23 мая 1945 года свёл счёты с жизнью и отправился в ад рейхсфюрер Третьего Рейха Генрих Гиммлер. Он считал себя реинкарнацией первого германского короля Генриха I Птицелова, создавал чёрный орден СС, которому предстояло освоение жизненного пространства на востоке.
В замке был обустроен зал совещаний рейхсфюрера и его 12 заместителей, имитирующий место сбора рыцарец Круглого стола короля Артура. Собираясь в этом зале, шеф чёрного ордена и 11 обергруппенфюреров должны были для начала прислушаться к зову предков...
В подвале он обустроил будущую усыпальницу. 12 ниш, в которых предполагалось захоронить прах самого рейхсфюрера и его сподвижников.
Ради гармонии высшей расы приносились в жертву миллионы славян, евреев цыган, немцев, которые мыслили иначе... И финал оказался совсем не тем романтичным, что представлял себе Гиммлер - человичишко с умом среднего чиновника, хилым телом, слабыми ненатруженными руками и чёрной душой...
Ветка предательски хрустнула. Он вздрогнул. Обернулся. Спутники так же замерли. Стояла тишина. Ни птиц, ни шелеста веток - ничего не было слышно в этом лесу на севере Германии. Казалось, сама природа замерла в ожидании окончания войны. В этой, почти не тронутой бомбёжками области даже в лесу не было слышно ни пения птиц, ни шума молодой листвы.
- Всё тихо, рейхсфюрер, можем двигаться дальше. - негромко произнёс младший адъютант Вернер.
Он недовольно зыркнул глазами:
- Герр Гротман! Не самое подходящее место для титулования!
Адъютант молча передёрнул плечами - мол, виноват - и они двинулись дальше через лес.
В это же самое время на окраине немецкой деревушки английский капрал, зевая, сказал своим подчинённым:
- До конца дежурфства менше двух часов. Давайте сворачиваться! Идём, Иван! У нас кофе, настоящий, бразильский! - подмигнул он, усмехаясь.
Двое солдат из его караула переглянулись. Более рослый мотнул головой и, подбирая слова, сказал:
- Ещё десять минут, Элфи! Давай, закончим!
Капрал рассмеялся и развёл руками, тщательн подбирая заученные русские слова:
- Товаристчи! Тут всё равно никого! Идимте кушать!
Рослый расплылся в улыбке и уже готов был согласиться. Но второй дёрнул его за рукав, и солдат виновато развёл руками:
- Сорри, Элфи! Мы ещё круг сделаем!
Капрал сделал жест рукой, мол, ваше право, и зашагал в сторону караулки. Она располагалась в бывшей казарме военно-морского училища.
Рослый солдат обернулся к своему напарнику и надовольно сказал:
- Ну и за каким, а, Васёк? Кого здесь ещё высматривать?
Второй задумчиво пожевал губами и тихо произнёс
- Вань, я сам не пойму, что за хрень. Но понимаешь... Женщина меня эта не отпускает...
- Чего?! - вытаращил глаза рослый. - Васька! Ты о чём вообще?
Василий воровато огляделся и сказал:
- Ванька, я понимаю, это прозвучит, как полный бред, но я точно тебе говорю - мы здесь не одни...
Они патрулировали уже покорённую территорию. Они - двое советских солдат. Василий Губарев и Иван Сидоров. Оба попали в плен в кровавом сорок первом. Обоих освободили англичане две недели назад. И теперь, в ожидании репатриации они несли караульную службу в окрестностях небольшой деревни на севере Германии.
Нелегко дался обоим немецкий плен, ох нелегко! Страшнейшая зима сорок первого, когда от голода погибла большая часть советских пленных. Потом каменоломни в Саксонии. Каждое утро подъём в пять, вонючая баланда из пищевых отбросов, четырнадцать часов работы под палящим солнцем или проливным дождём, окрики охраны, перелай овчарок... Василий как-то замешкался, скрутило живот, с трудом заставил себя прибежать по команде на плац, выпрямиться перед унтершарфюрером, всё равно - тут же получил прикладом по плечу. Как же больно было!
Потом окажется, что ему сломали кость. За полгода такая грыжа на плече выросла... А он скрывал. Знал, что если обнаружат - отправят ко всем святым. И умудрялся таскать булыжники. Хорошо, сосед по нарам, доктор из Москвы научил терпеть боль - проговаривать про себя текст любимой песни. Вот Васька и постоянно пел внутренним голосом:
- Если Люба песенкой зальётся,
- На душе и ярко, и светло...
Кажется, надсмоторщик отвернулся. Отлично. Опустил камень, выдохнул и застонал - благо за общим скрежетом, пыхтением, шарканьем по гравию никто не услышал:
- Если Люба звонко рассмеётся...
Так! Поворачивается! Пора! Сжал зубы, вдохнул, подавив острую боль, взвалил камень на плечи:
- Словно ясно солнышко взошло!
А дальше проще. Свалил валун, и аж двадцать семь секунд вниз под горку за следующим, отдышаться и отойти от боли можно:
- Люба-Любушка! Любушка-голубушка!
- Я тебя не в силах позабыть!
- Люба-Любушка! Любушка-голубушка!
- Сердцу любо Любушку любить!
Потом была апрель сорок пятого. В одно прекрасное утро пронеслись на бреющем полёте над лагерем родные истребители с красными звёздами на фюзеляже...
Все узники высыпали на плац. Не сговариваясь, закричали:
- Гитлер капут! Вива Сталин! Рот-фронт!
Охрана даже не пыталась их утихомирить. Разбежались тут же, как крысы... А заключённые стали выбираться. И вышли к ближайшей станции, в расположение англичан. И стали Василий Губарев и Иван Сидоров в ожидании репатриации нести караульную службу в окрестностях Нижней Саксонии.
В этот день, 21-го мая всё шло как обычно. С 10 заступили на дежурство. В 13.00 пообедали. Англичане щедрые: двойной паёк отвалили. Тогда все знали, кто главный удар Гитлеру нанёс, уважали русских братьев по оружию.
Но ближе к вечеру, когда делали очередной круг, отошёл Василий по нужде в лесополосу. А как стал выходить - увидел прямо перед собой:
Женщина. Молодая, но совершенно седая. В опалённой одежде. То ли татарочка, то ли евреечка. Появилась как из ниоткуда. И жалобно так говорит:
- Товарищи! Около водокачки! Не упускайте его! Товарищи...
И тут же у неё из-за спины вышел боец Красной армии, в лохмотьях - всё, что осталось от мундира - тощий, как жердь и подключился:
- Друг! Он у водокачки! Не дай ему уйти, браток...
Женщина продолжила:
- Не упусти его, родной! Убийца он! Детей моих сжёг, потом меня! Я не смогла их спрятать, не смогла...
Боец вторил:
- Из всего лагеря, от двадцати тысяч лишь пятьсот человек осталось... Не отходи от водокачки, друг, не отходи!
Васька испугался, тряхнул головой, вокруг никого не было, стояла тишина... Бред какой-то...
И теперь, когда англичане стали звать в караулку пить кофе, уговорил Василий Ивана сделать ещё один круг по маршруту. Англичане пошли к себе,они остались одни.
Капрал Элфи, добрая душа, обернулся, выразительно постучал по запястью - мол, всего пятнадцать минут осталось, приходите к нам - русские остались одни. Неспешно зашагали по тропинке, соединяющей деревню и железнодорожную станцию. Иван с наслаждением вдохнул весенний воздух:
- У нас на Волге уже небось нерест пошёл! Ох, бывало, идёшь пароходом из Энгельса, до нашей пристани ещё далече, а вокруг никого, гаркнешь с палубы: "Я-я-я-сно!", эхо ещё минуту висит!
Василий понимающе кивнул:
- Наша Ока в половодье тоже хороша!
Иван, оглядевшись вокруг, спросил:
- Так ты что говорил, что мы не одни вроде как?
Вася ответил не сразу, тоже сначала псмотрел по сторонам:
- Да шут его знает, Ванька! После лагеря у меня видения, что ли...
И вдруг замер. Дёрнул Ивана за рукав:
- Глянь!
Иван посмотрел туда, куда указал напарник, но ничего не видел.
- Чего, Вась?
- Не видишь, что ли? Вон стоит!
Ванька всмотрелся и увидел расплывчатый силует над дорогой - там как раз просёлок заворачивал к лесу, а с другой стороны чернел в сумерках кирпичный куб водокачки. На середине дороги, казалось, стоял мальчик лет десяти и указывал рукой в сторону леса.
- Ё-ё... Вась, ты тоже видишь? - прошептал Иван.
- Идём туда! - решительно сказал Вася.
И они зашагали в сторону водокачки.
Седьмой день подряд рейхсфюрер пробирался лесными тропами, отсиживаясь в развалинах и заброшенных зданиях. Десять дней назад представитель шведского Красного креста дал понять, что никаких гарантий безопасности дать не может. Подлец! В дни побед все расстилались: дорогой герр Гиммлер, можете на нас рассчитывать, даже не сомневайтесь! И рудой снабжали щедро, и счета в своих банках размещали, не брезговали. А теперь - горе побеждённым! В качестве жеста доброй воли Гиммлер освободил не много, не мало, двадцать тысяч заключённых лагерей смерти, передав их шведам - не помогло. Никаких гарантий безопасности и, тем более, убежища, ему не предоставили.
И преемник фюрера гросс-адмирал Карл Дёниц, сформировавший своё правительство во Фленсбурге, неподалёку от датской границы, также отказался дать приют вчерашнему властелину. Пришлось сбрить усы, снять очки и по поддельным документам пробираться на юг, в Баварию. Авось, получится затеряться среди беженцев...
Мальчик стоял на самой середине дороги, печально глядя на опешивших Ивана Сидорова и Василия Губарева.
- Эй, малец! - окликнул Иван. - Ты чего здесь?
Мальчик медленно повернул голову к солдату и грустно произнёс:
- Дядя военный! Идите скорее вон туда, за эту будку! Этот злой дядя мамку убил и меня. Убежать хочет!
Губарев и Сидоров так и опешили.
- Чего-чего? Парень, ты откуда вообще?
Мальчонка горестно усмехнулся:
- Погорелое Городище село наше. Мамка раненого дядю красноармейца приютила, немцы прознали, его и её повесили. И меня пристрелили, чтоб не мешался... Туда скорее, дяденьки! Он не должен уйти!
Василий, обомлевший от услышанного, хотел подойти ближе к мальчику, но Иван вдруг схватил его за руку:
- Васёк! Глянь! Там, в кустах!
Василий посмотрел в указанную сторону и заметил силуеты трёх человек, крадучись выбирающихся на дорогу из леса.
- Вижу! Давай к ним! Малец...
Васька обернулся к мальчику... На дороге никого не было. Был паренёк и растаял...
- Васька, не спи! Уходят же! - Иван как будто ничего не видел.
- Да-да! - кивнул Губарев и крикнул неизвестным. - Хальт!
Трое из лесу, услышав окрик, бросились обратно в заросли. Иван и Василий припустили за ними. На бегу Иван вскинул винтовку и выстрелил в воздух.
- Хальт! - гаркнул он. - Куда попёрли, стоять!
Убегающие тут же остановились. Их было трое. В потрёпанной солдатской форме вермахта. У одного, впрочем, на голове была штатская шляпа, один глаз был скрыт повязкой.
Через десять минут задержанных допрашивал в караульном помещении начальник английского караула.
- Солдаты мы, - отвечал тот, что с повязкой, - дезертировали в апреле из армии Вейдлинга. Мы больны, пробираемся в ближайший лазарет.
Начальник караула, лейтенант Стирфорт кивнул, посмотрел ещё раз документы и протянул их задержанным:
- Джентельмены, не смею больше задерживать!
Стоящий рядом Губарев не выдержал:
- Да вы плащи посмотрите, мистер! Как это... Мантель! Мантель гляньте! Офицерские же!
Три года, проведённые в плену, не прошли даром. Кроме сломанной плечевой кости, Губарев получил немало знаний о бытовых деталей немцев. И его сразу насторожило: у солдат офицерские плащи...
Под давлением русских товарищей англичане вызвонили комендатуру. Задержанных отправили туда.
На следующий день. Человек с повязкой на глазу назвал своё имя:
- Я рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер! Требую встречи с генералом Монтгомери!
Чего не отнять у бывшего главы СС, это наивности. Он до последнего верил, что с ним будут вести переговоры на равных. Ради борьбы с коммунизмом...
- Вы не поняли! - возмутился он, когда в здании гауптвахты Люненбурга его начали обыскивать. - Я представитель Германии! Я требую переговоров с командующим королевской армией!
- А чего сразу не с королевой? - усмехнулся британский майор. - А ну стой, пока не лежишь!
Гиммлер с ужасом понял, что это всё. К нему приблизились двое британских солдат. Ничего, кроме брезгливости в их взглядах не читалось...
Один из солдат с силой раскрыл челюсти рейхсфюрера.
- Сэр! - крикнул вдруг он. - Здесь что-то в зубах...
В дупло зуба Гиммлер ещё во Фленсбурге вставил ампулу с цианистым калием. Сейчас он понял: время для неё! Не успел английский офицер приблизиться, как Гиммлер резко отшатнулся от обыскивающего и, быстро выдвинув ампулу на прикус, сжал челюсти...
Не сбылось ни одно из мечтаний некогда могущественного магистра чёрного ордена Третьего Рейха. Провалился план Ост. Рухнули мечты об освоении крепкими немецкими хозяевами жизненного пространства на востоке. И не умер рейхсфюрер красивой смертью рыцаря Круглого стола. А сдох, как подлая крыса, от яда.
Гиммлер корчился в агонии на цементном полу тюремной камеры. Нестерпимый жар выжигал внутренности, не давал жышать, подбираясь по груди к горлу и вырываясь наружу зловонной жижицей. А из-за спин застывших в брезгливом молчании англичан медленно выдвигалось ОНО, самое страшное, что подводит жизненный итог... ОНО пришло забирать чёрную душу туда, где ей самое место...
Василий Губарев и Иван Сидоров через несколько дней узнали от английских друзей, кого они поймали тем майским вечером. Оба вскоре были репатриированы на родину. Оба прожили долгие жизни. Впервые информация об их участии в поимке ницистского главаря была опубликована 4 октября 1964 года в "Известиях".
Однажды, когда Василия Губарева спросили, как они с Сидоровым тогда догадались, что перед ними Гиммлер, ответил: «Откуда мы могли знать, просто нутром чувствовали по его виду, холёным рукам, что это не простой немец»...