"Когда поляки попробовали плетки, то живо зашевелились... У нас в среду опять похоронили двух русских. Их теперь на кладбище лежит уже пятеро, и двое — кандидаты туда же. Да и на что им жить, этим скотам..."
"День в день 80 лет назад". Переворачивая листы истории невольно ловишь себя на мысли, что история развивается по спирали. И те, затаённые обиды, запертые в пыльных шкафах на западе, передаются с генами потомкам. Теперь они ищут реванша сегодня...
Легко судить о том, что было с позиции прошедшего времени, всё кажется ясным, легко и отчётливо разбираются просчёты, но как видит это время современник здесь и сейчас - сегодня представляется удивительным. Он вкладывает живые камни строк в стену "плача", любви и ненависти - и это становится чрезвычайно актуально и парадоксально!
Статья, опубликованная в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 15 мая 1943 г., суббота:
Русские люди и немецкая неволя
Помещицу Салтыкову за жестокое обращение с крепостными суд приговорил посадить в яму за решетку, так, чтобы прохожие могли видеть изуверку, а кому охота — и плевали бы на косматую седоволосую бабу. Около полутораста лет живет в народе память о Салтычихе. Слава богу, таких зверей у нас давно нет и быть не может. Быльем поросли те времена, когда хозяйка могла вырывать косы у своей рабы, либо за провинность сажать ее на горячую плиту. Двадцатый век подходит уже к середине, и казалось бы, что все цивилизованные народы - должны думать о том, как всеобщую жизнь сделать легкой и разумно наполненной умным трудом и всякими возможностями для радости. Не даром же у человека головной мозг весит— без малого — полтора килограмма, и человек исхитрился плавать под водой лучше рыбы и носиться быстрее птицы по воздуху, и доброта сердечная для него есть добро, а волчья злоба есть искореняемое зло.
Так нет же! Через полтораста лет, после того, как проклятую Салтычиху посадили в яму за решетку, целый народ, считавший себя почему-то цивилизованным и с пятого века обращенным из варварского состояния в христианство, в хладнокровном утверждении своего юридического и морального права ввел у себя рабовладельчество.
Немцы ввели рабовладельчество не ввиде какого-нибудь временно военного мероприятия, с отчаяния, что ли, сами сгорая со стыда. Ничего подобного. Ввели рабовладельчество принципиально, так сказать — «идеологически», навеки. Германия-дё была временно одурачена гуманизмом и — слава громодержателю Вотану — вернулась ныне в первобытно варварское состояние.
Напиши я такие слова четверть века тому назад:- что-де в немецких городках, на старых площадях, со средневековой ратушей и золотым петушком на кирке (петушок — символ пробуждения из языческой ночи в просветленную новую жизнь), продают украинских, белорусских и русских девушек, пятнадцатилетних мальчиков, пятидесятилетних мужиков по весьма сходным ценам - от десяти до ста марок за голову, — меня бы сочли грязным клеветником на современную цивилизацию и прогресс.
Вот уже третье лето в немецких городках, на площади ратуши, где мягко шумят липы, воспетые Гейне, где до блеска начищены вывески парикмахеров — медный таз с кистью, около бюро, с зеленокрасной стеклянной доской «Иностранная рабочая сила», на старых камнях мостовой или на вычищенном до последней соринки асфальте — стоят и сидят рабы, привезенные в коровьих вагонах из оккупированных областей России. Толстоногие немки, не отличающиеся, вообще, ни женственностью, ни красотой, брезгливо надув пятнистые, бесцветноглазые лица свои, щупают мускулы у оборванных, босых, покрытых пылью и дорожной грязью девушек и подростков, глядят в рот — нет ли скорбута у раба или, ткнув ручкой зонтика в подбородок бородатому мужику, пытливо оценивают, — не слишком ли мужик зол или не слишком ли мужик прожорлив. Затем, выбрав раба, из-за отсутствия автотранспорта гонят его- пешком на ферму, и так идут по проселку между полями ржи, ячменя или капусты, — впереди русский, понурив голову, от слабости пыля черными, босыми ногами, за ним — спесивая немка, у которой в руке — зонтик, как понукающее средство, а в сумочке — револьвер.
Это всё не фантазия, не бредовое видение, а чистая правда, вычитанная мною из писем немок и немцев. Писем этих множество. До сих пор ветер гоняет их по царицынским степям, сбивает в пожелтевшие кучи в балках под меловыми обрывами, между Доном и Донцом. Самое, удивительное в этих письмах из Германии на фронт — уверенность немцев и немок в их праве быть рабовладельцами и высшими существами. Агитация Гитлера и Геббельса безо всякого морального сопротивлений была принята немецким сознанием. Немцев и немок возмущает только неумеренный аппетит этих рабов и то, что приходится всё время подгонять их в работе. Недобросовестные животные, эти рабы, — лентяи, обжоры, только и глядят, как бы удрать.
«...У нас 15 человек взяли на завод. Папа не очень доволен, потому что мы получаем 40 русских, они такие тощие. Ну, ничего, им это не вредно...» «Теперь все берут девушек с Украины... Но всё же они слишком дорого обходятся, потому, что их приходится кормить и предоставлять ночлег...» «Француза нашего больше нет, вместо него у нас — русский. Правда, и работает он достаточно, а другие ведь и двигаться не желают...» «У нас сейчас 9 работников, из них 6 поляков... Они так ленивы, что по воскресеньям совсем не хотят работать. На второй день пасхи папе очень хотелось почистить отстойники для нечистот, но поляки не согласились работать, — один лежал больной, остальные собрались в церковь. Пришлось известить полицию, которая прислала кое-кого... Когда поляки попробовали плетки, то живо зашевелились...». «На этих днях в Геннинге папин приятель, Мейер, застрелил своего работника — серба, он залез в кладовую... Мейер coвершенно прав, — у нас уже столько всяких чуждых наций, что они скоро возьмут над нами верх...» «У нас в среду опять похоронили двух русских. Их теперь на кладбище лежит уже пятеро, и двое — кандидаты туда же. Да и на что им жить, этим скотам...» «Изо дня в день они становятся всё нахальнее, — изволите ли видеть, они могут работать только двенадцать часов! К тому же они имеют право на часовой обеденный перерыв... Дорогой Андреас, у нас теперь не проходит дня, чтобы не проезжал товарный состав с русской сволочью... Когда я вижу этих людей, то буквально трясусь от ярости...» «Дорогой муж, наши русские по ночам, после работы, вырезывают птичек из дерева, которых отдают за кусок хлеба. Вальтеру хочется иметь такую игрушку, но мне неприятно , брать от них что-нибудь...» «Русские отовсюду бегут. Дядя Мартин поймал одного на Кирпичном заводе. В нашем лесу, за ржаным полем, несколько дней прятались двое французов. Наша учительница пошла собирать васильки и вдруг увидела в высокой ржи две страшные физиономии. Она быстро побежала и заявила об этом полиции. От всего этого становится как-то не по себе, страшно выходить в поле и нельзя будет ходить за грибами...» «Отец вчера был в Шверине на собрании, вечером они все отправились на облаву: с пивного завода удрали русские и поляки. Но когда напали на их след, они были уже за пределами нашего района. Отец этим очень расстроился...» «Сегодня фрау Герц и мама собрались по грибы. Когда они были уже на вокзале, им сказали, что в лес итти запрещено, потому что сбежало девять русских, на которых идет облава, в них стреляют тут же на месте, едва только шевельнется кто-нибудь в лесу. Следовательно, никому сейчас в лес итти нельзя...»
Унтер-офицеру Францу Людвигу Лейк пишет ревнивая жена: «Юнкерс получил восемьдесят русских женщин. Им дают считать болты и всякую другую черную работу. У нас есть также русские мужчины на сельскохозяйственных работах. Они все очень молоды и выглядят опрятно, как это ни странно. Слушай, Франц, то, что именно тебя посылают за русскими бабами, я нахожу глупым; неужели они не нашли никого другого, чтобы ловить баб. Как выглядят эти русские бабы, — очень грязные, нет? Ленивые и безобразные? Могу себе представить тебя в роли вербовщика и как ты должен приводить этих баб в надлежащее состояние при помощи плетки— я тоже представляю. Всё же ты свинья. Целую тебя».
Ани Томан, работающая на товарной станции, пишет своему мужу: «Негде достать людей для разгрузки, а между тем всё должно делаться, согласно инструкции, немедленно, так как новый лозунг фюрера гласит: «Колеса должны катиться для победы». Каждый день я получаю несколько русских, но они так плохо двигаются в тяжелых деревянных башмаках и так медлительны, что от них мало проку. У них нет сил, так-как ничего нет в желудке». Мне не хочется писать концовки к этим отрывкам немецких писем... Всё ясно, и всё очень по-человечески страшно. Концовкой должен быть русский яростный штык. (Алексей ТОЛСТОЙ)
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Президентскими грантами, мы продолжаем публикации проекта "День в день 80 лет назад". Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1943 год. Просим читать и невольно ловить переплетение времён, судеб, характеров. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
