В самом сердце тропических лесов Амазонки научная экспедиция обнаружила артефакт, который бросил вызов пределам человеческого понимания. Этот предмет, причудливо симметричный обсидиановый обелиск, покрытый переливающимися глифами, не поддавался датировке по углероду и геологическому анализу, что позволило предположить его происхождение из времен, предшествовавших самой Земле.
Доктор Анатолий Васильев, ведущий ученый группы, первым прикоснулся к артефакту, его рука в перчатке провела по поверхности иероглифами инопланетян. Его пронзил электрический разряд. Крик эхом отразился от густой листвы, а глаза вспыхнули кобальтово-синим цветом, после чего снова потускнели до своего обычного серого.
Коллеги Васильева, охваченные ужасом, поспешили вернуть его в свой импровизированный лазарет. Но к тому времени, как они прибыли, спазмы утихли. Он выглядел не только невредимым, но и бодрым, его лицо раскраснелось, глаза сверкали странным сиянием. Его внезапное спокойствие обеспокоило команду.
Позже вечером, когда лагерь погрузился в тревожную дрему, Васильев обнаружил, что его одолевают незнакомые ощущения. Мысли, но не его собственные, а его коллег, заполнили его разум. Он слышал их мечты, их страхи, их тайные стремления. Артефакт наделил его телепатией.
В последующие дни телепатическое влияние артефакта стало проникать в лагерь, превращая экспедицию в коллективный разум, их индивидуальные мысли сплелись в единое сознание. Команда реагировала по-разному. Некоторые впали в истерику, другие приняли эту связь, а некоторые, боясь того, чего не понимали, замышляли уничтожить обелиск.
Васильев, движимый настоятельной необходимостью защитить артефакт, использовал свои новообретенные способности, чтобы подавить разногласия. Он погрузился в умы несогласных, посеял семена сомнения, изменил убеждения. Манипулируя их мыслями, он чувствовал, как его человечность ускользает, сменяясь чуждой, холодной логикой.
В ночь, когда повстанцы решили действовать, Васильев был готов. Используя силу обелиска, он пронесся по их разуму, как ураган, ввергая их в кататоническое состояние. Артефакт дрожал от гудящей энергии, его глифы пылали инопланетным светом, окрашивая тропический лес в психоделические оттенки.
Последствия были леденящими душу. Несогласные превратились в пустую шелуху, их глаза были пусты, а тела неподвижны. Оставшиеся члены команды, связанные с Василевым общим сознанием, наблюдали за происходящим в испуганном молчании. Сам Васильев, опьяненный властью и исполненный чуждой цели, не чувствовал угрызений совести. Его человечность, казалось, была небольшой ценой за этот дар просветления.
Влияние артефакта стало распространяться за пределы лагеря, просачиваясь в сознание коренных племен, диких животных и даже самого тропического леса. Амазонка начала пульсировать общим сознанием, взаимосвязанной сетью мыслей и ощущений. Казалось, что весь тропический лес стал единым разумным организмом.
Но по мере роста влияния артефакта рос и его аппетит. Он начал истощать жизненные силы тех, кто находился под его властью. Флора засохла, фауна замолчала, члены экспедиции быстро старели, их жизненная сила утекала в обсидиановый обелиск.
Васильев, похожий на себя прежнего, с ужасом наблюдал, как артефакт высасывает жизнь. И тут его осенило: обелиск не был подарком, это был паразит, хищник. И он, позволил ему это сделать.
Собрав последние остатки своей человечности, он разорвал связь с обелиском, и разрыв пронесся в его сознании как лесной пожар.
Дезориентированный и потерявший сознание от боли, Васильев рухнул на пол, связь с артефактом прервалась. Осознание своих действий сильно ударило его, но времени на раскаяние не было, только действия. Пошатываясь, он решительно направился к обелиску, исхудавшие лица коллег подстегивали его. Он должен был уничтожить артефакт. Это его долг перед ними.
Мысли Васильева витали вокруг артефакта. Он отпрянул, глифы ярко вспыхнули в знак протеста. Но Васильев рванулся вперед, навалившись всей тяжестью своего сознания на инопланетное присутствие. Он чувствовал холодное, хищное осознание артефакта, пульсирующее леденящим голодом.
На мгновение он пошатнулся. Его воля ослабла, страх охватил его, но затем он вспомнил лица своих коллег, некогда пышный тропический лес, ставший теперь скелетным эхом прежнего. Страх уступил место гневу, решимости. Он оттолкнулся назад с первобытным криком неповиновения.
Обелиск прогибался под нагрузкой, глифы тускнели, гул энергии ослабевал. Васильев чувствовал, как он слабеет, как ослабевает его власть над окружающими его разумами. Он удвоил свои усилия, его разум кричал от боли, когда он напрягался против обелиска.
И тогда, с последним рывком, Васильев разрушил сознание пришельца. Обелиск затих, глифы исчезли, превратившись в ничто. Гнетущая энергия исчезла, сменившись тишиной.
Обессиленный, Васильев опустился на землю, задыхаясь. Некогда шумный лагерь затих, ущерб, нанесенный обелиском, был очевиден. Оставшиеся в живых члены команды, освободившись от телепатического оцепенения, пошатывались в дезориентации, их сознание снова стало собственным.
Прошло несколько дней, и тропический лес начал восстанавливаться, сквозь засохший подлесок пробивались зеленые ростки, дикие животные понемногу возвращались. Команда, потрясенная и травмированная, сплотилась, их общий опыт создал связь, более крепкую, чем все, что они знали.
Обелиск, причина их страданий, лежал без движения. Они глубоко закопали его, молчаливое надгробие своим погибшим друзьям, памятник их высокомерию.
Васильев, когда-то пособник инопланетного паразита, а теперь его победитель, покинул Амазонку изменившимся человеком. Тропический лес шептал вокруг него, уже не симфонией взаимосвязанных мыслей, а простыми звуками природы. И хотя он многое отдал и еще больше потерял, он был доволен. Он усвоил самый глубокий из всех уроков: не всякий дар можно принять, и не всякое открытие можно понять.
Это фантастический рассказ.