Тут дело состояло в следующем.
Некто Щ. обращался в мэрию Н-ска с заявлением о передаче ему в собственность, скажем, участка земли, при этом он просил обозначить цель пользования этим участком так: «расширение своего участка для ведения подсобного хозяйства дома, построенного на его участке». Мэрия издала распоряжение, которым выделила этот участок, но совершенно с иной целью. Затем мэрия передала этот участок в собственность ещё и г‑ну К. Как и почему она поступила именно так — вопрос особый, однако факт остаётся фактом: мэрия, как это вообще принято у наших властей, попросту столкнула лбами людей между собой, вероятно, полагая, что разбираться надо им самим между собой.
В этой ситуации г‑н Щ. обратился в суд с оспариванием распоряжения мэрии, в соответствии с которым она предоставила участок вовсе не для просимой цели.
В принципе г‑н Щ. был прав: или откажите мне или предоставьте на тех условиях на которых я прошу, но вот изменять волю г‑на Щ. никакая мэрия не вправе. Поскольку при решении вопроса о законности распоряжения мэрии могли измениться права или обязанности нынешнего собственника участка — г‑на К., то последний был привлечён в качестве третьего лица, не заявляющего самостоятельных требований на предмет спора. Судья федерального суда общей юрисдикции Ц-ного района города Н-ска провела предварительное судебное заседание, в результате которого породила определение, согласно которому поданное г‑ном Щ. заявление подлежало возвращению (sic!). Это определение было обжаловано в областной суд.
Ну, то обстоятельство, что названная судья или сошла с ума или просто дремуче безграмотна, повторюсь, не вызывает сомнения: невозможно после начала производства по делу возвратить заявление так, как будто оно вообще не было принято к производству. Это настолько очевидно, что давать длинные пояснения на эту тему, значит только одно: злоупотреблять вниманием читателей и попусту тратить время. А если подобные пояснения нужны судье, то лично мне вообще неясно каким образом такой удивительный в своей дремучести юрист может быть судьёй. Понимаете, просто есть вещи, которые вне зависимости от статистики должен знать каждый судья и любой практикующий в суде юрист, равно как любой даже самый плохой врач, например, должен уметь отличать человека от членистоногого, а любой инженер должен догадываться, что электрическое сопротивление, например, в фарадах или канделах не мерят, а число π не выражается в виде дроби с целочисленными числителем и знаменателем. Разговоры „с кем не бывает“ вот как раз в таких вещах не проходят — тут просто «неуд» без всяких разговоров.
Мотивом безумного определения судьи было то, что она усмотрела в деле спор о праве на недвижимое имущество.
Разумеется, что такая пошлятина как возвращение заявления из начавшегося производством областным судом была отменена. В этой части также особенно ничего неясного и непонятного нет. Было бы трудно представить себе, что есть ещё трое судей столь же безграмотны как судья, которая вынесла определение.
Вот тут уже стоит подумать: а верно ли, что в описанной ситуации во всех случаях есть спор о праве на недвижимое имущество, вызывающий исключительную подсудность. Если это так, то не следует ли из этого, что вообще любое заявление об оспаривании распоряжения, касающегося права на недвижимое имущество, которое впоследствии стало собственностью некоего третьего лица, всегда содержит спор о праве на это недвижимое имущество? Или же дело обстоит несколько иначе?
Итак, вопрос состоит в следующем:
всегда ли при том условии, что на момент оспаривания распоряжения органа власти, касающегося права на недвижимое имущество, названное недвижимое имущество уже передано тем же органом власти иному лицу, имеется в деле именно спор о праве на недвижимость?
Понятно, что оспаривать распоряжение мэрии или вообще любого органа власти по его законности имеет право любой. И любой имеет право с таким оспариванием обращаться в суд за защитой своего права, если вообще это именно его право подлежит согласно поданному заявлению защите. И это будет именно оспаривание действия или бездействия органа государственной власти или местного самоуправления. И подсудность таких дел именно прямо определена законом и усмотрение в окончательном определении подсудности именно законом признана за заявителем. Тут особых сомнений нет: хочешь — обращайся по месту органа власти, хочешь— по месту собственного места жительства или местонахождения.
Однако в деле, как обозначено выше, есть одно осложняющее обстоятельство: недвижимость, о которой идёт речь в оспоренном распоряжении, уже предоставлена также и иному лицу, и оно, это иное лицо, есть также участник того же судебного процесса. Но что из этого меняется?
Можно рассуждать, скажем, так:
- один из исходов рассматриваемого процесса — признание распоряжения незаконным, а следовательно — недействительным.
- тогда последующее распоряжение, которым был предоставлен земельный участок в пользу г-на К., также будет незаконным, так как оно нарушит право Щ.
- тогда лишается основание право собственности г-на К.
- следовательно, рассматриваемое дело действительно содержит именно спор о праве на недвижимость и его подсудность должна быть исключительной.
Такое рассуждение действительно было бы верным, если все шаги этого рассуждения были бы
α) единственными
и
β) с необходимостью следовали бы друг из друга.
То есть: из первого шага следовал бы только и исключительно второй, а из второго — третий и так далее. И если бы из первого шага не следовало бы иных способов защиты нарушенного права или нарушения иных прав, являющихся последствием такого нарушения — изданием распоряжения, не соответствующего законодательству, тогда и в самом деле следовало бы полагать, что оспаривание действия органа государственной власти или органа местного самоуправления в указанных условиях содержит спор о праве на недвижимое имущество, так как ничего более, кроме него из такого оспаривания отнюдь не следует.
А вот так ли это?
Доказательство обратного весьма просто.
Если мы приведём хотя бы один пример развития событий, при котором не ставится вообще вопрос об изменении права собственности на недвижимое имущество, то нет никаких оснований полагать, что в описанных условиях в деле есть именно и только спор о праве на недвижимое имущество. Давайте рассуждать.
Пусть дело действительно закончилось признанием незаконным соответствующего распоряжения. Значит ли это, что последующее распоряжение, которым участок был предоставлен в собственность К., также незаконно?
Тут два варианта: да, это так, нет, это не так.
Если это не так и распоряжение, которым участок был предоставлен в собственность г-на К., не является незаконным, то спора о праве собственности на недвижимость в деле нет.
Предположим, что это так и распоряжение, которым участок был предоставлен в собственность г-на К., является незаконным. Но тогда является ли такое следование, объективное следование достаточным, чтобы полагать, что К. не имеет права на земельный участок?
Проговорю ещё раз: достаточно ли объективной незаконности распоряжения для уничтожения права г-на К.?
— Верный ответ: нет, не достаточно. И даже, между прочим, не необходимо. А недостаточно потому именно, что для лишения права собственности (или ограничения, скажем) К. на предоставленный ему земельный участок необходим иск. Без этого иска право собственности К. на предоставленный ему земельный участок может измениться только при наличии его, К., воли, а последнее мы, естественно, никак не рассматриваем. Но если на такое изменение необходим иск, а его нет…
Впрочем, тут рано ещё ставить точку. И вот почему.
В суд обращаются не за поисками истины, как думают некоторые, а исключительно за защитой права, свободы или защищаемого законодательством интереса от нарушения или угрозы. Иных поводов для обращения в суд не предусмотрено ничем. Поиск истины в суде, таким образом, есть не цель, а только и исключительно средство. Значит, если предполагать всякое обращение в суд разумным и добросовестным, то надо прямо отвергнуть мысль, что заявитель обратился в суд исключительно для исследования вопроса о законности или обоснованности распоряжения мэрии. Иное означает, что заявитель обратился в суд с целью, которая не свойственна для такого обращения, а это предположение надо доказывать. Так как оно противоречит предписываемой законом презумпции. Значит, если предполагать, что есть всё‑таки некий интерес, право или свобода, который защищается таким способом, то не является ли этот интерес единственно тем, чтобы забрать у г-на К. земельный участок, по закону, естественно, забрать? Если да, и такой интерес — единственный, то всё же есть именно спор о праве собственности на недвижимое имущество, если же нет, и такой интерес не есть интерес единственно возможный, то нельзя никак и предполагать, что спор о праве на недвижимое имущество в деле есть.
Для того, чтобы разрешить и этот вопрос представим себе некую иную конструкцию дела (заметим, что никто не сказал, что построяемая нами конструкция невозможна):
Щ. обратился в суд к мэрии с двумя требованиями:
- признать незаконным распоряжение мэрии;
- возместить убытки, причинённые незаконным распоряжением именно потому что участок передан иному субъекту и тем самым Щ. получил, например, упущенную выгоду.
Есть в таком деле именно спор о праве на недвижимое имущество? Нет? А может ли требовать человек возмещения убытков, вызванных незаконными или необоснованными актами органов государственной власти или органов местного самоуправления? Последний вопрос — риторический совершенно.
Теперь вообразим себе, что в таком деле суд удовлетворил первое требование, а во втором отказал, так как не оказалась доказанной причинно‑следственная связь между незаконностью действий и убытками. Раз такое возможно, то возможно ли представить себе, что истец сам отказался от второго требования? Ну, например, убедившись, что он доказать указанную связь не в состоянии. Тогда суд что должен сделать? — вынести суждение только по первому требованию. А дело выродится именно в дело об оспаривании действия органа государственной влпсти или местного самоуправления. Не так ли? И при этом при всём в нём никакого спора о праве на недвижимое имущество, естественно, также не окажется, так как спор не может вообще возникать в результате отказа от требования. Иное противоречит принципу диспозитивности действия сторон в споре и в гражданском обороте.
А теперь вернёмся назад и вспомним, что мы, в сущности, пытаемся выяснить.
А пытаемся мы выяснить единственным ли является интерес отобрать недвижимое имущество от г-на К. И сейчас мы видим, что отнюдь не единственным. Вполне возможет, например, также интерес и в возмещении убытков. Другой вопрос: как и в каком порядке такой интерес будет защищаться, но вот это именно в силу принципа диспозитивности решать не суду, пока и поскольку этот интерес ему не явлен прямо.
А тогда надо сделать вывод, что в означенных условиях при постановке вопроса об оспаривании действия или бездействия органа государственной власти, местного самоуправления или должностных лиц, совершенно нельзя сказать, что в деле имеется именно спор о праве на недвижимое имущество.
Хочу подчеркнуть ещё раз: да, вполне возможно, что в том самом конкретном деле есть ещё некоторые обстоятельства, которые всё же указывают на наличие этого спора, но если только таких привходящих обстоятельств нет, а определение вынесено при разрешении исключительно вопроса, который мы разрешаем тут, то оно не может признаваться логически следующим из законодательства и материалов дела.
Впрочем, однажды гражданская коллегия по гражданским делам Новосибирского областного суда уже отмочила перл, согласно которому указание на нарушение логики в судебном акте не является основанием для его отмены. Но такое обсуждать всерьёз, разумеется, не стоит. Потому что это — глупость в её рафинированном виде. Кстати, судья-докладчик, которая это отмочила в судебном акте, потом пожаловалась на меня своей подруге, что, мол, автор отчего-то её недолюбливает. Ну, а её подруга, конечно, пересказала мне.
«Frailty, thy name is woman!» (William Shakespeare)
(Забавно, но это переведено Б. Пастернаком так:
О женщины, вам имя — вероломство!)
«Л» — ЛОГИКА!