Задумывался ли кто над тем, куда пропали знаменитые немецкие духовность и романтизм, когда на германской земле вскармливался фашизм? И что было бы, родись Гегель, Кант, Шиллер и Гёте не в 18-м, а в начале 20-го века? Стали бы они тем, кем стали – светочами философии и титанами поэзии?
Само собой, они под гребёнку были бы призваны режимом Гитлера на войну. И отправили бы их не на никакущий западный, а на тяжелейший восточный фронт. А ведь были, наверняка, были среди вермахтовцев и философы, и поэты, и богословы. Но они бесславно сгинули на заснеженных просторах такой ненужной лично им земли. Думается, та война под корень выкосила из немецкой нации всякую возвышенную мысль. Хотя теплились, тлели в безумии сороковых пороховых, изредка освещали германские окопы искорки здравомыслия, доброты и боголюбия. Один такой пример в истории точно зафиксирован.
...Отсчитывались страшные двести дней сталинградского побоища. Город на Волге находился в терминальной стадии разрушения. Гитлеровцы остервенело бомбили город, пока не превратили его в крошево.
И тут на авансцену выступил некий немецкий доктор Айболит – единственный из фашистов, кто не стрелял. Он спасал своих и чужих. Да, он лечил местное население, втихаря, конечно же, урывками, украдкой, но всегда бесплатно. “Млеко, курка, яйки!” не просил. Наоборот, оказывал медпомощь страждущим детям, женщинам и старикам, подкармливал их, выделяя крохи из аптечного запаса военчасти и из своего личного пайка.
Сам еле передвигая ноги, этот человек ходил по развалинам и подвалам и чем мог угощал вконец истощённых ребятишек – галетами, шоколадом, хлебом, овощным концентратом, консервами – всем, чем только снабжал своих офицеров вермахт.
Звали этого старшего врача лазарета 16-й танковой дивизии 11-го армейского корпуса 6-й армии, лейтенанта, теолога и пастора - Куртом Конрадом Ройбером. Именно на фронте у него прорезался дар рисования. В качестве платы за добрую услугу он просил сталинградцев хоть пару минут попозировать ему. Доктор рисовал их, пытаясь разгадать тайну русской души.
Ну а этот случай вообще стал частью немецких послевоенных анналов.
Зимой 1942 года наши войска обложили армию Паулюса и загнали её в огненный котёл, который намертво заперли. Отрезанные от снабжения фашисты сполна почувствовали, что такое лютый голод, на какой они обрекли блокадных ленинградцев на долгие 900 дней. И на адский холод – в ту зиму морозы установились знатные – сорокаградусные. Фрицы и гансы как о манне небесной мечтали о ватниках и полушубках. В промёрзших блиндажах кричали раненые – подвоза обезболивающих не было, лекарств не хватало. Комфортное продвижение по чужой территории закончилось! Вот лишь когда, наверное, стали задумываться гитлеровцы, за что им всё это?
В сочельник Ройбер подобрал где-то, сам не зная зачем, несколько углей и школьную географическую карту. Он сидел в своём блиндаже, повесив голову, замотанную в тряпьё, и думал, что делать с этой добычей дальше.
Затем развернул её, пробежался глазами по просторам загадочной страны и глянул на оборот. Большой, девственно чистый холст! Да, в СССР умели делать особо прочные и долговечные настенные карты из картографической бумаги с водоотталкивающей проклейкой. И у какого же художника не зачешутся руки изобразить что-то на такой беленькой, без единого пятнышка поверхности?
Курт вытащил из кармана уголь и тогда же, в ночь перед Рождеством Христовым, нарисовал икону Пречистой.
Изобразил мать Спасителя босой, с большим ступнями, похожую на крупную птицу, крыльями укрывшую Младенца от ужаса жизни, в кокон из своих рук поместившую Его. От морозов пыталась уберечь, от боли, от мыслей, что всё пропало! По периметру крупно подписал: “Свет. Жизнь. Любовь. Рождество в «котле». Крепость Сталинград, 1942».
На праздник солдаты набились в укрытие врача с одним только желанием: глянуть на Мадонну. Многие в тот день плакали и молились, поверив, что этот рисунок – знак свыше, что они останутся живы.
“Солдаты остановились, как вкопанные, в благоговейном молчании, пораженные висящей на глиняной стене картиной, под которой горел огонек на вбитом в земляную стену полене, – написал он жене Марте. – Весь рождественский праздник прошел под впечатлением рисунка и слов, обрамляющих его”.
Блиндаж с «Мадонной» превратился в место паломничества. Ройбер обходил с иконой траншеи, чтобы подбодрить солдат. Это была самая настоящая икона! После войны она стала известна всей Германии как «Сталинградская Мадонна» (Madonna von Stalingrad).
А уже через месяц, 2 февраля сорок третьего группировка фельдмаршала Паулюса была взята в плен, а с ним и около ста тысяч солдат и офицеров. А полтора миллиона вражеских воинов так и остались лежать на обильно смоченной кровью приволжской земле, толстым слоем усыпанной гильзами и осколками.
И теперь уже сердобольные русские женщины, забывшие, что такое наесться вдосталь, бросали отощавшим немецким пленным, колоннами бредущим в лагеря, ломти хлеба и варёные картофелины.
Ройбер тоже шёл в одной из тех колонн. Он добрёл до Елабуги, старинного города на лесистом берегу Камы.
Работать в лагере его не заставляли, он был слишком обессилен после перенесённого сыпного тифа и всё время стонал от воспаления среднего уха, прикрывая больное место ладонью. Какая внутренняя работа совершалась тогда в душе этого хорошего человека ? Через год, зимой, он умер, не дожив до сорока лет.
На родине у него остались жена и трое детей. Выходец из городка Кассель, Курт был воспитан набожными родителями весьма верующим христианином. В школе учился на отлично и за год до мобилизации защитил диссертацию на тему “Этика врачующего сословия”. Его забрали в армию без лишних философских дискуссий. Отказ от службы грозил ему и всем остальным мужчинам призывного возраста заточением в тюрьму и последующим расстрелом.
«Я постоянно всматриваюсь в их лица, – писал он Марте, имея в виду наших людей.– Русский человек во всём для меня загадка. Часто оказываешься перед славянской душой, как перед непроницаемой стеной тумана. И никогда не знаешь, что увидишь, когда она разомкнется: мягкий тёплый свет или ещё большую тьму».
Ну а нельзя было вглядываться в лица столь интересной нации без того, чтобы убить двадцать семь миллионов?
«Сталинградскую Мадонну» вывез из окружения раненый командир Ройбера Вильгельм Гроссе, которого эвакуировали последним бортом. Он немедленно отправил семье Ройбера посылку со 150-ю его рисунками. В послевоенной Германии эти наброски и письма были опубликованы. А «Сталинградскую Мадонну» с тех пор стали считать символом покаяния, прощения и надежды и даже канонизировали её в берлинской церкви поминовения Кайзера Вильгельма.
Более того, её освятили архиепископ Вольский и Саратовский Пимен и церковные иерархи английского города Ковентри (побратима Волгограда) и немецкого Берлина. В Волгограде, в католическом храме Святого Николая хранится копия иконы. Её привезли на 50-летие Сталинградской битвы бывшие воины-австрийцы.
Волжанина Владислава Коваля настолько вдохновила эта история, что он взял кисть и написал картину. На ней четверо немецких солдат, похожих на апокалиптических зомбаков, притулились к иконе Ройбера и молятся, опустив глаза. Здесь они уже никакие не захватчики, а смертники, чьей последней надеждой осталась вера в Бога. Бравые рыцари рейха выглядят тенями, истуканами, засыпанными русским снегом.
Вот эту икону бы да размножить на принтере и разослать всем немцам, всем европейцам по почте, да ещё и с историей её создания!
А что вы думаете по этому поводу? Буду рада прочесть ваш коммент. А заодно нажмите, пожалуйста, на "Подписаться" и лайкните, если не трудно. Заранее признательна.
Наталия Дашевская