Блокадный Ленинград изменил немало людей. Некоторые менялись и в худшую сторону по отношению к обществу.
Когда впоследствии начались перебои с поставками продуктов, люди по-настоящему запаниковали. Женщины, пользуясь тем, что работал «черный» рынок ценных товаров, с сожалением или без сдавали хитрым, пользующимися ситуацией перекупщикам свои золотые украшения, фамильные и родовые ценности: кольца, сережки, цепочки, картины, литье и другое имущество, которое для них и их детей и внуков не имело уже никакой ценности. Например, за одно золотое кольцо могли дать только два куска мыла или четверть буханки хлеба и коробок спичек.
Двенадцатилетний Ленька Зверев познакомился с местной шпаной случайно, еще до блокады: он убегал от уезжавшего со своей женой из города мелкого партийного работника, который нанял их с другом для переноски вещей из квартиры в грузовой автомобиль. Расплатился чиновник с парнями яблоками. Сунул ребятам в грязные от пыльных вещей руки по яблоку, и будь здоров, мол, хватит с вас и этого.
Лёнька тогда сильно разозлился, чего до этого никто за ним не наблюдал, и сбросил с борта «ГАЗика» хрустальную люстру, которая, естественно, разбилась вдребезги. В общем, ремонту она точно не подлежала.
Увидев такую картину, жена чиновника чуть в обморок не упала, ее успели поддержать мужики, которые к этому времени закончили таскать мебель и терпеливо ожидали расчета. Сам парнишка спрыгнул на землю и — бежать. Хозяин — за ним.
Бежали они довольно долго: через дворы, улицы, мостовую. Партийный работник, несмотря на свою тучную форму, оказался неплохим бегуном. Возможно, высокая стоимость разбитой люстры пробудила в его теле все резервы.
Забегая за Ленькой в очередной двор, чиновник вдруг спотыкается и падает. Кто-то поставил ему подножку, и это был пятнадцатилетний Борька Матрас. Такое прозвище подросток получил за кражу двадцати матрасов со склада дома-интерната. Это было его первое дело. С тех пор беспризорники в одном из ленинградских подвалов обосновали себе удобные и теплые лежаки, чему были сильно благодарны Борьке.
Таким образом Леониду удалось оторваться от преследования. Однако, Матрас запомнил, куда свернул беглец и проследовал за ним. Там, в подворотнях он легко отыскал прячущегося, задыхающегося от нехватки воздуха Зверева.
Парни познакомились, разговорились, и Борька даже предложил Леониду подработку, понятно какую. Но тот отказался, сказал, что никогда не воровал и не собирается. Матрас отнесся к его решению с пониманием и без обид. Парни пожали друг другу руки и разошлись.
Но история их дружбы на этом не закончилась. Однажды подросткам пришлось встретиться, но уже при совершенно других обстоятельствах.
***
Ленька жил с бабушкой Маргаритой Матвеевной и младшим братишкой Савушкой, которому было четыре года. С начала блокады города бабушка изрядно постарела и почти всегда хворала.
Женщина видела, что внуки недоедают и часто свою пайку отдавала им. Хоть Ленька и отказывался от доброго бабушкиного жеста, зато младший Савка без зазрения совести уплетал долю Маргариты Матвеевны за обе щеки, думая, что все хорошо, что все так и должно быть.
Однажды есть было совсем нечего, а хлеба, который Ленька получал по карточкам, просто-напросто не хватало, и Бабушка решилась на продажу своей золотой цепочки и печатки умершего мужа.
Зима была суровой, отопления в домах не было, поэтому люди собирались в одной из комнат, плотно закрывали дверь и топили «буржуйки», получая от них хоть какое-то тепло. С дровами, как и едой, тоже была напряженка, приходилось сжигать все, что горит.
— Миленький, ты хоть согрелся? — заботливо поинтересовалась Маргарита Матвеевна у Савушки, укутанного в одеяло. — Хоть капельку?
— Капельку — да, — ответил внук.
— А я вот сейчас еще одну книжку подкину, на вторую капельку.
— Ага. — Савелий, лежа на кровати, глазами проследил, как бабушка мелкими шажками прошла к печке и подбросила в нее бумагу, вырванную из книги Андрея Платонова «Котлован».
Леньки дома не было, поэтому Маргарита Матвеевна, наказав Савелию, чтобы тот лежал под одеялом и никуда не ходил, взяла золотишко и отправилась на базар, который находился на Сенной площади.
***
— Ну что, Михалыч, кого опять хоронишь? — донеслось до ушей Маргариты Матвеевны, когда она стояла возле прилавка с дюймовой доской. Мужик, по-видимому, гробы изготавливал, а тут увидел знакомого.
— Племянника, — грустно ответил бородатый мужчина. — И трех лет не прожил...
Подобные разговоры Маргарита Матвеевна не любила, они только ужас наводили и страх. Хотя к страху, наверное, здесь уже все привыкли.
Осмотревшись, пожилая женщина заприметила здоровяка, высокого, одетого в овечий полушубок мужчину, который внимательно рассматривал у подошедшей к нему женщины какую-то безделушку. Она подошла ближе.
— Нет, мать, сегодня такое не в ходу, — сказал здоровяк той женщине. — Вот золотишко бы взял, а это, — показал на бронзовую статуэтку в ее руках, — не в ходу. Что я потом с ней буду делать? Металлолом нынче в городе не ходит.
— Так бронза же. Возьмите за полбуханки хотя бы.
— Ишь ты, торги тут устроила! А ну, пошла вон, кооператорша xрeнoвa!
И женщина, опустив голову, ретировалась.
— Баян, смотри, какой портсигар я на крупу выменял! Серебро! Гравировка! — к здоровяку подбежал довольно высокого роста юноша. Это был Борька Матрас. Он любил хвастаться перед старшими после каждой совершенной выгодной сделки.
— Ну, неплохо, — похвалил его Баян и отсыпал парню в ладонь жареных семечек. А портсигар положил себе в карман.
— А папиросы? Ты обещал папиросы мне дать, — возмутился Борька.
— Папиросы, говоришь? — Мужчина с неохотой расстегнул полушубок и достал из запазухи пачку «Казбека». — Ну, раз обещал, держи.
Такой народ Маргарите Матвеевне был известен — за копейку удавить готовы. «Нужно поторговаться», — подумала она и шагнула в сторону верзилы.
— Извините, к вам можно обратиться? — скромно спросила Маргарита.
— Иди работай, — бросил тот помощнику и перевел внимание на женщину. — Что принесла, мамаша?
— Цепочку золотую и печатку с аметистом.
— Ну-ка, засвети.
— Извините, что? — не поняла Маргарита.
— Покешь, говорю, — не лучшим образом пояснил Баян. Однако женщина его поняла.
Она достала из кармана платок, в который были обернуты украшения, и развернула его перед взором верзилы.
— Три куска мыла, — подумав, сказал он, продолжая грызть семечки.
— Нет, нет, нет, мне бы что-нибудь съестное...
— Ох, сказанула! — рассмеялся бугай. — Да здесь бы всем съестного не помещало! Короче так, — сделался потише. Три куска мыла... ну, и могу сверху коробок спичек накинуть. Это все. По рукам?
— Нет. Мне еще надо подумать, прицениться. — Женщина не торопилась продать золото.
— Чего сделать? — не расслышал Баян.
— Прицениться, — повторила Маргарита.
— Да ты что, мамаша! Тут у тебя, кроме меня, никто рыжьё не возьмет.
— Что не возьмет? — переспросила женщина.
— Ты что, русских слов не понимаешь? Рыжьё — золото.
И тут Маргарита Матвеевна не сдержалась. До блокады она работала школьным учителем. Зло посмотрела на торгаша и сказала:
— Я до конца не уверена, что в словаре Даля это слово имеется, но я проверю.
— Вот иди и проверяй. Не путайся здесь под ногами. Пошла вoн, дуpa старая!
— Самое обидное, молодой человек, что сейчас там, на фронте, люди кровь проливают. В том числе, из-за таких мерзавцев, как вы.
— Чё ты сказала?
— Того! — Маргарита заметила, что на правой руке мужчины отсутствовали большой и указательный пальцы и решила использовать это как аргумент. — Пальцы-то, небось, сам себе оттяпал, чтобы винтовку не всучили?
— Чего? — такой смелости от пожилой женщины Баян не ожидал.
— Пакость! — В ответ Маргарита плюнула на снег и ушла.
Здоровяк быстро огляделся и, увидев неподалеку Борьку Матраса, свистнул ему и махнул рукой подзывая.
— Ну? — подскочил Матрас.
— Бабку срисовал? — Баян кивнул в сторону удаляющейся Маргариты Матвеевны.
— Ага, — ответил Борька.
— У нее с собой цепочка и мужская печатка с аметистом. И то, и другое — золото. Делай, что должен. Понял?
— Понял, — кивнул в ответ Матрас. — Карман! — окликнул он своего младшего дружка. — Дело есть. Попылили! — быстро увлек за собой.
***
Тем временем домой вернулся Ленька и, обнаружив, что бабушки нет, поинтересовался у брата, где она. Парень сильно переживал за последнего оставшегося в их роду человека, к тому же взрослого. Что они будут делать без любящей Маргариты Матвеевны? Как дальше жить? Ведь маленького Саву не с кем будет оставлять на целый день. Хоть Ленька и работал за копейки помощником в слесарной мастерской, но даже эти копейки помогали им хоть как-то существовать. Поэтому бросить работу он никак не мог.
— Бабушка пошла на Сенной рынок, ответил Савка.
— Вот ведь неугомонная! — вспылил от досады Ленька. — Я же ей сто раз говорил, чтобы одна в такую даль не ходила! И что ей там делать? Книжки продавать?
— Не знаю.
— Ладно. Я пойду, бабушку встречу, а ты пока лежи... На вот тебе, поешь. — Леонид достал из сумки сэкономленный за обедом кусок хлеба и протянул его брату. — А ты чего это дрожишь весь?
— Замерз.
— Ну, вот поешь — и согреешься. А мне надо бабушку встречать. А то спуститься-то она спустилась, а вот как обратно забираться будет по нашим-то ступенькам...
— Леня!
— Ну, чего еще?...
— А это правда, что Петьку из одиннадцатой квартиры поймали какие-то люди и съели? — спросил с любопытством Савелий.
— Что еще за глупости? Кто тебе это сказал?
— Это не глупости. Я слышал, как утром приходила тетя Надя и все рассказывала.
— Понятно. Одна сплетни распускает, а второй их распространяет. Ты прекращай этим промышлять, а то пионера из тебя не выйдет, — сделал замечание Ленька. — А печку я потом растоплю — сразу, как только с бабушкой вернемся.
***
Проследив за потенциальной жертвой почти до самого дома и шмыгнув за ней во двор, Борька Матрас стал обдумывать план нападения, спрятавшись с дружком за металлическими баками.
— Я тебе говорил, надо было на Гороховой брать, — проворчал Карман, понимая, что они могут упустить женщину. Ведь свернула она во двор не для того, чтобы путь сократить, а наверняка живет здесь. Сейчас зайдет в подъезд, потом в квартиру, и все, пиши пропало — накрылось задание Баяна.
— Да погоди ты! — осадил пыл младшего напарника Борька. — Это тебе не сумку подрезать. Золотишко еще поискать надобно. Мало ли куда их бабка из кармана вынула да на себе запрятала. Но ничего, пусть в парадную зайдет.
— Ты ее дoгoлa раздевать собираешься?
— Слушай, Карман, заткнись, а, — огрызнулся Матрас.
На этих словах Маргарита Матвеевна уже подходила к подъезду своего дома, из которого вышел Ленька встречать свою бабушку.
— Ба, я ж тебе сколько раз говорил, чтобы одна никуда не ходила, — запричитал внук.
Борька пригляделся и узнал Леонида.
— Кажись, я его знаю, Карман. Елы-палы, и что теперь делать? — растерялся Матрас.
— Ты же Баяну обещал...
— Ничего я ему не обещал, — буркнул Борька и, улыбнувшись, окликнул приятеля: — Эй, Ленька! Ходь сюды на минуточку!
Узнав Матраса, Ленька тоже заулыбался и помахал рукой.
— Ба, ты пока иди потихонечку, а я с ребятами знакомыми поговорю, — сказал он.
— Давай, только недолго. Там Савушка мерзнет, — ответила Маргарита Матвеевна и захромала вверх по ступенькам.
Леонид и Борис обнялись по-дружески.
— Здорово, хрустальных люстр любимец! — сострил молодой вор. — Живой, значит, еще!
— Живой, — пожал плечами Ленька. Он протянул руку для знакомства Карману. — Леня. А тебя как зовут?
— Зовут зовуткой, а величают уткой, — в ответ сказал парень и посмотрел на старшего. — Слышь, Матрас, перед Баяном сам отвечать будешь, понял?
— Иди отсюда, невежа! — гаркнул на напарника Борис и тут же забыл про него. — Слушай, Леня, я что спросить-то хотел. Это твоя бабушка, что ли?
— Ну да.
— В рубашке она родилась.
— Это почему?
— Так, считай, повезло ей сегодня.
— Зато нам не повезло, — протянул стоявший за спиной Карман.
— Пacть закрой и вaли oтсюда! — грубо ответил ему Матрас. Карман послушно вышел из двора через арку и стал терпеливо дожидаться старшего, ковыряясь носком ботинка в утоптанном прохожими снегу.
Борис, позабыв про задание Баяна, стал весело рассказывать приятелю о своей нелегкой жизни и похождениях. Все-таки почти три года не виделись. Признаваться, что хотел «отработать» Ленькину бабушку, он не стал — стыдно было. Да и не надо было Леньке все знать про их, так сказать, грязную «работу».