Текст: Галина Мумрикова
Насчет биографии. Так вот: я не лезла в душу к Юлии и знаю только то, что знают все, кто интересовался ее работами: москвичка, окончила курсы в Строгановке,
Российскую Государственную Специализированную Академию Искусств (мастерская О.Н.Лошакова). Член МХФ и Московского Союза Художников. В 2009-м впервые участвовала в молодежной выставке МОСХа, так что ее выставочному опыту уже 14 лет. На ее счету почти семьдесять выставок и аукционов.
Мы познакомились с ней не так давно в одной из московских галерей на чужой выставке, и она так живо все воспринимала, что там говорили умные люди, была очень искренней, что сейчас, согласитесь, редкость. Я ее совсем не знала, но запомнила.
И вот на Art Moscow мы снова встретились почти на ходу, бегом, и я решилась. Не попав в начале года на выставку Юлии « С пылу, с жару», пересмотрела тот самый открытый доступ, многому удивилась и решилась: напишу.
Насчет с пылу, с жару. Да, это всего лишь название персональной выставки художницы Юлии Картошкиной, которая проходила в начале года в музее лубка и наивного искусства. А вообще-то русский пыл-жар в смысле торопливости Юлии, как художнику, никак не подходит, потому что она живописец, на мой взгляд, обстоятельный.
Насчет искренности. Когда профи писали о выставке Юлии в музее лубка, то назвали ее стиль «новая искренность». Не совсем понимаю, почему же искренность – новая. А что, бывает старая? И снова всплыл термин «эстетический код», от которого уже начинаешь беситься. Впрочем, искусствоведам виднее, по какому коду живет художник и какую искренность он проповедует в своем творчестве.
Конечно, после многих абсолютно никчемных, а порой просто страшных лиц и пейзажей, которыми пестреют многие выставки последних лет, Юлин наив, радостен, чист. И… профессионален. Вот пролистываешь альбом «Саввино-Сторожевский монастырь», написанный в традиционном холст/масло, и удивляешься: такие детские «нолики-крестики», прямые линии, никаких полутонов, сочные яркие краски то солнечного дня, то жгучей летней ночи, кудрявые деревца. И думаешь: да все это ты можешь нарисовать сам, в несколько приемов. Но это будет ваш мир. У Юли – свой, в который она шла своим путем. От обратного. От классики. Пабло Пикассо как-то сказал: «Мне понадобилось четыре года, чтобы научиться писать как Рафаэль, и вся жизнь, чтобы научиться писать, как ребёнок». Как ребенок – но не «под ребенка». Под ребенка в зрелые годы уже не получится. А как ребенок – до этого реально надо дойти.
В 2016-м Юля познакомилась с одним из основателей знаменитых «Митьков» и иллюстраторов Сергея Довлатова Александром Флоренским. По этому поводу Юля писала: «…Он нашел меня в Интернете, очень заинтересовался мной и моими работами… Он стал моим первым покупателем. В галерее Тотибадзе (Винзавод) в это время была выставка А.Флоренского, на которой я узнала много интересных людей… По совету Флоренского я попробовала сделать оммажи, мне очень понравилось…»
Оммаж – штука серьезная, не каждый на нее решится. Подражание, дань уважения? Намёк? В средние века сие было клятвой верности. Но ведь может и не получиться.
Так, превосходный рисовальщик и колорист первой половины XVIII века, Жан Батист Шарден вызывал восхищение у современников умением проникать как бы в глубь предмета, в его структуру. Еще один француз – Эжен Делакруа, которого мы больше ассоциируем отнюдь не с натюрмортом, а с его полотном «Свобода, ведущая народ – это первая половина XIX века». А на Юлиных оммажах-посвящениях Шардену и Делакруа главная «фигура» – виноград. И в этом что-то есть. Совсем другие оммажи – Матиссу и Петрову-Водкину. Сюжет и узнаваемая цветовая гамма Матисса и не менее узнаваемый красный конь Петрова-Водкина у Юлии не выглядят безусловными символами этих художников, здесь, скорее, мне видится отсылка к прошлому, которое уже стало незыблемой классикой и которую, наверное, не стоит канонизировать, но перед которой мы и впредь невольно будем преклоняться.
Любопытен целый альбом портретов разных писателей, художников, коллекционеров, в которых в нескольких штрихах схвачен характер каждого персонажа.
И несколько стороной стоит своеобразный «крафтовый цикл», написанный сухой пастелью или акрилом. В нем и вправду есть что-то очень-очень одинокое, страдальческое. Это работы почти десятилетней давности, но как говорится, без срока давности. Поэт-модернист Рильке в 1902 году написал свое «Одиночество», в котором есть такие строки:
Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
В нем даль морей вечерних онемела,
Безбрежно обступая города, -
И хлынет вниз усталая вода.
Эта серия ранних работ Юлии отнюдь не крестьянская, как ее окрестили. Скорее, цикл-притча, в котором есть свой бездонный колодец страдания. Есть в нем старушки или старики на одно лицо, как ангелы-херувимы, как невидимые небесные создания, чудом попавшие на землю. И птицы – большие, белые. Вроде как голуби. Они на свободе, но рядом то со старушкой, то с молодой женщиной. И создается впечатление, что они не улетят, пока герои полотен застыли в одиночестве, пока их души здесь, с нами, на земле. Реально суровая драматургия тем не менее не вызывает пессимистического настроения (как ни странно), а, напротив, появляется надежда, что это все временно, потому что «усталая вода» все равно утечет куда-то, а после дождя непременно появляется солнце.
Да Юля сама как солнце. Так и хочется посадить ее на кораблик и отправить в плавание по речке. Куда-нибудь, на очередной пленэр. Чтобы появилась новая собачка на берегу. Чтобы что-то появилось и появлялось всегда.
#искусство#изобразительное искусство#наивное искусство# живопись#Юлия Картошкина# выставки# C пылу, с жару# музей лубка и наивного искусство