Уже июль к катился к закату, а мамы всё не было. Приходили редкие письма, в которых она писала, что ухаживает за отцом, но оставить его пока не может, что очень скучает по ребятишкам. Сонька эти письма читала вслух бабке по нескольку раз. Баба Фёкла украдкой смахивала слёзы и говорила:
- Хоть бы уж поскорее приехала. Надо ж решать, что со скотиной делать – сено-то косить нонеча некому, да и доглядывать за ней трудно одной. Тута робят бы обиходить – не до скотины.
В магазин теперь ходили нечасто. Бабка давала деньги Соньке, и они вдвоём с братцем покупали, что бабка наказывала. Это было только самое необходимое: хлеб, сахар, соль и иногда растительное масло. Санька просил купить хоть немного конфет, но бабка не разрешала:
- Какие тебе конфеты? Ты жа видишь, живём пока на помощь людскую. Матка не работает – за отцом ходит. Когда они на работу пойдут – то только одному Богу известно.
От её слов становилось как-то пусто и очень грустно. Казалось, что эта безнадёга никогда не кончится.
Однажды утром Сонька проснулась от маминого голоса – она лежала с закрытыми глазами и не хотела просыпаться. Мама снилась ей часто, и как же не хотелось, чтобы этот счастливый сон заканчивался. Но родной голос не исчезал. Сонька, в конце концов, сообразила – мама и вправду дома… Она вскочила и, не одевшись даже, помчалась на кухню. Мама сидела у стола, уставшая, сильно похудевшая, с тёмными кругами под глазами. Сонька кинулась к ней, крепко прижалась к груди её и вдыхала, вдыхала этот такой родной и чуть подзабытый запах. Мама, обнимая, гладила дочку по голове:
- Здравствуй, здравствуй, моя хорошая! Вот я и дома. Как же я соскучилась.
А Сонька наслаждалась этой материнской лаской, понимая, что вот – вот проснутся Санька и Андрюшка, и мама будет обнимать уже их. Так и случилось. Сначала на материнский голос подтянулся Санька. Тот обниматься не стал – не мужское дело эти нежности. Но от мамы тоже не отходил, вертелся рядом. Видно было – соскучился, как этого не скрывал. А чуть позже проснулся Андрейка и безраздельно завладел мамой. Он взобрался ей на колени и разглядывал, будто не веря, что она тут, с ним рядом. Было понятно, что в ближайшее время сынок не отпустит её никуда.
- Мама, а папа как? Ему лучше? – спросила Сонька.
- Пока неважно, но обещают, что жить будет, - грустно ответила она.
Бабушка собирала на стол, тихонько ворча на внуков:
- Дайте ж вы ея отдохнуть-то. С дороги ж человек. Пусть хоть умоется – да за стол. И вы мойтесь идитя !
Мама умывалась одной рукой, не спуская с рук младшенького. Сонька и Санька оделись, умылись и сели завтракать. Они не верили своему счастью – мама дома!
Весь день ребятишки ходили за ней хвостом. Она мыла полы, топила баню, доила пришедшую с поля корову – дети тут же. Несколько раз мама пыталась о чём- то поговорить с бабой Фёклой, но дети крутились поодаль, и она замолкала.
К вечеру пришли из школы учителя, друзья матери и отца – разговора толком тоже не получилось - Сонька, Санька и Андрей не отходили ни на шаг. Бабка пыталась было отправить их на улицу:
- Идитя погуляйте. Дайте матери спокою-то. Не для ваших ушей разговоры взрослые.
Но ничего не получилось – соскучившиеся детишки не уходили, и бабка махнула рукой.
Очень поздно все наконец улеглись, и мама пришла в комнату к бабке, которую та делила с внучкой. Сонька проснулась от тихих голосов:
- Мам, там всё страшно. Челюсть раздроблена на мелкие части, зубы выбиты все, голова пробита. Сказали, что, если и жив будет, то инвалидом станет. Он в себя пришёл только на пятый день. Переворачиваю его, смазываю, чтобы пролежней не было. Он не говорит почти. В голову металлическую пластину вставили, челюсть собрали, наложили шины, но еще операция нужна. Будут из ребра в челюсть кость вживлять. Операций было уже семь - от наркоза он трудно отходит. Я всё время рядом – отойти нельзя. Врач разрешил в палате ночевать пока, но потом надо будет квартиру снимать. На всё деньги нужны – меня ж не кормят там. В столовую при больнице хожу. Там недорого, но всё равно деньги уходят. Жалеют меня и врачи, и сёстры – помогают, еду для меня приносят некоторые из дома. Мам, что с ним сотворили! Нелюди! Это ж надо так!
Сонька лежала тихо, боясь пошевелиться, дышала ровно, будто спала. А мама продолжала:
- Ко мне следователь приходил в больницу. Понимаешь, Толя отпускные учителям привёз в этот день. Об этом в деревне знали все – утром он должен был выдать деньги учителям. Эти двое извергов следили за ним, но не увидели, что он в школу заходил. Как-то проглядели. Все деньги он там в сейфе оставил на ночь и под охрану сторожу сдал. Получил только свою зарплату. Ему даже и отпускных-то не было еще. А они решили, что все школьные деньги у него дома. Он на рыбалку – они за ним. В деревне нападать не решились. Они били и спрашивали, где деньги. Он им говорил, что в школе. Не поверили! Избили, а, когда уже шевелиться перестал, затащили в лес и забросали ветками. Думали, что всё ему уже… убили. А сами домой к нам. Они искали деньги. Нашли его зарплату в серванте и забрали. Больше ничего и не взяли. Транзистор еще. Что у нас брать-то?
Мама заплакала тихонько. Бабушка обнимала её нежно и шептала:
- Ты плачь-плачь, доча, легче будет! Это ж какею силу нужно иметь, чтобы всё выдержать. И живуть же энтакие звери на белом свете. Лисапет его тута же нашли, недалЁко. Толя-то, видать, ночью очнулся да к дороге пополз – к жизни своей. Утром его уже мужики нашли не там, где он ране был. Я ходила туды. Господи, не приведи! Сколько жа крови там! Звери! Господь накажет их, помяни моё слово, накажет.
Баба Фёкла смолкла, утёрла слёзы и продолжила:
- Ты, вот, счас-то поплачь и уймись – детки у тебя. Мужа надо выхаживать. Ты теперича и голова, и шея в семье. Я-то помогу, но стара уже, да никто у нас не работает. Надо корову продавать – косить для неё всё некому. И деньги тебе нужны. А мы как-нибудь здесь…
- Мам, как же детки без молока?
- А как другия живут, так и мы! Не пропадём поди. Как ты думаешь, на какие грОши мы жили эти дни? Люди помогали – из школы кажную зарплату деньги несли. Видно, все собирали для дитёв твоих. Да, и деревенские несли кто масло, кто сало, кто мяса кусок. Картошку окучить помогли миром. Уважали нашего Толика тут. И жалеють как… Жить будем – не помрём!
Мама с бабушкой о чем-то еще шептались, но Сонька, устав прислушиваться, уснула. Она поняла, что мама не пробудет с ними долго – опять уедет. Спала девочка тревожно, металась во сне, ей всё время казалось, что она может что-то исправить – вот только, что сделать нужно, она не понимала никак.
***
Через два дня уводили со двора корову – любимую Красулю, которую вырастили из маленькой телочки. Бабушка и мама утирали слёзы, прощаясь с кормилицей. Соньке тоже было жалко их рыжую красавицу, но она старалась не реветь, понимая, что взрослым и без того худо. А корова смотрела на хозяев молча и укоряющее, только выходя со двора замычала протяжно и глухо, прощаясь с тем двором, где жила с детства.
А еще через день снова уехала мама. Сонька и Санька провожали её до пристани. Домой шли понурые и грустные.
Начиналась совсем другая жизнь.
Начало историй о Соньке и Саньке можно прочитать на моём канале в подборке "Неслухи"
Оскорбления, ненормативная лексика и грубость на канале запрещены.
Копирование текста и его фрагментов без разрешения автора запрещено