Петр долго топтался на ступеньках, сметая снег с сапог мягким веником. Внезапно дверь открылась, и на пороге появилась мать с подойником в руках. Петр удивился: не гремел засов, значит, всю ночь дверь не была закрыта? Его ждали...
- Явился? – совсем неласково спросила мать? – С какими глазами перед Зоей встанешь? Или тебе хоть сс... в глаза, скажешь – божья роса? Эх ты!
- Ну чего ты?.. – начал было Петр, но мать почти оттолкнула его и прошла в сарай. Петр остался стоять на ступеньках, глядя, как она открыла дверь сарая, как оттуда выплыли клубы пара, как закрылась дверь. Делать было нечего, нужно было заходить в дом.
Петр открыл дверь, вошел в коридор, где стояли ведра с водой, лежали приготовленные с вечера дрова и уголь. Из комнаты доносились звуки, говорившие о том, что Зоя занимается плитой. Петр решительно открыл дверь.
- Привет! – как можно более беспечно произнес он.
Зоя, на мгновенье замерев, но не повернувшись в его сторону, ответила:
- Здравствуй.
- Как вы тут? – невпопад спросил Петр, вешая полушубок на гвоздь у двери.
- А ты? – вопросом ответила Зоя.
Петр чувствовал, что Зоя обижена, но не знал, как подойти к ней, с какой стороны. Она выбрала в ведро золу из печки, хотела взять ведро, но Петр опередил ее, быстро схватил ведро и понес на улицу. Зоя осталась стоять у плиты. Слезы обиды подкатились к ее глазам, сдавили горло. Он спрашивает, как ни в чем не бывало! Как будто пришел с работы! Где он был? С кем? Она слышала, что на ферме в общежитии сейчас живут какие-то девки, которых вроде бы прислали на работу, потому что они вели себя в городе неподобающим образом, и к ним ходят ребята из села. Но ведь Петр не мог туда идти! Он ведь женат, говорит, что любит... Но где же он был? Зое очень хотелось спросить его об этом, но она решила не спрашивать, пока он сам не захочет сказать.
Он вошел, неся ведро угля и дрова на растопку. Зоя молча взяла мелкие дровишки, стала укладывать их в печку.
- Колян спит еще? – спросил Петр, чтоб хоть что-то говорить.
- Спит, - ответила Зоя.
Петр прошел в комнату, Зоя проводила его взглядом, не заметным для него. Он подошел к кроватке сына. Тот спал, разбросав ручки, разрумянившись. Петр с умилением смотрел на него. Мальчику шел восьмой месяц, он уже ползал, умел стоять в перевернутой табуретке, куда ставила его Зоя, если нужно было оставить его одного в комнате. Он не любил погремушки, но любил барабанить ложкой по алюминиевой кружке.
Петр услышал, как в дом вошла мать, загремела подойником, что-то негромко сказала Зое, та ответила так же негромко. Петр понимал, что ему нужно что-то сказать женщинам, но что? Не извиняться же, в самом деле! А как заставить их разговаривать с ним как всегда? Он вздохнул и вышел в переднюю. Пахло керосином, разгоравшимися дровами, легким дымом. Мать цедила молоко, Зоя устанавливала на плите кастрюльку, в которой она собралась сварить яйца, чайник уже стоял на плите.
- Завтракать будем? – спросил Петр, усаживаясь за стол.
- Еще не приготовили, не ждали тебя так рано, - ответила мать. – А что ж там завтраком не кормили? Только ужин был?
- Ну при чем тут это? Я ж пришел, домой пришел.
- Ах, радуйтесь все! Он пришел! - распалялась Евдокия. – Устроил матери и жинке Новый год! Спасибо, сынок! На месте Зои я б тебе устроила! Я б тебя накормила!
Зоя молчала, но чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она отвернулась к плите, чтоб не было незаметно ее состояние, потом отошла к полке, чтоб достать хлеб и другое к завтраку.
Евдокия вышла в коридор, чтоб вынести на холод молоко. Петр встал, подошел к Зое, обнял ее за плечи.
- Не обижайся, ну, так вышло, - проговорил он.
Зоя не поднимала на него глаза, молчала. Петр попытался прижать ее к себе, но она вдруг отстранилась. Петру это не понравилось – она не откликается на его жесты!
- Ну чего ты? – продолжил он. – Ну выпили немного, а потом я это... уснул.
- Знаешь, Петя, - вдруг сказала Зоя, - я где-то прочитала такую примету: с кем встретишь Новый год, с тем его и проживешь.
- Чепуха! – с жаром воскликнул Петр, вдруг представив себя с той рыжей.
Не дай Бог, Зоя как-то узнает, где и с кем он был этой ночью! И как его угораздило? Деваха эта, видно, прошла Крым и Рим, пробы негде ставить, прицепилась, а он не смог устоять. Конечно, если б был трезвым, то даже не посмотрел бы в ее сторону. Говорят, баба Феня добавляет что-то в самогонку, она у нее какая-то сумасшедшая получается.
- Чепуха! – повторил он. – С кем я буду этот год? Мы скоро уедем с тобой и Колькой, так с кем я буду? Давай поедим, я голодный!
Вошла мать, увидела, что Зоя ставит на стол приготовленное, сказала:
- Ну что, дочка, опохмелимся после Нового года?
Зоя вопросительно посмотрела на нее, а Петр от удивления даже привстал:
- Вы что ж, напились ночью, что ли?
- А что, мы не имели права Новый год отмечать? Ты где-то гулял, а мы должны были, значит, сидеть и ждать тебя?
- Ма, ну хватит! Ну да, я свинья, но Зоя меня простит, правда, Зоя? Ты ж любишь меня?
Зоя вздохнула, грустно улыбнулась. Она действительно его любила, хотя все чаще понимала, что во многом ошибалась в нем. Но не зря ведь говорят, что любовь зла...
...Федьку разбудил громкий голос жены. Она ворвалась в хатку, оттолкнув хозяйку, пытавшуюся встать у нее на дороге, по пути взяв в руку кочергу, стоявшую у печки. Он успел только вскочить с лавки, на которой с недоумением протирала глаза блондинка, и искал глазами свои штаны. Нинка ударила его по спине, он выгнулся - удар был достаточно сильный, учитывая, что кочережка была железной. Блондинка завизжала, попыталась спрятаться под одеяло, но Нинка и ее достала, правда, не очень – Федька успел перехватить ее руку. Баба Феня охала, спрятавшись за небольшим буфетом. Но Нинка увидела и ее.
- Ах ты, карга старая! Ах ты сводница проклятая! Я тебе сейчас твои патлы повыдергаю! – прокричала она, двигаясь к ней.
Поднявшиеся мужики удержали Нинку, а их подружки, собравшись в мгновение ока, на ходу надевая пальто и платки, уже выбежали из дома. Нинка собрала растрепавшиеся волосы под платок, перевела дыхание.
- Ну что, кобели, погуляли? – произнесла Нинка, садясь на табуретку. – Ну они молодые, холостые, а ты, козел, куда полез? Ну-ка собирайся - и домой, пока дети спят!
Она бросила Федьке тулуп, потом вытолкнула его за дверь.
Баба Феня суетливо убирала стол, что-то шепча, а Мишка с Костей искали бутылку, в которой бы что-то осталось, чтобы опохмелиться.