Я смотрела на зеркало, оно – на меня. Я уже собиралась уходить на работу, но взгляд, брошенный на свое отражение, меня остановил. Уголок воротника рубашки предательски торчал. Мятая складка выглядела неуместно. Да кому какое дело до моего воротника? – подумалось мне. Но я продолжала стоять как вкопанная. Что-то удручающее и тяжелое было в этом чертовом уголке. Меня накрыла волна воспоминаний, больно вырвавшись откуда-то из складок памяти…
… В моем советском детстве школьная форма всех одинаково обезображивала. Девочки должны были носить черно-коричневые платья однообразного фасона. Единственная деталь, которая на нем выделялась – накладной белый воротничок.
Он покупался отдельно, пришивался вручную к подворотничку и вручную же (!) отпарывался перед каждой стиркой. После стирки цикл повторялся – его снова нужно было пришить.
Мне 9 лет, я стою перед зеркалом и смотрю на свой воротничок. Я пришивала его битый час, но вышло не очень: край воротничка располагался не у ямочки ключицы, а где-то сбоку. Да кому какое дело, - подумала я и побежала в школу.
Школа была новой, мы только что переехали в этот район. Я предвкушала встречу с учителем и ребятами. Но класс меня встретил совсем не так, как я ждала.
Меня вывели к доске. – Расскажи о себе, - ледяным тоном сказала Марина Ильинична, новая учительница. Я немного опешила. Никто раньше не говорил со мной так, как будто окунал в ведро ледышек.
- Я…я…я…хочу стать пионером, - выпалила я первое, что пришло в голову.
Повисла угрожающая пауза. Класс, почувствовав запах приближающейся расправы, как будто проснулся. В воздухе накапливалось возбуждение.
Марина Ильинична тыкнула указкой в неудачно пришитый воротничок:
- Нет, вы посмотрите, посмотрите на нее! Она хочет стать пионером! Пришила воротничок тяп-ляп: какое неуважение к людям и учителю! ТАК в вашей школе учили относиться к храму науки?!
И без того белый цвет лица Марины Ильиничны превратился в зеленоватый, на словах «храму науки» в ее глазах появился фанатичный блеск. С каждым тычком указки я чувствовала себя все более униженной. Мне хотелось стать маленькой, незаметной, вовсе исчезнуть, но казалось, я, наоборот, разрастаюсь в размерах, а уродский воротник становится просто гигантским. Я опустила глаза и мечтала провалиться сквозь землю.
- Ты собираешься стать пионером, и при этом не можешь смотреть в лицо товарищам? Подними глаза!
Не стать пионером я себе позволить не могла, это была моя мечта. Поэтому я подчинилась. Усилием воли я медленно подняла глаза и увидела "товарищей". На меня смотрели 20 пар глаз – надменных, равнодушных, веселящихся, злобных - самых разнообразных, но среди них не было ни одного взгляда, на который я могла опереться. А выражение лица Марины Ильиничны сменилось на странно-умильное, мне кажется, в этот момент она переживала какое-то особенное жестокое удовольствие.
Спина похолодела, платье прилипло к телу, я ненавидела всех, на кого смотрела, но одновременно отчаянно хотела им нравиться. От безысходности я попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой. Под гогот и улюлюканье я села.
Надо ли говорить о том, что отношения с этой школой у меня не сложились. Я быстро скатилась с «круглой отличницы» до троечницы.
Мой первый день в новой школе стал днем моего падения в личностную пропасть. Из жизнерадостной девочки я постепенно превратилась в одиозного подростка.
В пионеры меня так и не взяли. После того, как подросток во время приезда районной комиссии задает вопрос – «Кто тут у вас берет взятки?» – в пионеры не берут.
С тех пор утекло много воды, я несколько лет в терапии, да что там, я уже много лет сама – терапевт, но до сегодняшнего дня я совершенно не помнила об этой истории с воротничком. Когда в вашей душе живет что-то, что вы не можете вынести, психика помогает вам это "забыть".
Хотя я была в квартире совершенно одна, холкой я чувствовала присутствие Марины Ильиничны. Я понимала, что она метастазой осталась в моей душе и живет там больше 30 лет.
Я машинально поправила уголок рубашки, но потом передумала. Смяла его еще больше и оторвала верхнюю пуговицу. Та жалобно пискнула.
- Знаете, что, Марина Ильинична? – сказала я в эфир. – Вы - глупая выгоревшая женщина. А я - забираю себя из вашей школы.
Я вышла в лифтовой холл. Из-за приоткрытого окна зеленели верхушки деревьев. В воздухе невесомо кружились пылинки. Пахло черемухой и свободой. Время – жить.
Галина Соколенко
