Весь такой изящный, красивый такой, такой, типа доцент, только без очочков, зато с «ножками цискаридзе» – Зёма. Сидит в кресле и намывается. Скоро же спать, а топтаться грязными ногами по моей подушке слегка совестно.
То, что топтаться по подушке, вообще-то, свинство – то всё бред. Зёме надо и он будет топтаться. Не нагнетай, женщина!
Но ноги всё-таки помоет. Спасибо, как говорится.
Вот моет он ноги… Всё остальное тоже моет, конечно. Морду там, живот, хвост, и это самое… Ну я не знаю. Не скажешь же «ягодицы»? У котов же нет ягодиц? В общем, был бы он человеческим существом, я бы сказала про ягодицы, а так моет то, что вместо них.
Словом, купается целиком. Интеллигенция.
Когда-то, лет пятьдесят назад, мой папа, женившись на моей маме, поехал в далёкую забайкальскую деревню знакомиться с новыми родственниками. Впечатления поначалу не произвёл: во-первых, мелковат, метр в прыжке примерно. Во-вторых, в очочках (интеллихенция!). в-третьих – и это самое ужасное! – не пьёт! Вот представляете, строит из себя! «Не пью, - говорит, - спасибо, но нет!» Тоже мне, родственничек! Интеллихент! А ещё он мылся не раз-два в неделю, а прямо каждый день! Городской!
Правда, когда за время отпуска отец замостил досками весь двор, чтобы не бегать в отхожее место в специальных сапогах до подмышек, ибо грязно, дед стал смотреть мягче. А потом новоявленный зять преподнёс ему бутылку со светло-янтарным напитком.
– Чай какой-то, – пренебрежительно буркнул дед, из всех видов алкоголя признававший только ядрёный самогон, – вино, что ль? Или ваще лимонад?
И жахнул полный стакан. Это оказался первостатейный ямайский ром… Отдышавшись через полчаса, дед утёр слёзы и посмотрел на зятя с уважением и любовью:
– Интеллигенция, а поди ж ты, понима-а-ает!
С тех пор городской зять мог топить баню хоть по три раза на день.
Зёма, конечно, не возит ямайский ром в Забайкалье, однако помыться на ночь – это обязательный ритуал.
Сидит он, кроткий весь, а того и не знает, что над ним уже сгустились тучи! Что вот-вот грянет гром и цапнет его за намытую задницу!
Нависшая угроза сформировалась в лице Моти, который сладко почивал себе в тоннеле и тут в дырочку узрел недомерка, моющего ноги! Вообще-то, Мотя спал там не специально. Вообще-то, он в тоннель как бы забежал. Как бы играл. Изображал традиционный кошачий тыгыдык.
Собственно, таскать в упоении тоннель по квартире – это Пунина забава. Однако и Моте порой не чужд игровой азарт. В некоторой степени, конечно. Такого запала Моте обычно хватает, чтобы в тоннель заскочить с намерением выскочить с другой стороны и, задрав хвост, нестись, как ветер, сбивая на своём пути косяки… Но это просто так красиво написано, в реальности всё сложнее. Тоннель слишком длинный. Слишком тёмный. Слишком уютный. Мотя добегает до середины, после чего запал благополучно иссякает, и Мотя ложится спать.
А тут выспался, проснулся и – опачки! Что это маячит в вечерних лучах лампочки?! Да это ж Зёма, недовесок наш драгоценный! А хвать его за попу? Намытую! Ха-ха-ха!
Мотя пристально целился в тощий филей прямо в окошко тоннеля. Периодически дрожал хвостом и ёрзал собственным седалищем по тоннельному полотну. Тоннель предательски шуршал, выдавая охотника за мытыми задницами. Мотя злился, но засаду не прерывал. Он хищник или где?
Зёма же самозабвенно мылся, демонстративно не замечая ни засады, ни хищного взгляда, нацеленного на самое дорогое и к тому же чистое!
Мотя сверкал глазами, аки тигр! Секунда ИКС приближалась, приближалась, приближалась…
Да так и не приблизилась. Потому что все участники напряжённой драмы знали: окошко тоннеля малО для пышнотелого красавца Мотеньки. Предательски малО…
Нет, конечно, можно в него пролезть, дёргая задними ногами и красиво извиваясь животом, как исполнительница беллиданса… Однако представить себе танцовщицу беллиданца, смачно кусающую жидковатый филей, несколько трудновато. А тигра, пропихивающегося в щель ради сомнительной ценности добычи, – тем более.
Так что момент был несколько смазан.
- Да и не очень-то надо, - зевнул Мотя и пошуршал к выходу из тоннеля. – Зубы только ломать.
Там зевнул ещё раз, запрыгнул на кровать и наконец-то уснул.
Зёма же, домыв последнюю шерстинку на хвосте, удовлетворённо вздохнул и отправился топтать мою подушку. Мой герой!
