Всё в ней выявляло бесталанность. Кроме, верно, портняжьей работы, иначе не избежать бы ей скандального увольнения от придирчивой, с развитым чувством вкуса Даши. Когда бы я ни вошел в комнату с телевизором, она, затаив дыхание, сидела у экрана. Красилась она скудно, одевалась неброско, сидела всегда в тени — по крайней мере, так мне казалось. Но я всё-таки разглядел в ней красавицу. А когда режиссёр заставил её сесть в массовке в шикарном ресторане, она и вовсе преобразилась, и в достойном одеянии, обстановке, с подобающим макияжем и причёской оказалась куда красивее Даши и, по-моему, всех присутствующих девушек.
Но играла она плохо. Перед камерой просто бледнела и составляла такой резкий контраст со своим разговорчивым спутником, что режиссёр был вынужден её заменить.
А на следующий день по съёмочной площадке бегала маленькая девочка, чья красота сразу вызвала во мне воспоминания: где я встречал похожие черты? И только увидев в дверях костюмершу, в досаде вспомнил.
— У неё ребёнок? — спросил я у проходящей мимо Даши, обнявшей меня слегка за талию незаметно для других.
— Нет, это племянница. Дочь брата.
— Который сгинул в Гималаях?
— Да.
— А мать девочки?
— Она давно ушла из семьи.
Я посмотрел на Ольгу с претензией:
— Видимо, такая семья…
***
Я выпросил у режиссёра выходной. Он и сам понимал, что случай подобающий: в Корее в этот день отмечали праздник.
Как же я соскучился по нашей еде… По маминым осьминогам в соусе. То русское, чем угощала меня Даша, не годилось и в подмётки корейской кухне, сладко-острой, пикантной.
Я весь день вместе со стилистом выбирал подарки родным и друзьям. В России меня не знали, и я, расхаживая свободно по улицам, магазинам и кафе, смог вернуться в далёкие годы юности, когда меня ещё никто не подкарауливал на углу с фотокамерой.
А вечером вся наша корейская группа отмечала большой праздник в корейском ресторанчике, и здесь-то я, наконец, смог до отвала наесться родных кушаний и насладиться привычными восхищёнными взглядами официантов и администрации в сторону моей особы. Мне их не хватало… Я на Родине!
И меня понесло. Не помню даже, что я пел своим фальшивым голосом в караоке, а сколько выпил — это, должно быть, известно одному богу…
Видимо, всё-таки много выпил. Никто не чувствовал себя более скверно, чем я на следующий день. Голова гудела, а неумолимый режиссёр готовился к съёмкам. Состояние моё было несовместимо с вдохновением перед объективами. До съёмок оставалось пятнадцать минут. Сценарий не шёл в голову. Я был в ужасе от самого себя.
И тут - освежающий запах содовой. Женская рука держала наполненный стакан перед самым моим носом. Только жадно осушив всё до дна, я взглянул на неё. Передо мной стояла Ольга.
— Вам полегче? — тон, которым она спросила, был понятен на любом языке.
— Всё хорошо. Спасибо, — ответил я по-английски и улыбнулся.
На смену ушедшей Ольге вбежала её маленькая племянница и уселась рядом со мной. Начала меня рассматривать.
— Привет, — сказал я.
Девочка прижимала к груди медвежонка. Она часто носилась с ним здесь, то кормя, то укладывая спать, то ругая и хваля его.
Что-то в моих собранных в хвост волосах привлекло её внимание. Она принялась аккуратно расправлять прядь за прядью. Когда в дверях появилась Ольга, малышка тут же забросила своё увлекательное занятие и стала от радости скакать на диване. Тапочки упали с ножек на пол.
— Оля пришла! Моя Оля! — не выпуская из рук приятеля-мишку.
Я ещё подумал: «За что любят малоодарённых людей?»
— Я тебя по всему этажу ищу, а ты вот где! — Оля шла навстречу девочке, протягивая к ней руки. Она улыбалась — кажется, я впервые видел её улыбку. И она оказалась милой.
Девочка забралась к Ольге на руки.
— Извините, надеюсь, она Вам не помешала, — сев на диван и обув племянницу, обратилась Ольга ко мне.
«Какой странный у них язык… Ничего от корейского».
Едва ощутимый, лёгкий, нежный, как рассвет в Корее, аромат донёсся до меня. Встав с дивана с девочкой на руках, Ольга обронила золотистую вещицу. Она уже уходила, как я окликнул её:
— Оля!
Она обернулась. Я протягивал ей заколку. С распущенными волнистыми светлыми волосами она меня удивила — в который раз за этот день.
— Благодарю Вас! — она взяла заколку. — Я так легко теряю вещи.
— Пожалуйста, — ответил я по-русски.
Наверное, это слово — единственное, что я знал тогда, если не считать злосчастного «я люблю тебя», на которое ушло столько режиссёрских нервов.
С тех пор, не прекращая отношений с Дашей, я стал с праздным, по моему мнению, интересом смотреть в сторону её костюмерши.
*
Мать Ольги попала в больницу с приступом сердца, когда узнала о потере связи с экспедицией и от страха за мужа, уехавшим на поиски сына. Ольга вынуждена была таскать на работу малышку, занималась с ней в свободное время. Съёмочная группа очень привязалась к маленькой непоседе, которая, однако, никогда не срывала съёмок, а следила за ними с неподражаемым интересом.
Однажды она так и уснула, наблюдая. Ольга отнесла её в тёплую звукооператорскую и уложила там.
Наступил короткий перерыв. Кто бы мог подумать, что за это мизерное время решится моя жизнь.
Ольга пришивала Даше камешек к платью:
— Так будет лучше.
И тут из комнаты отдыха раздался возбуждённый голос оператора:
— Оля, Оля! Новости! Экспедиция!
Бросив болтаться на нитке иглу, костюмерша исчезла. Даша поранила палец.
— Да что она вытворяет?!
Мы подошли в нужный момент. На моих глазах Ольга становилась белой, как полотно. Операторы в безропотном ужасе слушали известия из Гималаев. Даша сникла и тихо переводила мне слова ведущей:
— Экспедиция погибла. Нашли двоих замёрзших исследователей из группы Олиного брата.
Из глаз Ольги текли слёзы, но едва ли она замечала это. Новости вещали уже совсем другой сюжет… Повисла тяжёлая атмосфера смерти.
— Оля! — радостный детский вопль заставил всех вздрогнуть.
Сонная малышка стояла в дверях. Оля быстро отвернулась. Я мигом подал ей воды. Стакан дрожал в её руках. Она собиралась духом. «Боже мой… Что же это…». Я удерживал её ладони вокруг стакана и медленно подносил его к её губам. И тут она выбила стакан из моих рук и наплескала быстрым движением воду на лицо. В следующий момент она, как ни в чём ни бывало, подняла голову навстречу маленькой племяннице, утираясь, и улыбнулась ей в ответ:
— Какая я неловкая… А ты так быстро проснулась!
— Я хочу есть!
Это была её лучшая роль. Лучшее режиссёрское решение. Лучшая сцена в фильме под названием «История единственной любви одного актёра».
Ей позвонили — казалось, судьба хочет раздавить её. Я никогда никого не терял. Но знал, что она чувствует. И что ей надо выплакаться как можно скорей.
— Мама? Ты уже видела это? Не вздумай этому верить. Его не нашли, а значит, мы будем верить. Лично у меня нет сомнений, что он скоро вернётся. И ты думай так же. Поняла? Я тебя ещё раз спрашиваю: ты поняла?
Её бодрый голос один звенел в осевшей тишине.
— Вот и умница. Сегодня я заберу тебя. Мы будем вместе ждать его дома. Маруся очень соскучилась по тебе…
Продолжение следует...
Если вам нравится моя киноповесть, ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал!
#чоинсон #рольдляЧоИнсона