В деревянной беседке, которую непросто увидеть с главной аллеи, так нежно, но настойчиво скрывали ее от посторонних глаз разросшиеся кусты китайской розы, на плетенном кресле, под толстым, несмотря на жаркий вечер, рыжим пледом сидела красивая пожилая дама.
Ее длинные, когда-то красивые пальцы теперь напоминали когти коршуна, на которых болтались широкие золотые кольца с переливающимися в лучах закатного солнца драгоценными камнями.
Длинные идеально седые волосы, никогда не тронутые краской, были уложены в высокую старомодную прическу-гнездо, что лишь усиливало сходство дамы со старой, высохшей и каким-то невероятным образом дожившей до столь преклонных лет, хищной птицей.
Возле ног дамы, чтобы быть с ней одного роста, сидел молодой человек, облаченный во все черное: черные брюки классического кроя, черная из тонкого шелка рубашка и черные, чуть длиннее, чем подходило его худощавому аристократичному лицу, волосы.
За деревом - за толстым стволом столетнего дуба - за этой парочкой в беседке наблюдала молоденькая медсестра, давно испытывающая подозрительное томление в животе при виде молодого человека, который приходил через день под вечер вот уже год, с тех пор, как «Ворона» (так персонал между собой называл пожилую леди) поселилась в их пансионате.
Никем не замеченная она стояла так близко, что слышала каждое слово, доносившееся из беседки, и, хотя половины не понимала, холодный пот ручейком струился по ее спине.
Впрочем, разговор в беседке трудно назвать беседой. Говорила только «Ворона». Откинувшись в кресле и запрокинув голову на подушку, предусмотрительно подложенную молодым человеком, она тихо говорила, а ее собеседник (как и медсестра за деревом) почти не дышали, чтобы не пропустить ни слова.
- Я так и не смогла его полюбить. Он был похож на руки прачки, когда доктор поднес его к моей груди. «Уберите это», закричала я. И только тогда увидела уродливое родимое пятно на его отвратительно лысой голове. Как кровавая лужа оно стекало на шею и заканчивалось в районе лопаток. Дьявол! Я сразу поняла, кто он. Дьявол! И уже тогда решила, что избавлю мир от злосчастного уродца. Вы не слушаете, - прервала она сама себя, обращаясь к молодому человеку, но по-прежнему не глядя на него. Тот что-то прошептал (девушка не разобрала), а «Ворона», удовлетворенная, видимо, ответом, продолжила. – А всему виною тот мужчина. Сначала он вынудил меня выйти за него замуж – ходил к моему дому много лет, присылал подарки, цветы, терпел моих мужей. Иногда мне кажется, что я согласилась выйти за него, чтобы больше не видеть. Да, он добился своего. Но этого ему показалось мало. Он хотел ребенка. Я ненавижу детей. Ни разу даже мысли не допускала, что когда-нибудь у меня будет ребенок. Но он пообещал, что, если я рожу ему ребенка, он купит мне дом, будет полностью содержать и не показываться на глаза. Мне исполнилось сорок два, когда я узнала, что беременна. Я очень испугалась. Несмотря на уговор, побежала в клинику, но он отловил меня и заставил родить. Родить это чудовище. «Неужели ты не любишь его» – спрашивал он, подсовывая мне под нос этого дьявола. Ты не женщина! Как он кричал, бил посуду, крушил мебель. А потом хлопнул дверью и ушел. Он оставил меня наедине с Этим. И знаете, дорогой, что я сделала? – тут она оторвала голову от подушки и впилась глазами в лицо своего собеседника. Тот кивнул. Но «Ворона» все равно сказала. – Я его убила. Да-да – я сделала это, и думайте обо мне что хотите теперь.
-Что – Ворона за старое взялась? Все каркает? - раздалось над ухом медсестры, и та чудом не заорала, что непременно бы выдало ее с головой.
-Она говорит такие страшные вещи, ты знаешь…
-Знаю, - перебила ее другая девушка. Она вышла украдкой покурить в сад и после каждого выдоха разгоняла рукой дым. – Она постоянно всем рассказывает, что убила своего сына.
-И что? – изумленно хлопнула глазами первая медсестра.
-А ничего. Если на каждого Наполеона внимание будем обращать, все наши пациенты в тюрьму переедут. Дождь собирается, нам пора Ворону в гнездо тащить.
Она вовремя закончила эту фразу, потому что прямо после того, как она ее произнесла, перед медсестрами появился молодой человек из беседки.
-Вы за мамой пришли? Хорошо. А то что-то непогодиться, - поднял голову, подставляя лицо ветру. – Я пойду. Если она спросит, передайте, что приду, как обычно, послезавтра вечером. Всего доброго.
-Непременно передадим, - заверила вторая медсестра, пряча за спиной недокуренную сигарету. – И вам хорошего вечера.
А потом они обе смотрели ему вслед: одна с облегчением, вторая с влюбленной грустью. Высокий красивый, уверенный, он шел вперед, высоко подняв голову, а ветер трепал его густые длинные черные волосы, открывая и тут же вновь стыдливо прикрывая родимое пятно на его шее.