Старые дома похожи на древних стариков, которые тихонько доживают свой век никому не нужные и всеми забытые. Вернее, на древних и одиноких стариков. Одиноких. Окружающим, по большей части, все равно, что с ними происходит.
Эти старики заражены суевериями, которые почитают и которым приклоняются, как неким идолам. В этих суевериях заключен бессмысленный и глупый страх перед тем, что, как им кажется, невозможно объяснить. Они объяснят, зачем нужно завешивать зеркала, если в доме лежит покойник, или что надо делать, если мертвый родственник зовет тебя с собой во сне. Однажды ко мне приходила бабушка. Я хотел пойти с ней, но бабушка решительно сказала: нет. Еще не время. Я запомнил сон (и вряд ли когда-нибудь забуду его), потому что в этот же день отец лучшего друга забирал нас двоих из школы. На перекрестке в нашу машину на всей скорости влетел внедорожник, управляемый пьяной девятнадцатилетней девушкой. Ее бросил парень, и она очень... переживала. Еще сильнее она потом переживала из-за смерти двоих людей, но мне ее не было жалко. К тому же срок, который ей дали за убийство (именно так я называю то, что произошло в тот день), был просто смешным. Я отделался переломами, попрощался с мечтой профессионально заниматься футболом и решил, что лучший способ забыться — это алкоголь.
— Ты жив, а они погибли, — сказала мама, когда мы с ней вместе ехали из школы, куда ее в очередной раз вызвал мой классный руководитель, — ты это понимаешь? Хотя бы ради него возьми себя в руки. Сколько можно.
— Я не смогу играть в футбол. Ты не понимаешь, — огрызнулся я.
— Ты сможешь играть в футбол. Ты играешь.
— Не смогу профессионально. Из-за какой-то пьяной...
— А в чем виновата я? — тихо спросила мама, — за что ты наказываешь нас?
Хороший вопрос. И, как на большинство хороших вопросов, ответа конкретно на этот не существовало.
Через несколько недель после аварии ко мне подошел незнакомый молодой человек. Я как раз собирался покурить за школой, когда кто-то позвал меня по имени.
— Это моя бывшая была за рулем машины, — сказал он, — я пришел, чтобы... извиниться. За неё.
— Ты не виноват, — ответил я, и это было на самом деле так. Мы же не отвечаем за поступки наших близких. Ну, или бывших близких.
Странно, но после разговора с парнем, мне и правда стало легче.
— Есть куда уехать отсюда? — спросил парень, выслушав мой печальный рассказ о несостоявшейся карьере профессионального футболиста, — на время. Тебе станет легче.
— Вряд ли.
— Ты остался жив, — сказал парень, — у твоего друга тоже были планы. У твоей подружки были планы.
Моя подружка. Мы с Дашей не просто поссорились, мы даже не расстались. Не знаю, как назвать то, что произошло между нами, когда она обозвала меня самовлюбленным эгоистом, лелеющим свои обиды вместо того, чтобы жить дальше. Сколько же гадостей мы в тот день наговорили друг другу. Но разве Даша была не права?
— Ты ведешь себя, как девчонка, — сказала она и потом добавила, — как та пьянь, которая устроила аварию. Один в один.
Я едва сдержался, чтобы не ударить её, и Даша догадывалась об этом.
Уезжай, — сказал мне мой новый знакомый, — хотя бы на время. Тебе станет легче.
Я подумал о двоюродном брате. Он жил в небольшой деревне, которая находилась километрах в пятистах от нашего города. Отец брата — родной брат моей мамы — был фермером. Довольно состоятельным. У него было большое поголовье скота, засеянные какими-то сельскохозяйственными культурами поля и уютный двухэтажный коттедж на окраине деревни.
Парень, чья девушка чуть не убила меня и убила моего друга, оказался прав. В деревне я первый раз за долгое время почувствовал себя... ну, не счастливым, но спокойным. Уже в первую ночь возникло ощущение... нет, даже уверенность, что все будет хорошо.
Днем мы с двоюродным братом помогали его отцу по хозяйству: кормили кроликов, ухаживали за огородом при доме, окучивали картошку, пололи бесконечные грядки с чесноком и луком, подвязывали помидоры, поливали…
А ещё у меня было очень много времени подумать над своим поведением. Подумать о Даше.
Брат познакомил меня со своими друзьями, и по вечерам мы с ними ходили на озеро.
В один из таких дней мне рассказали страшную историю про дом. А потом мы пошли посмотреть на него — мрачную развалину, стоявшую на границе города, как одинокий старик: брошенный и никому не нужный.
— Семья, которая жила здесь, была очень счастливой. Когда-то, — говорил брат, — но однажды младшая дочь не вернулась домой из школы. Ее тело нашли через несколько дней на пустыре. Девушке было всего тринадцать лет. Дом продали.
— Мои родители ходили на похороны, — сказала Лида. Я точно знал, что понравился ей, но никаких планов относительно этой девушки у меня не было. Мы с Дашей снова начали общаться. Пока только по телефону и очень осторожно, но все же… каждый день я с нетерпением ждал вечера, чтобы позвонить ей или написать. Думаю, Даша тоже ждала этого.
Это я нашла того парня и попросила его поговорить с тобой, — написала она мне вчера, — извини. Злишься? Конечно, я злился. Но только на себя. Это я разрушил все то хорошее, что у нас было. Спасибо, — написал я ей, — мне гораздо лучше. Я вел себя, как придурок.
— Гроб стоял в доме на первом этаже. Он простоял там два дня. Девочку похоронили на третий день утром.
Я подумал о похоронах друга. Гроб стоял в ритуальном зале полтора часа. Раньше похороны были неким таинством, сейчас же они превратились в коммерческое предприятие.
— Все вещи убитой девочки сложили в коробки и убрали на чердак, — продолжала Лида, — говорят, при переезде они не стали ничего забирать. Говорят, её вещи до сих пор там, — она посмотрела на меня, как бы говоря: хочешь убедиться в этом?
2
На чердаке было сумрачно и прохладно. И пыльно. Пылинки кружились в пучках света, который пробивался через небольшие отверстия в шифере,
Ящики с вещами убитой девушки стояли в углу. Странно, что за столько лет их никто не растащил.
Лида открыла самый верхний ящик, порылась в нём и обнаружила потрепанную толстую тетрадь.
Её дневник.
Странно, что родители решили оставит его здесь. Память о дочери причиняла им такую уж сильную боль?
Мы пролистали дневник. К некоторым листам были приклеены газетные вырезки. Старые, но ещё вполне разборчивые.
— Читай ты, — сказала Лена, передавая мне дневник. Я взял его и вдруг подумал о своей девушке. Возникло неприятное ощущение, что я ей изменяю. Интересно, что бы сказала Даша, если бы узнала, что я собираюсь прочитать чужой дневник? Вряд ли бы ей это понравилось.
— Я не хочу читать это, — сказал я.
— Она умерла. Ей уже все равно.
— Вот и читай сама.
— Нет. Ты.
— Я прочитаю только газетные вырезки. И дневник останется здесь, поняла? Я не разрешу тебе забрать его.
В первой статье автор рассказывал о двух подружках, которые решили обследовать заброшенный дом. На фотографии был изображен дом, на чердаке которого мы сейчас находились. Мне стало слегка не по себе.
По словам одной из девочек, они не нашли в доме ничего интересного, тогда её подружка предложила сходить на второй этаж. С тех пор её больше никто не видел. Она просто исчезла на втором этаже пустого дома. За несколько дней до этого девочка жаловалась подружкам, что ей снилась старуха, которая просила показать ей путь на кладбище.
— Ерунда, — сказал я, не оборачиваясь. Лида ничего не ответила.
На газетной вырезке было написано от руки: теперь этот дом наш. Ура! Прекрасный дом. У меня появилась своя собственная комната.
Во второй статье речь шла об очередной пропавшей девочке. Четыре одноклассницы готовили совместную работу на тему «Тоталитарный режим», планировали выступить с ней на научно-практической конференции. Была зима, декабрь, темнело рано. Девочки спустились на первый этаж, и одна из них вспомнила, что забыла пенал в кабинете истории. Вместе с ней за пеналом пошла одна из подружек. Она видела, как девочка зашла в кабинет. Прошла минута, потом две, три… Устав ждать, подружка зашла в кабинет, но он был пуст.
Все это случилось 21 декабря.
За несколько дней до этого девочке приснился сон: к ней подошла старуха и попросила показать ей дорогу на кладбище.
Под статьей было написано от руки детским почерком: она мне снилась, но я отказала ей.
По спине пробежал неприятный холодок.
— Опять старуха, — пробормотал я, — обычная страшилка.
Лида ничего не ответила.
В третьей статье описывалась семья из четырех человек. Вечером девочки как обычно посмотрели телевизор и пошли спать. Младшая долго не могла уснуть, потому что боялась. Не так давно ей приснилась старуха, которая просила проводить её на кладбище. Утром родители обнаружили, что девочка исчезла из комнаты. Входная дверь была закрыта на ключ, все вещи девочки были на месте.
Ниже от руки было написано: она снова приходила ко мне.
— Ерунда, — повторил я и оглянулся на Лиду, — ты же не веришь…
Я запнулся.
Чердак был пуст.