Посмотрите, как интересно получается. На улицы вываливает куча наряженной публики, слышны звуки духовых оркестров. То тут, то там раздаются торжественно-восторженные речи, друг друга поздравляют со свободой! Эх! Какая жизнь настаёт-то…
А что же случилось? А вот что, под жёстким давлении Всероссийской октябрьской политической забастовки и полного паралича железных дорог, 17 октября 1905 года был объявлен Высочайший манифест, который, — вот ведь поразительно! — те, кого ныне без всякого основания называют либералами (на самом деле никакие они не либералы, конечно) нарекают началом просто-таки началом поразительных демократическим преобразований в Российской Империи, прерванным по их мысли — даже странно, что прерванных, правда? — Октябрьским переворотом, с которого и началась Великая Октябрьская Социалистическая революция.
Ну что ж, давайте посмотрим, а что, собственно, привело публику-то в восторг. Какая же такая особенная свобода была дарована этим манифестом?
Вот его текст:
БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ
МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ,
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ
ВСЕРОССИЙСКИЙ
ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ
и прочая, и прочая, и прочая
Объявляем всем нашим верноподданным.
Смуты и волнения в столицах и во многих местностях Империи НАШЕЙ великою и тяжкою скорбью преисполняют сердце НАШЕ. Благо Российского ГОСУДАРЯ неразрывно с благом народным и печаль народная ЕГО печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству Державы НАШЕЙ.
Великий обет Царского служения повелевает НАМ всеми силами разума и власти НАШЕЙ стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для Государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, МЫ, для успешного выполнения общих намечаемых НАМИ к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего Правительства.
На обязанность Правительства возлагаем МЫ выполнение непреклонной НАШЕЙ воли:
1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.
2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив этим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку.
и 3. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выбранным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от НАС властей.
Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению этой неслыханной смуты и вместе с НАМИ напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле.
Дан в Петергофе в 17 день Октября, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот пятое, Царствования же НАШЕГО в одиннадцатое. ⁂
Обратите внимание, что с одной стороны свободы согласно п. 1 этого манифеста — дарованные, но в то же время «незыблемые». Интересно, правда? Не признал он естественность этих свобод: действительной неприкосновенности личности, совести, слова, собраний и союзов, а именно, именно даровал.
Ну хорошо, пусть даровал, но свободы же, правда, уже после того, как преисполнилось его сердце от ѿ многꙑхъ смѹтъ и волненїи (отчего же им быть-то?) скорбью. Но всё же свободы⸮
А дальше интереснее: предусмотрено введение в Государственную думу тех слоёв населения, которые вовсе были лишены всякой прикосновенности ко власти, но… при этом формирование этой самой Государственной думы, уже идущее в это время, не приостанавливать. Знаете, тут я вспоминаю один случай.
У кандидата в народные депутаты СССР по одному из округов спёрли паспорт и на этом основании Окружная выборная комиссия отказывалась выдать удостоверение кандидата, и фактически он не мог вести агитацию,так как не был зарегистрирован, хотя вообще-то как раз на окружном предвыборной конференции, где он был выдвинут кандидатом, он получил наибольшее количество голосов. Так вот, он написал жалобу в ЦИК, и в конце концов его зарегистрировали и удостоверение выдали, однако на агитацию ему из месяца осталась одна неделя. Вот-вот… Но вроде бы все были в равном условии, правда? И до выборов был допущен «народный кандидат».
Так что, пусть всякое быдло зайчиком, зайчиком в Думу впрыгивает. Мы ж ему свободу дали.
А вот третий пункт замечателен: согласно ему Государственная дума из законосовещательного органа превращалась, нет, нет не в законодательный, а в законосогласующий и надзорный. Вот это как раз было действительно серьёзно… Но и это было сделано очень интересным образом: манифестом был предусмотрен лишь надзор над деятельностью поставленных, нет, не Думой, а исключительно всё тем же самодержцем властей, не о разработке законопроектов шла речь, а лишь об одобрении или неодобрении их. Вообще говоря, это могло привести к полному параличу законодательной деятельности, а надзор над не формируемым представительским органом правительства без всякой возможности повлиять на его деятельность — к бесконечной и бесплодной разговорной критике правительства.
Ну, в общем-то, ровно это и случилось, как мы помним.
При этом при всём за самодержцем оставалось право распустить Думу и ввести любой закон своей властью вопреки Думе.
Так скажите же мне, каким немыслимым пороком зрения нужно было бы обладать, чтобы по поводу этого Высочайшего манифеста устраивать народные гуляния с бросанием в воздух чепчиков по поводу, как сейчас изволят выразиться филистеры, «протоконституции»?
Но что правда, то правда, в Россию в этот момент получили возможность приехать эмигрировавшие левые политики, так как манифест готовился в глубокой тайне и внезапно свалился на головы как губернаторов, так и полиции, и они вовсе не знали как теперь вести себя ввиду этой «свободы».