Машка топтала песок, шла к дому по свежей насыпи у двора. Какого чёрта стрёкот сверчка переплетался с пением соловья? Сверчок– это ж август? В этом году многое было странно.
23 мая. Сирень уже отцветала и саднила трупным запахом. Если у вас до этого были в жизни умершие, то параллель неизбежна. Проходишь где-то мимо, где-то далеко от этого прекрасного куста в пору цветения и в пору его увядания и… чувствуешь запах смерти.
Будто её Величество Смерть шла мимо и оставила свой личный аромат, как галочку поставила. Вообще в 2023 году её Величество Смерть стала заглядывать всё чаще к тем, к кому и не дОлжно. Но ласково и убаюкивающе она обнимала тех, кого не должна.
Заглядывала своими пустыми страшными глазницами в глаза матерей, которые молились безудержно и в экстазе взывали к небесам. Баюкала в ледяных объятиях детей умерших солдат. Смерть всегда была в принятии и была безразлична. Она любила каждого, кто попадал к ней. В её костлявых руках каждый находил покой.
Смерти было всё равно, как к ней попадали.
2023 год обновил настройки этой ледяной женщины до невозможного. Большинство попадало с невероятными мыслями. Это тотальное большинство выбирало меж во*ной и какими-то трудностями простой жизни. Эти трудности люди наживали себе каждый день своего бытия, что жили До. Эти люди шли на во*не “на мясо”. Это было нормой с 24 фев*аля прошлого года. Угрожали в военкоматах родителям,- особо радивым отцам сыновей.
Машка сидела втягивала сигаретку, слушала соловушку и думала о тех, кто там.
Как это, когда привозят гроб с сыном. Смерть заботливо утешала родных. Пустыми глазницами и ледяными объятиями она окутывала и заставляла замирать. Замирать. Иначе как это можно пережить? Смерть знала как. Она дарила свою любовь, пусть своеобразную, но любовь и заботу ближним того, кого забрала.
2023. Страшно всем. Всем, у кого отцы, сыновья, мужья, братья. Если у тебя есть хоть кто-то , кто мог пойти и защищать свою семью, город, страну, Родину. Всем женщинам страшно.
Беззаботно и умиротворённо пел соловей соревнуясь с кукушкой в заботе о мире для Земли. Маня слушала и от этого пения становилось не по себе. Убили её одноклассника. Всем чатом собирали деньги маме. От класса. От живых детей. Среди которых уже нет её сына.
Маня сидела на крыльце, курила и вспоминала. Не могла вспомнить, в каком классе это было. Скорее всего во втором. Серёжка принёс печенье курабье. В бумажном пакете, на котором оставались пятна жирного высокого качества продукта. Мане не покупали такого печенья просто так. Просто так среди года? Схера ли? Это она в 42 могла так усмехнуться… Тогда в 1988, наверное, Серёжка угостил всех и остатки печенья положил в раздевалке. Машка не смогла спокойно сидеть на уроке. Отпрашивалась по несколько раз в туалет и бегала к манящему пакету с жирными вкусно пахучими пятнами. В сухом итоге оказалось, что она съела весь пакет за один урок, пока волшебный запах манил её и губил одновременно.
- Приличная семья! Главбух и главный инженер-элетрик в сахзаводе не смогли накормить внучку,- стыдила тётя Валя, мама Серёжки. Манюне дома влетело нещадно от бабушки…
Соловьи сегодня пели, будто кто-то запрещал им петь до этой весны. Манюня умела представить так, как ни один режессёр не сможет срежиссировать. У неё было четыре сына. Она по умолчанию вообще-то могла представить. И не могла. Одновременно. Как все. И не как все. Но и в принятии и в посыле на *уй она была наравне со всем женским населением своей страны в это время.
Кукушка соревновалась соловьём. Трели и ку-ку были непередаваемы. Выдох дыма и Мария представила окоп, Олега соседа, который не возвращался домой до сих пор с прошлого года и трупы вокруг. Олег такого не рассказывал. Но рассказывала соседка, которая потеряла родного брата и замерла. Ходила, нянчила детей, рвала траву кроликам и всё в состоянии зомби.
Замерла.
Замереть. Это один из способов ухода от реальности. Марья знала это, как психолог.
Соловьи пели всё настойчивей. Соловьи пели; пели про жизнь. Машка не могла долго о плохом. Пришла её кошка Бусинка. Буська была пушистой, ласковой и доброй. Забралась на колени к хозяйке и, будто понимая, что чувствует хозяйка, начала тихо мурлыкать и стирать своим пушистым хвостом все печальные думы. Ночь обволакивала и проникала внутрь транквилизатором, замораживая кончики рецепторов. Машке срочно, прямо сейчас, необходимо было поделиться кучей мыслей и чувств с кем-то.
Саша спал. Больше никто не поймёт. Заварила себе чай с мятой и села за ноут.
Курабье. Она безумно любила курабье и не позволяла себе его есть. Такое своеобразное самой себе наказанье, избранное за тот случай во втором классе. Неосознанное до сегодня. Пока не села слушать соловьёв. Пока не задумалась о Серёжке, что провоев*л всего 19 дней до смерти. Школьный чат, её школьный классный чат, её. ЕЁ чат, то, чего было в жизни минимум, личного и реально только ЕЁ, откликнулся на горе очень скоро. Стёрлись буквы классов, стёрлись принципы, авторитетности и звания и, за сутки чат пополнился плюсиками денег и сочувствия.. Невозможно перевести деньги бездушно. Боль, страх, сопереживание. Каждый проживал все чувства, насколько возможно его психологической и душевной конституции. Каждому стало страшно и больно. И даже тому, кто не смог признаться сам себе в этих реакциях.
Ку-ку. Кукушка безмятежно пела свою песнь. Спокойно вокруг. Тихо. Здесь у нас. В Воронеже поют безмятежно соловьи. Тихо. Соловьи и кукушки. Пусть так будет всегда. Пусть и там скорее наступит мир, где не вoйн*, куда уходят защищать нашу Родину наши мужчины.
/Посвящается всем, кто выбирает во*ну *вместовсего* и моему однокласснику Сергею Вороне./