Неслухи

Сонька была не крещёной. Отец не разрешал этого таинства бабке, хоть она и пыталась несколько раз окрестить внучат, но крёстная, «лёлька», ей была всё же назначена – старшая сестра матери. Тогда так многие делали. Не окрестив отпрысков, крёстных всё же выбирали для ребёнка. Тётя Маруся, родная сестра мамы и старшая дочь бабы Фёклы, была Сонькиной крёстной. Виделись они редко. Дважды тётка приезжала в гости к ним деревню, а теперь к ней ехали они. Сначала на автобусе, потом на самолёте. Сонька впервые летела на нём...

Сонька и баба Фёкла прощались с родными местами последними. Все уже уехали – они остались вдвоём. Внучка дивилась гулкому эху в непривычно пустом доме, бабка, как неприкаянная, бродила из угла в угол, оглядывая стены, русскую печь, которая давала долгие годы приют всему семейству, садилась на свою, оставшуюся одинокой, кровать и задумчиво смотрела в пустоту. Сонька присаживалась рядом, привалившись к ней, и тоже молчала. Грустно и пусто стало в родном доме. Завтра и им предстояло уехать, но не на новое место, а в гости к бабкиной старшей дочери, Марии...

Отъезд из деревни был уже намечен. Через неделю ждали грузовик. Уехать должны были отец, мама, Санька и Андрюшка: мама с детьми на поезде, отец с вещами на грузовике. Они будут обустраиваться на новом месте, а баба Фёкла с Сонькой отбывали чуть позже - вначале к тёте Марусе, бабкиной старшей дочери, а потом уж оттуда, примерно через месяц, на новое место жительства. Сначала погостить к тётке хотели отправить и Саньку, но бабка очень этому воспротивилась: - Он тама чёй-нибудь отчебучит опеть...

Как же любила Сонька эти дни, когда бабка вдруг решала перебрать сокровища своего сундука, доступ к содержимому которого имела только она сама. Жил он, этот самый сундучище, в комнате, которую баба Фёкла делила с Сонькой. Огромный, с резной крышкой, с железным навесным замочком, который перекрывал доступ в его нутро всем любопытствующим, он занимал самый сухой угол возле тёплой печной стены. Сонька частенько зимними вечерами забиралась на него и читала, грея бока возле ласковой печки. И...

- Сонь, мы нынче в последний раз на пионерском костре в школе будем. Уедем же из деревни скоро. Надо бы придумать, чтобы он всем запомнился на всю жизнь. Только как? Может, у тебя есть идеи какие? – спросил Санька у сестрёнки, ближе к середине мая. - А он и так мне всю жизнь помниться будет, потому как последний. Я все костры помню, на которые мы ходили, даже когда октябрятами нас с собой брали. Всё помню, и как сало жарили и как картошку пекли, как костёр огромный горел, как Лилька песни пела под баян, а все подпевали...

Приближался праздник – главный день мая, День Победы. Готовились к митингу, каждый день в пионерской комнате стригли, вырезали, клеили, соревнуясь, у кого лучше получается - выдумывали подарки ветеранам, которые будут в гостях на этом празднике. Санька вместе со своими друзьями пропадал в школьной мастерской, оттуда слышались пронзительные звуки лобзиков и пил. Что там творилось, было строжайшим секретом. - Всё потом, всё потом увидите, - твердил трудовик, Александр Иванович, девчонкам, которые в это мужское царство не допускались...