(Никакого политического заявления, никаких подтекстов и смыслов, просто рассказ!)
Стемнело, зажглись редкие огни и снег зло залеплял окна. Почти ничего не разглядеть, даже если упереться в стекло носом. Вот проехала машина, это ясно по огням. Но неясно какая, не разобрать даже грузовая она или легковая.
Сашка бы разобрал, он видит и понимает такое с лёту. Интересно, смотрит он сейчас так же в окно, ищет её? Вон там, около огней красных звёзд, должно быть его окно.
Проходя мимо отец заворчал. Таня зашторила окно, но отец не унимался.
-Ты девочка умная Танюш, но уж очень своенравная. Когда-нибудь я точно не сдержусь и накажу тебя. Самым тяжёлым ремнём выпорю. Хочешь?
Таня привычно покачала головой. Словно она ещё маленькая.
-И я не хочу. Но ты постоянно делаешь вещи, из-за которых мы все можем пострадать, всем нам может быть очень больно. Гораздо больнее чем ремнём по попе.
-А Сашка говорит, что никакого Ленина нет, и что вовсе он не живой, что ...
-Тише!
Отец приложил ладонь к её рту не дав договорить.
-Твой Сашка, конечно смелый малый. И отец у него ветеран с наградами. И живут они недалеко от кремля. И служба у них и волга. Но всё это вовсе не доказывает его правоту.
Он убрал руку.
-Послушай. Есть вещи, которые просто могут быть. Их вроде нет сегодня, и вчера не было, а завтра они вдруг случаются. Я видел такое, в войну. Всего один раз видел, но мне хватило. Как и деду твоему. И дяде Лёше. Помнишь дядю Лёшу? Какой он стал. Вот это потому, что смелый очень был. Ходил куда нельзя, говорил, что нельзя.
С кухни позвали.
-Закрой плотнее шторы и пойдём ужинать.
Бабушкины котлеты были не такими как мамины. Они казались не вкусными, но почему-то съедались очень быстро и всегда хотелось ещё. Вот это настоящая странность, настоящая неизвестность.
-Хватит пугать ребёнка.
Мама и бабушка смотрели на папу строго. Таня поняла, что они сговорились ещё защитить. Но ей было неловко, ведь папа никогда бы не стал её пороть. И пугал только потому, что сам пугался.
-Наивные вы, не понимаете.
-Если ничего не было, значит и не будет.
-Вот как-раз это и главная ошибка. Всё всегда случается неожиданно. Особенно плохое.
-Что с очередью?
-Завтра встану, но думаю уже всё разберут. Говорили что малый завоз был.
-Хоть лимонада купи. А то скоро праздники, а из сладкого ничего нет.
-Вы специально меня отвлекаете? Не стоит, я всё запомню и не прекращу разговор.
-Может не за столом?
-За столом. Я не перестану всё это напоминать, пока вы не поймёте важность, пока не поймёте как это всё по настоящему опасно.
Ну вот, теперь мы все будем слушать то, что уже так часто слышали. И про искажения всякие, и про новые физические законы, про появление эфира и отражение ментального в реальном, про страшное и опасное, что вот-вот наступит. Про Германию, и как много страшного там случилось, как всё страну изменило и много чего ещё. Папа знал всё в этом мире, но ничего не показывал. Не описывал. Даже нарисовать отказывался. От того порой казалось, что он выдумывает.
Со стола убрали. Включили телевизор. Его экран прогревался, наполнялся голубоватым светом. Это любимое время Тани. Комната постепенно становится, то же голубоватой, лица и шкаф и стол. Яблоки в компоте голубоватые, бабушкины спицы, портрет дедушки.
Все замирают и ждут. И каждый раз изображение появляется. Знакомое лицо говорит - "здравствуйте товарищи" и все успокаиваются. Дальше становится не интересно. Новости, скучные разговоры. Даже непонятно порой о чём они говорят.
Но всё равно - хорошо. Все вместе, в полумраке комнаты. Они сидят и слушают о происходящем где-то далеко. В соседней области, или даже стране.
А потом, возможно покажут выступление какой-нибудь красивой певицы. Если не уснуть.
...
Она открыла глаза. Темно. Уснула. Опять. Дверь в её комнату заперта, под ней нет света, значит уже поздно. Опять просить Сашку, что-бы рассказал. что было в новостях, и была ли песня. При мысли о друге она встала с кровати. Сашка был самый смелый. И его отец, то же. Папа конечно смелее их обоих, но он не показывает этого. С ним не так весело. Она совсем немного, на один глазочек приоткрыла штору. Замерла.
Звёзды пылали. Казалось что они раскалены и светятся горячим. И от каждой отходил луч света. Такой-же красный. Эти лучи метались по городу. По крышам домов, по станам, по окнам. Она прикрыла штору и подумала. что лучше на это не смотреть. Папа о чём-то таком предупреждал. Но ведь один луч освещал окна Сашки. Или ей показалось?
Таня аккуратно, совсем чуть выглянула. Не ясно, не разглядеть так. Ясно что светят туда, но к нему ли. Она отодвинулась немного вместе со шторой стараясь разглядеть всё лучше. Но было неудобно, она высунулась ещё чуть-чуть, совсем немного, капельку.
Звезда развернулась и посмотрела прямо на неё. Таня зажмурилась, закрыла штору и аж присела. Её комната была красноватого оттенка. Светили прямо в её окно.
Вот гадство! Папа расстроится. Она как могла тихо, на четвереньках доползла до кровати и забралась в неё. В глазу, куда ударил свет пульсировало белым.
Таня укрылась с головой. Что же теперь будет?
...
Стул рядом был пуст. Сашка не пришёл в школу. Наверное заболел, хотя у них телефон, и его мама звонила в школу предупредить. Старая Победа Евстафьевна что-то старательно выводила на доске. Это она любит, что-бы всё было ровно и правильно, одинаково. С ней конечно трудно, но все знают, что за ней в случае чего, можно спрятаться как за горой.
Таня смотрела на место, где обычно сидел Сашка думала у кого спросить о вчерашних мультиках, и ещё о чём-то. О чём она могла спросить только Сашку. О Ленине, вспомнилось ей! И тут же она вспомнила красный свет от звёзд, освещённую красным комнату. По всему телу пробежала дрожь. Ей стало неуютно.
Неужели этот свет, что-то сделал с ним?
Что он сделает с ней?
Она уже начала фантазировать, ей виделись страшные комнаты, шум как в зубном кабинете, страшные люди. Но суровый взгляд Победы Евстафьевны заставил вздрогнуть и уткнуться в тетрадь. Тут дела пострашнее будут.
...
Она смотрела на оставленный каким-то первоклашкой букварь. На обложке, там где ранее был портрет Ленина было намазано чёрной, масляной краской. Густой настолько, что невозможно было её ни растворить, ни отковырять.
Странные всё таки эти взрослые. Сначала сами постоянно повторяют, что Ленин будет жить, а потом боятся что он действительно будет жить. Она попыталась присмотреться к пятну, вспомнить как выглядел портрет, каким было лицо так пугающего всех человека. Кажется там был совершенно обычный, приятный старичок.
-Ну пойдём.
Отвлекли её друзья. Они узнали, что Сашка вовсе не заболел, а гораздо хуже, он прогулял школу. И они должны выяснить по какой причине он это сделал. Пружина и ветер не выпускали их. Они с трудом открыли дверь и выпрыгнули на улицу. Дверь громко клацнула, словно капкан. Они пошли искать друга.
Бегать приходилось немного. Метель удачно скрывала их от милиционеров. А тем и без того было не до них. Уже много месяцев сохранялась чрезвычайная ситуация, и раз от раза, кто-то из прохожих превращался в опасного безумца. И ладно если тот просто шёл с работы и не был ничем вооружён. Но ведь некоторые готовились. Делали самодельные дубины, боевые ножи, говорят даже огнестрельное оружие.
Стреляли в Москве в общем редко, им с этим повезло. В других городах было хуже. Но и цена у этого была высока. Каждый подозрительный мог быть задержан и подвергнут строжайшей проверке. Что это была за проверка- никто не знал. Но возвращались люди совсем другими.
-Он что-то про Ленина узнал.
-Замолчи, дурак!
-Боишься?
-Во первых не боюсь, а во вторых просто замолчи.
-А к нам недавно дядя приезжал, он большой учёный. Так рассказывал, что именно тут в Москве случится самое большое изменение. Сюда и так очень много людей тянутся. А значит каскадом пойдёт.
-Чем чем? Ты хоть слово это знаешь?
-Знаю, больше чем ты знаю. Всех накроет, а чем накроет - никто сказать не может.
-Так Лени...
-Замолчи!
-Шшш.
-Так он здесь при чём?
-А кто его знает. Может он какой-то пришелец? Шпион из других планет.
Таня очень любила слушать такие разговоры. Она и гордилась тем что у неё такие умные друзья и немного страшилась те о чём они говорят. Но это всегда было так волнительно.
Так споря, они перебегая от дома к дому, от угла к углу добрались до самого вероятного места, где мог быть Сашка. До старого тира.
...
Вломившись, они почувствовали знакомые запахи. Щиплющий глаза табак, и ужасный перегар. Как завали работника тира никто точно не знал. Человек учил стрелять, и обращаться с оружием. Он поддерживал приемлемую чистоту помещения. Но в общем, ему было всё равно, он пускал всех, и позволял быть тут сколько угодно, хоть до ночи.
Поздоровавшись, друзья узнали что Сашка действительно здесь. Покидали пальто на лавку, и прошли в стрелковый зал.
Сашка сидел в компании двух парней. Они были старше. Один курил папиросу. Друзья замерли не зная как поступить, и что вообще происходит.
-Сашка, они тебя били? Кто они такие? Я сейчас позвоню его папе, он знаете кто. он с вами такое сделает!
Таня аж раскраснелась.
-Боевая, - сказал с сигаретой, - цени её, такие обычно хорошие жёны.
Таня почувствовала что горит, и совсем не знает что делать, куда себя деть.
-Ладно, мы пойдём. Ты подумай Саш, дело серьёзное. Им то же всё расскажи, полезно будет.
Эти двое неторопливо ушли, провожаемые разной степени недоверия взглядами. Один взгляд, был особо грозен. Но вот все обернулись к Саше. Он выглядел иначе чем обычно. Словно он стал старше. И впервые на его лице не было улыбки.
-Саша, почему ты не был в школе?
-Мой отец превратился сегодня ночью. Мама в больнице а меня спасли соседи. Я не знаю что это было, но видел я ужасное. То что он сделал с мамой, что с ним стало, это всё не рассказать. У меня больше нет семьи.
Но даже это, не самое страшное. Хотя куда уже страшнее правда?
-Сашка!
Таня бросилась его обнять, еле сдерживая слёзы.
-Самое страшное, что скоро и ваши родители станут такими же. То о чём говорили, изменения и всякое страшное, оно случилось уже. Просто мы не заметили.
Каждый день люди превращаются, и каждый день таких всё больше. Говорят, за Москвой почти никого не осталось. Ленинград - давно превратился. Там что-то ужасное происходит.
Не бойтесь, "Ленин" можно говорить. Это уже не играет никакой роли. Он жив. Он ожил ещё несколько лет назад. Но не так, как мы себе представляли. Это теперь что-то совсем иное, новая форма жизни, что-ли. В общем, можно пробраться к мавзолею и кое что увидеть.
Мне показали.
-Эти?
-Да, эти. В городе есть несколько мест, в которых ещё можно укрыться. Кто-то из правительства попрятал своих детей, когда всё началось. Они теперь пытаются уговорить других, пойти жить под землю. Туда, где построены разные защитные решётки от излучений, механизмы. Осталось, говорят пара-тройка дней. Потом все будут превращаться.
-Каскадом пойдёт.
-Да замолчи ты. Сашка, ты чего такое говоришь? А правительство, армия а КГБ? Что они то все делают? Неужели ты веришь что не видят ничего?
-А нет уже никого. Говорят остались единицы, кто в кабинете своём заперт, кто на даче сидит. Телефон отца уже несколько месяцев молчит. Всё друзья, это конец.
-Конец СССР?
-Конец мира. Мементо морэ, друзья.
-Нет-Глупость!
-Тебя обманули! Ты поверил негодяям!
-Этот с папиросой мне сразу не понравился.
-Хотите я проведу вас к мавзолею, меня научили. Сами кое что увидите. А потом будете решать, кто лжёт и кому верить.
-Пойдём!
-Пойдём!
-Пошли, Тань.
-Я что-то хотела тебя спросить.
-Потом спросишь.
-Я что-тохотела тебе рассказать.
-Потом расскажешь.
...
Обратно шли молча. Никто не обронил ни слово. Ей очень хотелось, что-бы кто-то сказал что всё увиденное было неправдой. Или вообще, что они ничего не видели, и её сейчас толкнут потому, что уснула на уроке. Она заглядывала в глаза друзьям. И видела там такой же испуг, такое же непонимание, такое же отчаяние.
Эти тёмно-красные наросты. Что-то похожее на вены, а может это щупальца. И дыхание, чем бы оно не было, оно явно дышало.
Она уговаривали Сашку пойти ночевать у них дома. Родители поймут. И другие звали его к себе. Но он отказался. Сказал, что ему нужно побыть одному. Уверил что не пропадёт. Он проводил её до дома, как обычно. Но в этот раз, он попросил передать привет отцу и маме. В этот раз, он попросил её не ходить домой. Остаться с ним, пойти в убежище, к тем, под землю.
Он сказал что больше не может доверять никому из взрослых, ведь только они пока превращаются. Он сказал, что боится оставлять её с семьёй.
Тане было трудно понять его. Она всё ещё не верила, не могла допустить, что её отец, может совершить что-то ужасное с ней, или мамой. Ей вдруг стало это очень неприятно, разозлило. Как он может такое подумать о её родителях!
-Нет, ты с ума сошёл!
Она убежала, и не обернулась. Но чувствовала, что он смотрит ей в след.
...
Мама долго прижимала к себе. Молча и видимо старалась не плакать. Отец то же молчал, пыхтел, ходил взад-вперёд. Бабушка плакала, спрашивала почему Таня не позвонила, почему не предупредила что задержится.
Ей трудно было что-то ответить. Ей не хотелось рассказывать об увиденном, об услышанном. О том, что сегодня она узнала, и какую мысль о них только-что подумала.
Она аккуратно соврала о Саше. Оказалось его искали, и многие знали что с его семьёй. Она обошла все очень тревожные моменты. А когда увидала, как на неё смотрят, совсем отбросила эту глупость. Позволила расслабится, забыться, заплакать. Как маленькой. Ведь ей больше всего хотелось, снова стать маленькой.
Она не стала дожидаться новостей. Глаза сами закрывались. Родители хоть и удивились, но не стали ничего спрашивать. Они итак слишком внимательно смотрели на неё весь вечер.
Таня разделась, стараясь не смотреть в сторону окна. Звёзды, тот их красный свет. Они светили на Сашкин дом, теперь она уверена в этом. Ясно ей и то, что разрастающееся из мавзолея, как-то связано со звёздами. Может они - его глаза?
Она забралась под одеяло. Ей не хотелось думать. Пчему-то хотелось плакать.
...
Она открыла глаза. На шторы падал красный свет. Такой яркий и в то же время успокаивающий. Странно так. Очень знакомо, словно это с ней уже случалось. Словно уже было и было это так хорошо и правильно.
Она встала, подошла к окну и выглянула. Так много всего сразу оказалось в её голове. Так много, что она не смогла понять, что тут делает какя-то Таня. И про Таню она навсегда забыла.
Она радовалась тому, как легко может меняться. Меняться, меняться, меняться! А когда она изменится окончательно, то пойдёт к родителям и ...
