Из всего большого корпуса текстов, написанных Солженицыным, я прочитал в разное время почти все кроме эссе, «Красного колеса» и «Двести лет вместе», теперь дошел черед и до его драматургии. Пьесы на самом деле довольно безобидные, и некоторые из них вполне могли быть поставлены на советской сцене: так например, комедия в стихах «Пир победителей», о которой спорят писатели на съезде (эпизод, описанный в мемуарах «Бодался теленок с дубом»), мол, она «непроходимая» и «клевещущая на советский строй», на самом деле остра лишь тем, что вводит в советскую драматургию образ власовца (как мы знаем, довольно неоднозначно оцениваемый автором), в остальном же она довольно беззуба. Вообще пьеса была первым литературным жанром, в котором Солженицын пробовал свои силы еще в лагере, оттого, чтобы текст запоминался лучше, автор его зарифмовал и заучивал потом наизусть. Так первая половина второй пьесы Солженицына – трагедии «Пленники» также, как и «Пир победителей» написана стихами (в то же время, что и упомянутая комедия), вторая же ее часть – прозой в Кок-Тереке.
«Пленники» острее «Пира победителей» во многом потому, что пытаются описать судьбу военнопленных, суды СМЕРША и НКВД, всю машинерию насилия, примененную карательными органами в отношении пленных (кстати, в тексте упоминается сталинская амнистия для дезертиров, так и не коснувшаяся пленных). Важное место в тексте трагедии занимает финальный диалог между пленным Воротынцевым и гэбистом Рублевым, в нем автор высказывается все, что думает о советском строе, в частности переосмысливает советские штампы в адрес дореволюционной России. Надо признать, что стихотворное оформление у Солженицына не самого высокого качества: рифмы неудачные в большинстве своем, прямая речь персонажей часто сильно обедняется тем, что помещается в прокрустово ложе рифм. Третья часть условной драматической трилогии «1945» драма «Республика труда», которую автор пытался впоследствии смягчить и неудачно переименовал как «Олень и шалашовка» (этот факт также описан в «Бодался теленок с дубом»), вообще представляет собой текст на производственную тематику, заставляя вспомнить целый ряд кинокартин вроде «Премии» Микаэляна или «Прошу слова» Панфилова.
Так четвертая и последняя пьеса Солженицына «Свет, который в тебе» (другое название - «Свеча на ветру») напомнила мне романы Курта Воннегута с их обличением технократии и сциентизма. Важно, что Солженицын писал пьесы на протяжении всего лишь десятилетия (с 1951 по 1960 годы), и когда он понял, что их никогда не поставят в Союзе, то перешел к другим, более продуктивным литературным жанрам. Все четыре пьесы, вошедшие в сборник драматургии Солженицына, очень недурны, но им не хватает той тотальности критики советского строя, что отличает, например, «В круге первом». Более того, в них, как и, допустим, в «Раковом корпусе», присутствуют признаки соцреализма как стиля: некоторые штампы, высокопарность даже плакатность идеологических характеристик пусть и с противоположным знаком. Однако, сильный нравственный пафос, свойственный русской литературной классике, есть и здесь, и он порой отчетливо конфликтует со стереотипами соцреализма.
Эта структурная неоднородность драматургии Солженицына, ее концептуальная прямота и простота в расстановке этически гомогенных героев заставляют говорить о том, что в наследии автора пьесы занимают не стоит важное место, как хотелось бы. Что и говорить, Солженицын был гением не во всех жанрах, его литературная и стилевая мощь лучше всего сказывалась в полудокументальном-полухудожественном исследовании. Что и говорить, будь Советская власть более дальновидна, она легализовала бы некоторые тексты Солженицына: поставив на сцене, например, «Пир победителей» или «Свет, который в тебе» (кстати, действие этой пьесы вообще происходит не в Союзе и могло бы стать сильным обличением бездуховности западной науки, кибернетики в частности) или опубликовав «Раковый корпус». Сделав это, власти во многом обезопасили бы себя от многих угроз и проблем. Однако, статус литературного изгоя, сильно озлобив Солженицына, дал ему сил противостоять системе и, в конечном счете – победить ее. В пьесах, написанных в 1950-е, это почти неощутимо, но и первый шаг в противостоянии писателя и неповоротливой машины советского государства был важен не только для самого автора, но и для всей истории русской литературы ХХ века.