Война глазами шестилетнего ребенка. Этот материал я получила от дедушки моей дочери, Виктора Степановича Авдеева. Ему - 88. Он бодро мыслит и хорошо пишет. Войну он встретил в маленьком старинном городке - Козельске. Сейчас это Калужская область, тогда была Смоленская. Как видят войну дети? В отличие от взрослых, они не могут её осмыслить, объяснить и занять в отношении её хотя бы какую-то жизненную позицию, а потому более беспомощны и даже совсем не защищены. Для них война навсегда - необъяснима. Событие - есть, смысла - нет.
Минимально редактировала записи, которые у меня оказались, почти ничего не меняя, чтобы сохранить и стиль, и ритм. Если просто читать текст, не ожидая какого-то эпатажа, эмоций и красочности повествования, то возникает именно оно - ощущение полной бессмыслицы, которая, тем не менее, реальна. Это просто происходит. Война в восприятии шестилетки.
На фото: С крохотной внучкой Сонечкой, моей дочерью.
Козельск - город в Смоленской области в 1940 году. Расположен на возвышенности, окруженной реками Жиздра, Другуска, Клютома и Орденка. С Юга на Север город пересекает большак по улицам Сенина, Большая Советская и Малая Советская. С Востока на Запад два Ж/Д пути Белёв – Сухиничи и строящийся Тула – Сухиничи. На реках находятся мосты. Мы живем в центре города, где почта, горсовет, прокуратура, сквер, Конная площадь (рынок) и школа.
Мне седьмой год, я в «матроске» гоняю обруч около дома. Сестры Тоня, Рая и Ира учатся в Смоленске в медицинском институте. В разговорах отца о войне я запомнил слова «Карельский перешеек». В доме на кухне перекладывают русскую печь. Помню и первый поезд по новому пути. Это в пятидесяти метрах от нашего дома.
Летом 1941 года объявлена война. Почувствовалась напряженность обстановки: суета, проводы, песня «В далёкий край товарищ уезжает». Мать отправила меня в школу, расположенную у бетонного моста через Другуску. В конце августа я узнал, как грохочут взрывы авиабомб. Бомбили Ж/Д вокзал. В конце сентября был налёт на город во время уроков. Схватив то, что было на парте, я кинулся домой… Около дома меня встретила сестра Шура, повелела идти домой и побежала искать Алексея, а он искал меня в школе.
Отец служил в горсовете по озеленению города. Через некоторое время отец на лошади ночью отвез нас в деревню Клюксы, к знакомым. Это в восьми километрах от нас. Взрослые выкопали яму – убежище в овраге. Помню, как они смотрели на пожар в Козельске. Горело «Заготзерно» и что-то ещё. Потом я увидел немцев на мотоциклах, собирающих «матка, яйки…» и забирающих птиц - кур, гусей, уток. И листовки – жёлтые листы. Это 8 октября 1941 года. Тогда я запомнил звук стреляющей пушки примерно от деревни Слаговищи в деревню Губино. Снаряды выли справа налево в направлении Козельска.
Спустя недели две, когда стало подмораживать, отец где-то «достал» лошадь и повёз нас в Козельск. Я с барахлом был на возу. Рядом шли родители и соседка Ильинична. Нас остановил немец. Он что-то балакал и потирал руки. Ильинична вытащила из кармана руку. Немец увидел перчатку и вырвал ее. Он стал допытываться нет ли еще их на возу. Проверил наши руки и отпустил. При въезде в город мы почувствовали запах пожарища… Во многих местах были кострища с обгорелыми винтовками. Многие дома были разрушены. Около раймага, у порога, я увидел труп человека спиной ко мне. Спина была без кожи, а к трупу привалилась убитая свинья…
Наш дом стоял. У дома были разрушены чердак с верхней частью стены и «парадный ход». Попали два снаряда. У рядом стоящего одноэтажного дома была разрушена фронтальная стена. Между нашим домом и почтой, стоявшие раньше гараж и дом тоже были разрушены. Людей в городе мы не видели.
Тем временем, родители обнаружили отсутствие сестер Шуры, Людмилы с Томарой и хозяйки, где мы жили. Вскоре пришла хозяйка и сказала, что их остановил около военкомата немец и заставил ощипывать убитых палкой гусей. Хозяйка - деревенская -быстро ощипала своего гуся и ее отпустили. Помогать другим не дали.
Продукты. С горящих зерновых складов отец привез несколько рогожных кулей горелой пшеницы. Мать опускала пшеницу в воду. Гарь всплывала, а целая и подгоревшая оставались на дне. Эту пшеницу ставила в печь, добавляла сала. К вечеру была вкусная каша.
Сало. В городе были три бобыля. Двое из них - Володя Тро-Тро и Витя Бобик – больные психически. Где они были при немцах не знаю. У Володи была мать. Третий – Чухин Василий Иванович был разнорабочий в Горсовете, он чинил тротуары, мостовые и т.д. Жил при бане и где придется. При немцах жил на бойне. Бойня была на южной окраине города, недалеко от реки Жиздра. Бойня работала. Василий Иванович с выброшенных кишок соскабливал сало и топил его в миске. Отец ночью ходил берегом Жиздры к нему за этим салом. В кухне нас было не меньше семи человек. Мать, я и Алексей спали на детской кроватке. Жителей в городе было мало, так как немцы заходили выпить. Однажды они налили выпивку в рюмку отцу. Он лежал. Эту рюмку он не пригубил, а поставил на подоконник.
В конце декабря почувствовалось волнение. Вечером ввалился немец, стал искать что-нибудь белое, схватил полотенце, а мать задела полотенце на его голове. Он злобно взглянул на нее, посмотрел на меня и выскочил.
Утром узнали, что Козельск освобождён. Кто-то принес бутылку с горючим. Отец чуть-чуть налил в крышку, зажёг, посмотрел на огонь и затушил его ногой в валенке. Этими бутылками была обложена столовая, в которую были собраны люди. Потом Борис Томилин (брат) привёл бойца, которого увидел из слухового окна, идущего по мосту от леса с востока. Его посадили на табурет в центре кухни и стали расспрашивать новости. Это был солдат первого конного корпуса под командованием генерала Павла Алексеевича Белова.
Вечером появился и сам Белов. Я запомнил его «сталинские» усы. Он сидел и крутил в руке лётные очки без правого стекла. Потом их оставил мне. Эта «игрушка» была у меня долго. Уже потом, взрослым, я понял зачем ему такие очки, когда ехал в дождь на своём мотоцикле.
Не помню, спустя какое время я с Алексеем и Борисом вышел из дома на улицу. На Конной площади около шоссе в южной части (снега уже не было) мы наткнулись на ящик с бомбочками. Мне понравились эти «игрушечки». Я взял одну за хвостик и приподнял, чтобы отпустить. Борис отобрал её у меня и не велел трогать. Это была миномётная мина. Игрушками у меня были гильзы, патроны, кожухи гранат.
Как-то приехал Евгений Васильевич Желтухин. Позднее я узнал, что он снабжал первый конный корпус. Мне он привёз «Сказки о царе Салтане». Заработала школа на улице Ленина. Сёстры с Евгением Васильевичем уехали в Москву. У нас появился Сергей Иванович Будников. Он дал нам авиационный телефон, а мне поиграть кинжал. Я этот кинжал взял в школу, тогда я ходил в первый класс. Учительница Наталья Лаврентьевна отобрала его и передала отцу. Отец наказал меня.
Козельск после освобождения стали бомбить и днём, и ночью. Отец фронтальное окно заставил брёвнами с улицы. К нам в кухню днём собирались соседи, как в бомбоубежище. Иногда было до пятидесяти человек. Кто-то залезал под печь. Потом бомбёжки были только ночью. Позднее я узнал, что недалеко от Козельска, примерно в десяти километрах, в деревне Хотенки появился аэродром «Нормандия-Неман». Отец начал уводить меня на ночь сначала на окраину города, а потом в деревню Нижние Прыски.
У нас появилась корова. Летом 1942 года немцы разбомбили стадо. Алексей, Борис и я пошли встречать коров за мост. Вышли раньше, чтобы нарвать былки (стебли) сергибуса и щавеля. Это в ракитках заречья. На заходе солнца увидели два самолета с востока. Стадо было видно. Пастух понукал его вдоль разбитой Белёвской железной дороги. Я не понял сразу, что происходит, увидев вздымающуюся землю. Потом услышал взрыв. Рядом был окоп. Мы легли в него. Борис снизу, я в серёдке, а Алексей сверху. Самолеты, сбросив бомбы, улетели. А мы пошли домой, сообщить, что живы и вернулись за коровами. Стадо было на месте. Знакомые (Алексанины) вели израненную корову. Одна из женщин стояла рядом с коровой, держа ее кишки в подоле. Соседка по дому свою корову не нашла. Корова Томилиных была убита осколком в голову. Наша корова стояла, но была ранена в живот. Мы смогли довести ее домой. Корову зарезали, мясо сдали взамен на обещание новой тёлки.
На наш огород с картошкой попало несколько бомб – считай, что урожай убран. Ещё, возвращаясь с Нижних Прысок, на берегу Клютомы увидел у кого-то снятый взрывной волной урожай капусты.
У нас в доме наверху поселились связисты. Кто-то из них принёс брошюру о Зое Космодемьянской. Потом они пришли с оружием и попросили отца уехать в деревню. Отец отвёз нас в деревню Копаново к Федосейкину Василию Павловичу.
Началась Курская битва. До сих пор не могу представить это: фронт с Севера на Юг 6000 километров.
На кухне у двери у нас был прикреплён авиационный наушник. От него мы слушали «В последний час» о Сталинградской битве. Запомнились фамилии Конева, Рокосовского, Ватутина, Говорова, Соколова.
Стали работать магазины, почта, больница. Помню врача Татьяну Александровну Лисовскую. Она лечила спрятанного солдата Советской армии от немцев.
У нас появилась корова Жданка. Мама вставала в четыре утра, доила её, а я брал сумочку, отгонял корову в стадо и на лугу собирал щавель для обеда.
Наш сосед Михайлов Фёдор Алексеевич работал бухгалтером на хлебозаводе. Летом сотрудники завода уезжали косить сено под село Ульяново, там, где был правый фланг Курской битвы. Отец договорился ехать с ними заготавливать сено и для нашей коровы. Там сделали общий шалаш. Я с отцом косил на отведенном нам участке. Там попадались следы битвы. Снаряды диаметром примерно 155 миллиметров, осколки, кости. Кто-то наткнулся на скелет. А мне запомнилась чёрная змея длиной не больше метра с высунутым раздвоенным языком. Она ползла вдоль канавы. Я замешкался, а отец заругался: «Подумаешь, змею увидел».
Было в конце войны: соль покупала мать у спекулянтки, взвешивая ее на безмене. Замазку делали сами. Отец принёс кусок, я спрашиваю: «Пап, Это халва?». Он говорит: «Халва, халва». Я: «Можно попробовать?». Отец: «Пробуй». Я: «А почему она не сладкая?». Он: «Ты не распробовал». Мука была дефицитом.
К 1945 году «верхние комнаты» отремонтировали. Коров гоняли в Зарецкое стадо. Война для нас закончилась. Но Зарецкие женщины говорили, что будет еще война с Америкой.
В 1946 году приехал брат Николай, больной туберкулёзом. Он устроился работать на механический завод. Когда ему стало лучше он поступил в Мичуринский сельскохозяйственный институт, но закончить его не успел – в мае 1949 года умер. Брат Алексей поступил в Тамбовский автомеханический техникум. Я стал работать пастухом 16ти коров, получал зарплату и даже платил налоги. В 1947м году послевоенная жизнь начала налаживаться. А я не хочу больше вспоминать войну. Спасибо.
PS Я больше ничего к текст от себя добавлять не буду. Не потому, что сейчас это опасно, а потому что и не требуется.
Ольга Авдеева, психолог, логотерапевт, журналист.