Всякий мало-мальски грамотный индивид знает, что от любви к книгам два шага до любви к человеку. Рецидив грамотности, так сказать.
Библиотека чугунолитейного завода располагалась на первом этаже общежития прямо под нашей комнатой. Ноги сами привели меня туда в субботний полдень. Я уже неделю сидел на голодном книжном пайке, с шилом в одном месте, и едва только выяснил, что у библиотеки совершенно замечательный график работы – со вторника по пятницу вечерами, и в субботу с десяти утра до двух дня, – побежал туда со всех ног.
Библиотекаршу звали Екатериной Марковной, и хотя она разрешала обращаться к ней без отчества, редко кто этим пользовался. Серо-зелёные глаза, темно-русая коса, переброшенная через плечо, кругленькие румяные щечки с ямочками… Была она красавицей, и это признавали даже закоренелые холостяки и циники.
Я приходил в библиотеку так часто, как мог. Я вообще тогда читал запоем, а тут ещё и присутствие в помещении библиотеки такой умницы подстёгивало. Нет, я отдавал себе отчёт, насколько она красива, но, прежде всего, видел в ней собеседника.
«А что, Иван, читали вы Слепухина? – спрашивала Катя нараспев, и я тут же шёл к полкам и через пару минут выносил «Под созвездием Южного Креста». Её поражала моя всеядность. «Как вы можете возвращать Пушкина и тут же брать «Атеистические чтения» или «Моделист-конструктор»? Не понимаю! Точно ли вы всё поняли из прочитанного ранее и запомнили? Как такое возможно при такой эклектике сознания?» Мне нравилось, что ко мне применяют это умное слово, и я только улыбался.
Ребята подтрунивали над моими визитами в библиотеку и порой требовали пересказать содержание прочитанного, пытаясь вывести меня на чистую воду. Но я был чист, как та самая вода.
Екатерине Марковне было слегка за двадцать, она только что окончила пединститут, но что-то не заладилось у неё с распределением, и девушка устроилась в библиотеку временно, на лето. У нее был жених, лётчик, годом ранее окончивший лётное училище.
«Мы не успели расписаться. Он теперь в Саратове служит. Пишет, что осенью ему дадут отдельную комнату. Скоро приедет в отпуск, сыграем свадьбу, и я уеду», – Екатерина мечтательно подпирала кулачком щёку и улыбалась куда-то в пространство.
Разница в пять лет давала себя знать, и я воспринимал её достаточно отстраненно, как человека начитанного и сведущего в литературе – не более того. Впрочем, мои соседи по комнате считали иначе, и при каждом удобном случае старались меня подколоть. Я то отшучивался, то возмущался.
Прошло около месяца. Жених из наших разговоров как-то незаметно испарился, но беседы так и велись вокруг прочитанной литературы. В один из дней Катя достала из ящика стола книгу в серовато-голубом переплете: – Вот возьмите. «Цзин Пин Мэй, или цветы сливы в золотой вазе». И она неожиданно покраснела.
«А о чем книга?»
«Это про любовь. Старый китайский роман. На него запись на понедельник, но вы же быстро читаете».
Было в облике Екатерины Марковны, в тембре голоса, интонации что-то такое, что заставило меня взять книгу со стола с осторожностью и даже с растерянностью. И то ли луч солнца отразился в глазах девушки, то ли и впрямь блеснул в её взгляде зеленоватый огонь, а по губам промелькнула стремительная улыбка… А может, я все это придумал чуть позже, или мне просто показалось?
Поднявшись в комнату, я осторожно рассказал ребятам об этом странном взгляде и улыбке. По их требованию я начал читать роман вслух. Впрочем, они достаточно быстро охладели, и я смолк. За субботу с перерывами прочел больше половины, и, наверное, окончил бы чтение в воскресенье, но в юной моей голове бродили какие-то смутные мысли. За ужином я стал проговаривать их вслух.
Почему Екатерина – ни с того ни с сего – предложила мне именно эту книгу? Да ещё и какую-то дефицитную, надо полагать? Я осторожно пролистал китайский роман, почему-то предположив, что там может быть спрятана записка.
Корнюха с Мартынюком посмеивались. Свой вывод о моей влюблённости в Катю они сделали давно, а теперь готовы были поверить и в ответные чувства с её стороны к такому простаку, как я, но просили доказательств. Восолатий сочувствовал. Он уже прошёл через влюбленность к Екатерине Марковне, и своё отстрадал месяца полтора назад. Мишка ходил вокруг меня кругами, вглядывался в лицо, как-то по-своему толкуя его выражения, пытался заговорить со мной, но не решался. Восолатию явно хотелось пострадать вместе со мной.
«Вань, может, за винишком сбегать? А? А потом песни попоем! А?» – Он хлопал по гармони ладошкой и замирал, прислушиваясь. Ему казалось, что я от безответной любви уже на грани.
Я же пытался разгадать, как мне казалось, ребус. Любовный, если хотите!
Итак. Всучила книгу. Есть! Сама предложила! Я про такую и не знал ничего! Хотя и раньше незнакомых авторов рекомендовала, но их книги на полке приходилось брать. А тут – вынула из ящика. То есть, специально припрятала! Сказала, что книга про любовь. Ага! Нескромная такая книжка-то: одни стихи чего стоят: "Детина, прямо скажем первый сорт, То в обращенье мягок он, то твёрд..." Ничегосеньки себе, да? Смотрела искоса. Улыбалась при этом загадочно! Книгу не в руки отдала, а положила на стол. Раньше также делала, но… впервые отбарабанила какую-то дробь. Стоп! Вот же он – ключ! А что если это ритм какой-то песни, слова которой многое мне скажут!?
«Мишка, слушай! Та-та та-та-та та-та-та, та-та-та та-та-та-та! – я отстучал ритм на табуретке. – Что это за песня? Ну!»
Мишка внимательно посмотрел в мои очумелые глаза, передвинул гармонь из-за спины на колено и пробежался по кнопкам. «На-шел те-бя я бо-су-ю, ху-ду-ю, без-во-ло…» – начал было он, но я возмущенный его, как мне показалось, нарочитой выходкой вскочил и пулей вылетел за дверь! Сбегая по лестнице, я все еще был во власти отстуканного ритма, и каждая ступенька была одним из тех ударов! Не добежав до первого этажа, я повернул обратно. О! Как же я сразу не догадался?!
«Сколько стуков, сколько стуков получается?!» – закричал я, распахивая дверь в комнату. Ошалевшие мужики, не успев удивиться моей стремительности, стали постукивать вразнобой по столу, а я уже схватил в этот миг книгу и раскрыл ее на пятнадцатой странице. Уголок страницы был загнут! «Вот! – торжествующе ткнул я пальцем, – я никогда не загибаю страницы в книгах, ни-ко-гда!»
В четыре пары глаз мы внимательно изучили всю страницу: увы, никаких надписей, никаких подчеркиваний, вообще ни одного рукописного знака. Я готов был сдаться, как вдруг увидел почти в самом центре страницы проколотую иглой букву «т». Я перевернул лист: на семнадцатой странице отверстие красовалось в центре буквы «ы». Я взял блокнот и на чистой странице написал «Ты». Андрюха с Васькой и Мишкой, как заворожённые, смотрели на меня.
«Ну… И что там дальше?» – Корнеев кивнул головой на книгу, а Восолатий глубоко вздохнул.
На девятнадцатой странице укол иглой попал на букву «м», на двадцать первой – на «н», на двадцать третьей – на «е». «Мне» – дописал я в блокнот.
«Ты мне…», – Васька прошептал это как приговор – твердо и решительно.
«О-хре-неть», – выдохнул Восолатий.
Я открыл двадцать пятую страницу, и мы обнаружили отметку у буквы «н». Двадцать седьмая подарила нам указание на «р». На двадцать девятой укол отыскался с трудом, пришлось просматривать страницу на свет – «а».
На тридцать первой и последующих нечетных страницах ничего не было, хотя мы вместе и порознь исследовали их в течение получаса.
«Ты мне нра…»
«Ты мне нравишься!» – почти выкрикнул Восолатий, смутился и отсел от стола на кровать.
Да, сомнений быть не могло! Это была хитроумно замаскированная любовная записка! А ещё – проверка на сообразительность! Но закончить её кто-то помешал. Да, наверное, я сам это и был! Друзья смотрели на меня почти с восхищением, даже взгляд Восолатия излучал почти отеческую любовь.
«Так. И шо ты будэшь дале робыты?» – спросил Мартынюк.
«Не знаю», – сердце моё что-то отстукивало, а мысли никак не хотели самоорганизовываться.
«Ответ надо писать, – Корнеев был категоричен, – тем же способом».
«И что он напишет, – подал голос с кровати Восолатий.
«Как что? И ты мне тоже», – Андрюха, казалось, был готов к его вопросу.
«Ну, прочтёт она это, а шо дале?» – Мартынюк дышал скепсисом.
«А вот когда прочтёт, да ответит, будем и думать!»
Я иглой осторожно наколол буквы из выбранного ответа, начиная с тридцать третьей страницы. Почему именно с этой? Не знаю. Васька предложил, а мы просто согласились. Восолатий придумал кодовую фразу, чтобы Екатерине сразу стало ясно с какой страницы ей нужно начинать читать ответ. Я должен был, войдя в библиотеку, поблагодарить девушку за такую интересную книгу, сказать, что признателен за подаренную возможность поотгадывать ребус, и что не сразу вчитался, и даже затормозил на тридцать третьей странице – тут сделать многозначительную паузу и желательно посмотреть в глаза девушке, а потом небрежно так обронить, что дальше чтение пошло как по маслу!
После работы я летел в общагу как на крыльях, даже длинноногий Мартынюк едва поспевал за мной. Восолатий же с Корнеевым отстали метров на двести, но когда я спустился с книгой на первый этаж, возле двери в библиотеку вдоль стены выстроились в ряд все трое. Они жаждали продолжения!
Кати за столом не было. Из-за полок доносился неясный шум и горячий шепот. Я осторожно кашлянул. Через секунду передо мной стояла она: раскрасневшаяся, с сияющими глазами и счастливой улыбкой!
«А, Иван, здравствуйте! Вот, знакомьтесь, Антон – мой жених. Я вам о нем рассказывала!»
Из-за спины Екатерины Марковны вышел на свет высокий молодой мужчина в форме летчика с лейтенантскими погонами. Мы пожали друг другу руки.
Я молча протянул Кате книгу.
«О, вот она, эта бедная книга! Вот, Антошка, смотри! – и девушка стала показывать её своему жениху. Тот понимающе кивнул, а Екатерина уже повернулась ко мне. – Представляете, Иван, я в пятницу подшивала листы после переучета, наколола палец о шило и столкнула со стола эту книгу. Она на пол упала и раскрылась, а шило возьми да и скатись со стола! Прямо вот так наискосок и воткнулось!» И Катя показала, куда и как вонзилось злополучное шило…
Я вышел из библиотеки, молча прошел мимо шеренги, в которой стояло уже человек на десять больше. Восолатий как-то сумел убедить всех пришедших, что сейчас в библиотеку входить нельзя, а вот когда оттуда выйдет один человек – влетай хоть все разом! Следом за мной вышел Антон, и ребята поняли всё без слов.
«Ну, что, я за вином сгоняю, или все вместе сходим?» – спросил Мишка.
Мы вышли на улицу, и я подумал, что треклятое шило царапнуло-таки немного и меня.
