«Варфоломей! Поди ка!» мягким басом прозвучал голос отца. Мальчик, лет восьми отроду, оторвавшись от разглядывания красного гребня на голове огромного петуха, бросил птицу, и быстрым шагом вошел в избу. «Чего, батюшка?» «Выгнал я лошадей на луг, а вот назад собрать сил нет… Один ты у меня помощник. Самый младший, а оказался самый главный. Смотрит матушка на тебя, и сестрички твои с Неба, радуются! Какой молодец вырос! Волосами светел, глазами сер. Сердце ангела! Поди, собери лошадок, там и наша, в яблоках, и соседские пасутся. Пригони в деревню.» Старый Порфирий уже не мог приказывать, он просил, и хотя голос звучал всё так же строго и твердо, по блестящим глазам, и подрагивающей бороде было видно, он просит, именно просит в силу своей немощи. Ещё вчера он выгнал несколько лошадей в ночное, несмотря на начало лета ночь выдалась сырая, холодная. Не дождавшись рассвета вернулся Порфирий в избу, накрылся тулупом, согрелся и заснул. Разбудил его свет нового дня.
«Уже бегу, батюшка! Хлебушек на столе, покушай!» «Обязательно! Спасибо Богу, хозяин растёт! Ну беги…» Варфоломей, засунув бич за пояс перескочил через порог. Убрав колышек открыл калитку и подпрыгивая то на одной, то на другой ноге обутых в онучи, побежал по тропе. Тропа то поднималась, то спускалась по склонам холма, уводя мальчика всё дальше от деревни. Жизнь казалась Варфоломею прекрасной. Лето, трава изумрудным ковром покрывает землю, птицы стаями носятся в вышине, ловят бесчисленных мошек. Обработанные земельные наделы обещают урожай. Всё было хорошо, но была у Варфоломея мечта. Откуда такая блажь? Нашёл Варфоломей как-то листок пожелтевшей бумаги. Ехал видимо приказчик через деревню и обронил. Листок был ровный, тонкий, легкий. В начале, сверху, красным была выведена большая буква, а потом ровными рядами шли маленькие, синего цвета, как цветочки луговые. Буквы были написаны рядами, похожими на волны в реке. Волна, тишина, волна, тишина. Варфоломей берёг листок, мало ли, вдруг приказчик хватится, а не найдет, станет искать и дознается, что этот листок у Варфоломея! Отдаст Варфоломей листок, а приказчик его наградит! Но более всего хотелось Варфоломею прочитать, что там написано? Да кто же его, крестьянского сына, грамоте научит? Вот и была мечта! Научиться читать…
Последний перед выгоном холм был выше других. Чуть отдышавшись у подошвы, стал Варфоломей подниматься. Идёт мерным шагом, вдыхает пар от земли с ароматом разнотравья и ощущает, что становится грудь его больше, шире, крепче. Как будто распирает её этим духом от земли. Вот и вершина. Отвёл свой взгляд от травушки с цветочками вверх, что за чудо? Возле старого раскидистого дуба, под которым он любил отдыхать после подъёма, стоит инок. Старик, в иноческом облачении, тихо молился. Варфоломей слышал, как с губ инока слетали непонятные слова, тихие, произносимые нараспев. Увиденное поразило мальчика, он стоял не решаясь прервать молитву, и только смотрел на большую черную фигуру. Долго пел молитву инок, и казалось мальчику, что невозможно столько знать слов, и так складно их говорить, и так хотелось самому спеть эту волшебную песню! А ещё хотелось узнать: о чем она? Зачем старец поёт её, один в поле. Вот матушку, и сестёр отпевали при людях, и все плакали, а старик один… Что за горе у него?
Поднял старец голову. Весь седой, как инеем покрыт. Только почти черные глаза блестят светом. Свет этот проникает в напоённую запахом лета грудь мальчика. «Чего желаешь, отрок?» «Ничего, добрый человек, я маленький пастух, Варфоломей, за лошадками бегу, прости меня, если обидел, когда стоял и смотрел…» «Ты меня прости, что задержал, ты мужик, по делам идёшь, а я старик, нашёл место помолится!» «Да, я слышал! А о чем молитва? Умер у тебя кто?» «Все люди смертны! Молиться надо не тогда, когда умер, а когда жив! Молюсь я, что бы скорее пришел Спаситель, свершилось всё, что написано в Писании!» «Написано? А как это?» Тот благословил отрока, поцеловал и опять спросил, чего он желает. Варфоломей ответил «Всей душой я желаю научиться грамоте, Отче святой, помолись за меня Богу, чтобы Он помог мне познать грамоту». Инок исполнил просьбу Варфоломея, вознес свою молитву к Богу и, благословляя отрока, сказал ему «Отныне Бог дает тебе, дитя мое, уразуметь грамоту.» При этом старец достал сосуд и дал Варфоломею частицу просфоры «Возьми, чадо, и съешь», сказал он. «Это дается тебе в знамение благодати Божией и для разумения Святого Писания». И пошёл своей дорогой старец, а Варфоломей постояв немного отправился к лошадям. Собрав лошадей повел их в деревню, оставляя каждую возле двора хозяина. Свою лошадку привёл во двор. Достал воды из колодца, налил в лохань. Лошадка подошла и стала пить, фыркая, и тряся ушами.
Батюшка все сидел на лавке. Тулуп лежал на коленях. «Встретил я по дороге человека, старца перехожего, он под старым дубом молился. Дал он мне кусочек хлеба, сказал надо скушать в знамение, и что бы понимать грамоту…» рассказал отцу Варфоломей. «Чудно… Не было у нас такого. Ну там, в церкви, дьякон, читает на праздник, отпевают, а так, чтобы в поле, нет не было…» «Вот гляди, я на дороге нашёл», произнёс мальчик и достал листок. «Да это документ! Потерял кто-то важный!» «Давай я читать стану…» «Ты? Ну, давай!» Стал смотреть Варфоломей в листок, и так повернёт и этак. Не даётся ему грамота, не разумеет. «Неужто соврал?» расстроился мальчик. Вдруг женский голос со двора «Хозяин, выглянь-ка во двор!» «Кто бы это?» спрашивает батюшка, и нехотя встав с лавки, отбросив тулуп заковылял на двор. За калиткой стояла женщина. Она была нездешняя, аккуратная вся, чистенькая, явно не работница. «Здравствуйте, дедушка!» «Да не дедушка я ещё, вон малец у меня…» «Это я с уважением, просто не знаю, как вас называть.» «Зови Кузьмичом!» «Я, Кузьмич – как раз по поводу вашего сына. В приходе решено школу сделать. Я буду детей грамоте учить. Отдадите своего Варфоломея в приходскую школу? По воскресениям?» «Эх барыня, он только и грезит, что грамотой, вот платить нам за обучение нечем…» «Не надо платить, пусть приходит, прямо в следующее воскресенье!»