Заявка Александра Несова "Андроид, месть"
«Каждому свое время отмеряно, ни больше, ни меньше, и не обмануть его человеку, как ни пытайся». Злые слова, обидные, но что, если по-другому не получается? И остается только стискивать зубы, понимая, что своей борьбой, своими попытками выцарапать у времени любимого, дорогого человека, делаешь ему только хуже…
Машка, моя сестренка, заболела резко и совершенно внезапно. Еще неделю назад мы всей большой толпой вернулись из путешествия по горам Кавказа, и вот уже ее муж звонит мне в полном ужасе и произносит те страшные слова. «Госпитализация, аппараты жизнеобеспечения, возможная кома».
У нас не было времени ни подготовиться, ни как-то смириться с мыслью о том, что Машка окажется в таком вот положении – бледной, едва дышащей тени самой себя. Она, сама того не подозревая, оказалась в числе тех несчастных, чей рак проходит по самому сомнительному сценарию: таится до последнего, прячется внутри организма, а потом сжигает все дотла за пару недель. Не оставляя ни единого шанса.
Как понимаете, ни у меня, ни у ее мужа не было ни малейшего желания сдаваться. Мы делали все, буквально, что могли и даже немного больше, лишь бы подарить ей еще несколько дней, часов, минут жизни. Хотя бы таких, на аппаратах, практически без сознания 24/7 от жуткой боли. Мы почему-то верили в чудо, слепо и бессмысленно, и старались приблизить его всеми своими силами.
И первую неделю кошмара все вроде бы было обнадеживающе, ну, насколько это могло быть в нашей ситуации. Приходя в себя, Машка держалась, говорила, что верит в нас и что любит, и ни за что не уйдет молодой, ведь столько всего еще не сделано и не попробовано. Но потом… Снова и снова капельницы, мучительные процедуры, боль… Мне показалось, что Машка просто сдалась, и я даже в глубине своей души не могла ее винить.
В еще более редкие минуты бодрствования она стала повторять странное. «Мама с погоста приходит, за собой зовет, время пришло значит». Мама наша погибла давно, еще когда мы обе были девчонками, и приходить по понятным причинам уже никогда не могла, но голос у сестры был таким странным, одновременно печальным и жалким, что ни у кого язык не повернулся напомнить ей об этом.
Мы списывали явные галлюцинации на препараты, которыми Машку обкалывали со всех сторон. В конце концов в ее состоянии видеть покойную маму – это практически самое безобидное из возможных побочек. Но смена лекарства и дозировки ничего не поменяла. Все, еще крайне редко приходя в сознание Машка повторяла одно и то же «Мама с погоста приходит, за собой зовет, время пришло». Раз за разом. Как заведенная. «Время пришло, время пришло, время пришло» …
Пластинка сменилась только однажды, в последний раз, когда мы слышали ее голос. Тем вечером она снова повторяла свое «Время пришло», а потом закричала, громко, на максимуме связок «Отпустите». И больше в сознание не приходила.
В конце концов даже врачи стали убеждать нас в том, что все бессмысленно. Бороться больше не за что, Машка мертва, пусть физически и присутствует еще рядом с нами. Ее жизнь, дыхание, сердцебиение – все зависит от работы техники, а скоро перестанет справляться и она, потому что нельзя заставлять биться мертвое сердце. Они говорили, что свои последние дни, вынужденные дни, Машка проводит, буквально запертая в собственной адской боли, что ей будет лучше, если мы отпустим ее, что, в конце концов, аппараты жизнеобеспечения могут понадобиться кому-то другому, кого еще можно будет спасти. Но… Какое нам было дело до других, пока кардиограмма на мониторе показывала, что Машкино сердце бьется? Мы все еще надеялись на чудо. И категорически отказывались отключать сестру от аппаратов.
Пока не началось то, чему у меня нет никакого объяснения, кроме одного – Машка, или тот, кто забрал ее у нас, пыталась дать нам знак. Как могла.
Сперва мой телефон стал откровенно глючить, стоило мне только подойти к Машкиной палате. Старенький андроид сам по себе набирал один и тот же номер телефона – Машкин номер. Без моего на то участия. Я порой даже не видела, что именно он творит, пока не дергалась от того, что телефон сестры, лежащий в тумбочке рядом с ее койкой, начинал вдруг играть знакомую мелодию. И мне бы еще тогда прислушаться к вопящей от ужаса интуиции, но… Вместо этого я просто сменила телефон на новый. Не то, чтобы это помогло, конечно…
Но ситуацию в каком-то смысле исправило. Правда смысл этот был скорее негативным, потому что чертовщина, до этого касающаяся только моего телефона, внезапно затронула всю палату. Приборы сходили с ума. Пищали, орали, замыкали, отказывали… Это мракобесие не касалось только самого главного в палате, того, от чего в прямом смысле зависела жизнь Машки, а вот остальное… Даже калькулятор, притащенный Машкиным мужем, и тот выдавал какие-то жуткие сигналы, в двоичной системе раз за разом выбивая разные слова.
Приведенного мной в палату священника буквально смело воздушной волной. А после молитв, которые он все же начитал в открытую дверь, стало только хуже, потому что теперь не только техника, но и сама Машка стала вести себя странно. Ей было плохо, очень, и если раньше об этом можно было только догадываться по показаниям приборов, то теперь это было прям видно – ее выворачивало, крутило, она хрипела что-то, пытаясь царапать горло со вставленной внутрь трубкой для дыхания…
Одна из медсестер сказала мне по секрету, что так сама смерть мстит нам – мы мешаем ей делать ее работу.
Я все еще отказывалась верить в мистическую подоплеку происходящего – наверняка у всего этого было рациональное объяснение – но звучало достаточно жутко. А потом у меня и вовсе не осталось выбора, потому что муж Машки решил все за нас обоих: после очередного жуткого приступа он недрогнувшим голосом сказал отключать аппараты.
И тут же все прекратилось. Ни звука, ни шороха, ни попыток кондиционера заморозить все вокруг. Как будто кто-то нажал на паузу. И Машка… Лежа в кровати, в глубокой коме и без способности делать что-то самостоятельно, пока врачи один за другим отключали аппараты, она… улыбалась. Впервые за последние жуткие месяцы.
Такой ее и похоронили – бледной, высохшей, но с тихой улыбкой на измученном лице. А в ночь похорон мне приснился кошмар.
Мама действительно была там, на погосте, и крепко держала совсем еще юную Машку. И ругалась на меня за то, что я посмела вмешаться в чужое отмерянное время, заставила Машку мучится, а ее саму – ждать. Просыпалась я в холодном поту, прокручивая в голове последнюю мамину фразу: «Каждому свое время отмеряно, ни больше, ни меньше, и не обмануть его человеку, как ни пытайся».
А что, если это правда? Что, если уметь отпускать на самом деле намного важнее, чем желать бороться?
История в авторской озвучке выйдет вечером, в 18.00 в телеграмм канале https://t.me/cheschnight. Понравилась история? Не забудь подписаться и поставить лайк!
______________________________________________
В моем телеграмме проходит игра: вы пишете мне два любых существительных, я придумываю страшную историю по этим словам для вас. Единственное условие - быть подписанным и терпеливым))
Ссылка на телеграм: https://t.me/cheschnight
Игра так же проходит здесь, в ЯД, по ссылке: https://dzen.ru/a/Y4hTNcnRJCELDe6p?share_to=link
Всех жду!