Да ты же мой хороший! А ведь, правда!
АГС плевал гранатой за гранатой, меняли ленты, и повторяли вновь, пока вовсе не закончились боеприпасы.
Третья рота двинулась в атаку, поднималась, теряла солдат. Другие тоже услышали звуки прорыва и поспешили вперёд. Все несли жуткие потери.
Никитин успел заметить снаряд, летевший в его сторону. Упав, он держался за голову, что жутко заболела. Рядом с ним ползали бойцы из его роты. Внезапная вспышка агрессии охватила и так перегруженный мозг. В руку попал какой-то топор, который сказал, что делать. Шатаясь, Никитин поднялся, утёр кровь, застилающую глаза, понял – на голове нет шапки.
- Рота! Рота, кто живой! Слушай мою команду: врукопашную!
Конечно, не все перешли на холодное оружие, лишь горстка людей, прикрываемая сзади стрелками. Только четверо настигли окопы. Они резали ножами, брали автоматы за дула и били, словно дубинами, были готовы порвать всех голыми руками. Никитин запрыгнул в окоп, ударив молоденького парня по каске. На шлеме остался рубец, было видно кевлар, но парень был жив, свалившись, вскинув руки к небу, он крикнул.
- Не надооо!
Последнее, вырвавшееся из его груди – три мощных удара размололи череп солдата Мурманска.
Разобравшись с этим, Никитин кинулся дальше. Ему попадались и финны, и мурманские, но пощада не ждала, ни тех, ни других.
- Они бегут! Бегут! - Прашкин улыбнулся, вскинув руки.
- Нет… это только сука финская, Мурманск стоит насмерть, - Крапов тяжело дышал. Бронежилет смог остановить пулю, но удар сбил его дыхание.
- Щас дадим им пару очередей, - Прашкин вскинул пулёмёт и встал.
- Стой!
Было поздно. Прашкин упал, под головой потекла красная лужа.
Последнее плато было почти занято, сил фактически не осталось. Солдаты напирали, не сбавляли темп, и наконец, последний очаг сопротивления.
Крапов на бегу словил очередь, бронежилет не смог защитить. Не чувствуя боли – стрелял, бежал, вновь стрелял. Стрелял до тех пор, пока не понял, что он один. Больше никого. Лишь сейчас Крапов сел, в тишине, с треском огня горящего склада. Попытка встать оказалась тщетна, сил не было. Поглядев назад, Крапов только качнул головой. Он знал о больших потерях, но не был готов увидеть тела своих бойцов. Взгляд зацепился за упавшее знамя, его сжимал Комов. Резко ударило чувство горечи, слезы навернулись на глаза. Вспоминался Комов, только живым, улыбающимся, с ямками на щеках.
Найдя силы, Крапов забрал знамя, поднялся выше и воткнул шест в щель между камнями – высота была взята. Сев там же, Крапов думал закурить, но сигареты были мокрые. Оставалось смотреть на рассвет. Рассвет стал свидетелем последнего вздоха полковника.
Шмелёв стоял на такой желаемой высоте, смотрел, как убирают трупы. Вряд ли он чувствовал при виде мёртвых, разве только усталость.
Перед ним выстроились ударники, их остатки. Командование принял Калинин.
- Товарищ генерал! Ударно-штурмовой полк выполнил приказ! Личный состав, в количестве шестидесяти восьми человек, ждёт вашего приказания!
Шмелёв долго смотрел на них.
- Где Крапов? - он уже знал ответ.
- Полковник Крапов героически погиб.
- Ну что же… Мне ничего не остаётся, кроме как расформировать полк. Личного состава почти нет.
- Товарищ генерал! Ударно-штурмовой полк сохранил своё знамя, и вы не можете распустить личный состав!
- Я всё могу.
- Это уже будете решать не вы…
Высота С21 стала одним из плацдармов для наступления, а пока, артиллерия на той высоте не давала продохнуть Мурманску. Ударно-штурмовой полк по решению руководства превратился в бригаду, и ныне он носил новое название. Отныне на знамени Ударно-штурмовой бригады имени Крапова появились выбитые золотом слова: «И небываемое бывает».